Барбаросса - Валентин Пикуль

Ростов… Все железные дороги от Ростова вплоть до Каспийского побережья были сплошь заставлены эшелонами с имуществом заводов, что эвакуировались, многотысячные толпы беженцев парились в теплушках, а пути были так забиты, что встречные воинские эшелоны не могли пробиться к тому же Ростову, чтобы вступить в битву с противником. Если в Сталинграде такая же «пробка» была оправдана тем, что Сталинград стал тупиковой станцией, то никак нельзя оправдать то, что творилось на путях от Ростова, а… кто виноват?

Виноват «главный сталинский стрелочник» Л. М. Каганович, что был наркомом путей сообщения. Сталин послал его и Берию навести порядок, чтобы помогали один другому в трибуналах, расстреливая людей, никак не повинных в том бардаке, который они же и устроили перед линией фронта, разрываемой танками Клейста. Страшно читать, что там творили эти два кремлевских опричника, на которых управы никогда не было. Обстановка на фронте под Ростовом была такова, что требовались сиюминутные решения, а товарищ Каганович сутками выдерживал путейцев и генералов в приемной: «Товарищ Каганович устал… Лазарь Моисеевич принять не может» и т. д. Наконец этот кремлевский «барин» допускал до своей персоны, перебирая в руках янтарные четки (зачем ему, еврею, четки католика – убей меня Бог, не знаю), и, выслушав доклад, он орал:

– Исполнить через три часа, иначе…

– Товарищ Каганович, и тридцати часов не хватит.

– Через два часа! Доложить лично, иначе…

И люди понимали, что иначе – расстрел! Ничуть не лучше этого сатрапа был и наш знаменитый маршал С. М. Буденный, приказы которого военным людям звучали в такой форме:

– Ни шагу назад! Так и объявить всем. А кто отступит, тому – камень на шею… и бултых в море!

Читатель, думаю, что с такими «полководцами», как Берия, Каганович и Буденный, мы не только Ростов, мы всю Сибирь могли бы отдать немцам. Когда задумываешься о любимцах Сталина, которым вверялась власть над миллионами наших солдат, то невольно возникает вопрос: как мы вообще эту войну с Германией выиграли?

Ростов… Не стало у нас Ростова: сдали.

………………………………………………………………………………………

Генерал Эрих Фельгиббель, давний приятель Паулюса (и кандидат на виселицу), хорошо наладил для 6-й армии радиодиверсионную службу, но русские теперь сделались осторожны, провокационные вызовы их частей под удары немецких «панцеров» или шестиствольных минометов кончались провалом. Мы уже не верили дружеским голосам – как по проводам телефонной связи, так и звучавшим в эфире. А то ведь раньше бывало и так:

– Коля, привет. Это я, комбат Шишаков. Выходи на разъезд пятнадцатый, тут фриц меня жмет… Выручай, дружище!

Раньше шли, но теперь поумнели:

– Сначала ты скажи, на какой улице жил я в Гомеле, ты же бывал у меня, вместе водку жрали. Я тебя выручу, но прежде назови имя моей жены, а заодно вспомни, какого цвета у меня шкаф стоял в коридоре… Что? Молчишь, гад? Соображаешь, что ответить? Ну и отвались к едрене-фене, не на такого напал…

А. М. Василевский вылетел из Москвы 23 июля, а через два дня – возле Калача-на-Дону – был предпринят контрудар. Конечно, за два дня невозможно подготовить наступление, многое было не согласовано, большинство частей еще находилось в степени первичного формирования, для иных танкистов первый выстрел в этом бою стал первым выстрелом в их жизни, а 4-й танковый корпус назывался (помните) «четырехтанковым», и этот анекдот-быль отражал всю слабость наших войск… Знал ли об этом Василевский? Да, знал. Но оправдывать его не стану, ибо Александр Михайлович после войны сам оправдал себя.

Бои у Калача разгорелись за день-два до снятия Тимошенко, а далее руководил Гордов. Я, автор, подозреваю, что если управление войсками им и не было совсем потеряно, то, думается, оно было почти потеряно. Будь это иначе, командиры полков и дивизий не получали бы от Гордова вот таких приказов: «Действовать самостоятельно в зависимости от обстановки». Иначе говоря, командующий фронтом, сам оставаясь как бы в стороне, всю ответственность за происходящее на фронте перекладывал на фронтовых командиров: с них и спрос…

Василевский выехал на фронт в район Калача-на-Дону, на окраине города велел адъютанту снять комнату в одном из домишек, из которого тот выскочил как ошпаренный:

– Не пускают! Там хозяйка полы красит.

– Нашла время. Или немца ждет?

– Да нет. Говорит, с трудом по блату краски достала. А теперь боится, как бы немцы не отняли. Вот и красит полы, чтобы добро даром не пропадало… Тоже дура хорошая. Тут земля трещит, страх да смерть ходят, а она с кисточкой ползает.

– Не вини бабу. Каждому свое, – отозвался Василевский…

Ему лишь накоротке довелось повидать Чуйкова – черного, как цыган, от загара, почти сожженного палящим солнцем. Возле него стоял худенький майор и блаженно улыбался.

– Контужен. Ни гугу не слышит, – пояснил Василий Иванович. – Четырнадцать танковых атак отбил и чудом жив остался. Тут и не веришь, да все равно взмолишься…

Обстановка под Калачом была тогда аховая! В полосе 62-й армии враг держал в кольце окружения наши дивизии. Паулюс вот-вот мог проломиться к Сталинграду. К. С. Москаленко командовал тогда 1-й танковой армией, которая только-только начинала формироваться, больше всего напоминая птенца, едва проклюнувшегося из яичной скорлупы. Вовсю квакали лягушки, тянуло сыростью – Дон-то рядышком… Ворчливо, словно выражая недовольство, начинали работать танковые моторы.

– Не имея полного комплекта – и принимать бой… неужели сразу с колес? – спрашивал Москаленко.

– Прямо с колес, – отвечал Василевский. – Положение сейчас таково, что требует от всех нас невозможного…

(К чести Москаленко, он позже полностью признал правоту Василевского, который и сам видел неготовность к контрудару.) Люди сознательно шли насмерть, от начальника Генштаба не укрылось, что в экипажах машин танкисты имели пистолеты.

– Чего это вы, ребята, так вооружились?

– Кончим себя, ежели понадобится.

– Так уж сразу?

– А живьем в этой банке жариться – лучше?

– Можно ведь и выскочить.

– Куда выскакивать? В лапы извергам? Нет уж…

Танкисты знали, что говорили. У немцев было такое правило: если схватят наших танкистов, выскочивших из горящего танка, они сразу обливали их бензином, и люди сгорали факелами – по этой причине возле подбитых танков всегда находили три-четыре обгорелых, как головешки, трупа. Танков Т-34 было прискорбно мало, больше устаревшие Т-70, у которых сразу два мотора: попади хоть в один, и танк полыхал костром. Немцы предпочитали бить даже не снарядами, а цельнометаллическими болванками, которые – даже в танке Т-34! – насквозь прошивали лобовую броню.

Василевский следил за ходом сражения из деревни Камыши, что близ города Калача, который вернее бы называть поселком. Гордову он, представитель Ставки, сразу дал понять, что его решения будут иметь большую значимость, нежели доводы Гордова. Авторитет Василевского прочно покоился на оперативной грамотности, на высоком воинском интеллекте, какими Гордов при всем его желании никогда бы не мог похвастать…

– Кстати, – сказал ему Василевский, – кажется, что Чуйков после Китая сразу вошел в атмосферу фронта?

Гордов согласился, отвечая, что генерал Чуйков среди многих недостатков обладает еще одним, непростительным:

– Терпеть не может начальства. Говоришь ему что, так он делает такую гримасу, будто его лимонами кормят.

Представитель Ставки от сплетен держался подальше:

– Я тоже не всегда бываю доволен своим начальством. Но приходится терпеть, как терпят нас и наши подчиненные…

В самый разгар сражения прорвалось! Гордов, обычно молчаливый, в условиях боя вдруг обрел небывалое красноречие, дополняя его в приказах по телефону виртуозными оборотами.

Василевский долго терпел, но решил вмешаться.

– Прекратите! – гневно вспылил он. – Так разговаривать с людьми можно только в том случае, если вы уверены, что ваш оппонент способен ответить вам такими же матюгами. Не забывайте, что вы разговариваете со своими подчиненными…

С самого начала сражения было видно, что возможен лишь частичный успех, но никак не решающий. Накануне вылета из Москвы Василевский глянул в сводку разведки: 6-я армия Паулюса имела 18 дивизий, насчитывая 270 000 солдат, она громыхала из семи с половиной тысяч орудий, минометов и огнеметов, ее таранную мощь составляли 750 танков, а с небес она была прикрыта воздушным флотом Рихтгофена… И вся эта масса людей и техники, скопившаяся в большой излучине Дона, теперь рвалась из этой излучины на простор, как хищник из клетки…

Василевский сказал, что главное – задержать врага, чтобы затрещали все сроки гитлеровских планов, заодно он спросил Гордова – сколько человек в дивизиях Паулюса? Гордов пояснил: в пехотных до 12 тысяч, а в танковых еще больше. При этом Гордов заметил, что на его фронте, прикрывающем Сталинград, есть такие дивизии, где едва наберется триста штыков.