Барбаросса - Валентин Пикуль

– Мой фюрер, кажется, ваш премудрый московский коллега Сталин решил обогнать вас, производя в месяц тысячу танков.

Этого было достаточно.

– Я, – закричал Гитлер, – вождь величайшей промышленной державы, опираясь в своих расчетах на величайшего гения, в поте лица своего выпускаю шестьсот танков в месяц, а вы… герр Гальдер… о чем?.. уберите эту фальшивку!

При этой сцене, довольно-таки грубой и непристойной, случайно присутствовал и фельдмаршал Манштейн, который не забыл всей картечи оскорблений, летевшей в сторону Гальдера. Но при этом Гальдер и далее раскручивал жернова гитлеровской ярости, которые его же и перемалывали.

– Мой фюрер, – вежливо, но ехидно сказал он далее, – вы жалуетесь, что при упоминании о Сталинграде у вас начинает болеть живот, и ваше гениальное предчувствие, как всегда, вам не изменяет… Сейчас возникло слишком высокое перенапряжение двух фронтов в группах «А» и «Б», что сказывается на состоянии нашей пехоты и танков. Вы требуете от войск небывалой твердости духа, забывая о том, что тысячи молодых немцев складывают в пирамиды свои головы и…

– Вы, – опять заорал Гитлер, – две войны подряд протирали штаны с лампасами на штабных стульях, и ваш мундир не имеет ни единой нашивки о ранении. – При этом Гитлер указывал на черную нашивку, украшавшую его мундир. – Как вы смеете судить о достоинствах германского солдата, который заставляет трепетать весь мир… даже небоскребы в Нью-Йорке сотрясаются от его могучей поступи! Да, мы будем в Сталинграде – это моя стратегия; да, наш вермахт прильнет к нефтяным скважинам Кавказа – того требует моя экономика…

Гальдер выбрался из барака фюрера распаренный:

– Фу! Как будто я побывал в русской бане, от чего меня избавь, Всевышний… Все я понял, а не понял только одного: кто этот гений, на которого опирается наш фюрер?

– Альберт Шпеер, – с усмешкою пояснил Хойзингер. – Но вы ошиблись, докладывая о том, что русские производят тысячу танков в месяц. Абвер уже располагает новейшими данными, что Сталин каждый месяц имеет две тысячи .

– Чего? – не сразу сообразил Гальдер.

– Конечно же, зубных щеток! – смеялся Хойзингер…

Мартин Борман, заправляя партийным аппаратом Гитлера, прибрал к своим рукам – заодно с партией – и самого фюрера.

– Да, мой фюрер, – говорил он, словно сожалея о чем-то, безвозвратно потерянном, – с Гальдером пора кончать. Мы избаловали этого баварца в удобной для него роли «голоса певца за сценой», а быть главным солистом в нашей прославленной опере он попросту не способен, ибо слишком зазнался и уже не внимает требованиям дирижера.

– Да, да, – соглашался Гитлер, – на его место я возьму человека с фронта, далекого от интриг в нашей лавочке, и чтобы он остался благодарен мне за выдвижение на высокий пост.

– Кто же это будет, мой фюрер?

– Я еще не решил. Но он станет распевать по тем нотам, в которые я ткну его носом… Йодль тоже заслужил хорошего пинка под зад! Но сейчас главное – Сталинград, при упоминании о котором у меня, это правда, схватывает живот…

Гальдер пролил слезу над урною своего дневника:

«Продолжающаяся недооценка возможностей противника принимает уродливые формы… О серьезной работе не может быть больше речи. Болезненное реагирование (фюрера) на вещи под влиянием момента и полное отсутствие понимания механики управления войсками…»

– Я буду противоречить фюреру до тех пор, пока он не вышвырнет меня на улицу, ибо никакими разумными аргументами убедить его сейчас уже невозможно. Фюрер перестал ощущать тлетворное дыхание катастрофы на Востоке…

Может, кризис верховного командования и не возник бы, если бы как раз в эти самые дни (последние дни июля) Гитлер не издал бы своей директивы № 45, ознакомясь с которой Паулюс сказал:

– История этой войны – после ее завершения! – будет напоминать потомкам творения Гомера, в которых мы так до конца и не выяснили – где тут правда, а где тут вымысел…

Было ясно одно: Гитлер готовил Паулюсу небывалое возвышение, но прежде, нежели он возвысится, ему предстояло обязательно взять Сталинград и распять его…

До сих пор движение 6-й армии к Волге считалось едва ли не вспомогательным, дабы прикрыть северные фланги фельдмаршала Листа, но постепенно Сталинградское направление становилось чуть ли не самым главным. Паулюс в разговоре со Шмидтом сказал, что в этой директиве № 45 он обнаружил некоторые детали своего плана «Барбаросса»:

– Конечно, смешно было бы мне обвинять фюрера в плагиате. Зато как приятно вспомнить о лирических вечерах в милом Цоссене, когда из сада чудесно благоухало резедой и левкоями.

Артур Шмидт всегда был далек от лирики:

– Но теперь мы хотя бы точно знаем, что от Сталинграда нам уже не отвертеться. А ведь я иногда думал, что за Доном кампания и закончится. Чем только мой чертик не шутит!

………………………………………………………………………………………

Еще день-два, и наступит роковое 25 июля, на которое планировалось захватить Сталинград…

Устремляя свою армию к этой цели, Паулюс был далек от нее, он захватывал лишь пустое пространство, но русские ловко выкручивались из его оперативных клещей, которые он раскалял докрасна в ночные часы раздумий над оперативными картами; выскальзывая из окружений, русские тут же создавали новые очаги обороны. Это немало удивляло Паулюса, и он частенько цитировал слова Фауста, обращенные к Мефистофелю:

– Ты много совершил чудес. Так выиграй сраженье, б е с!..

Ганс Дёрр, участник событий, после войны писал:

«Командование русской армией продемонстрировало редко отмечавшуюся ранее гибкость в управлении войсками и уверенно определяло момент для перехода от отступления к упорной обороне».

Недаром же Паулюс в раздражении признавал:

– Наступать русские еще не умеют, но отступать уже научились… Когда же закончится это соревнование? Русские получили от меня достаточно оплеух, но ринга еще не покинули. За это время они даже стали мастерами маневренных отходов, чему раньше их не обучали и к отступлениям не готовили. Но будет скверно, если они освоят приемы охватов и окружений… Впрочем, – говорил Паулюс, – мы наблюдаем только свои трудности, и мы еще не знаем, каковы трудности противника. Думаю, они не меньше наших…

Свою особую директиву № 45 от 23 июля 1942 года Гитлер открывал голословным утверждением: «Лишь весьма незначительным силам противника из армий Тимошенко удалось избежать окружения…» Далее (цитирую выборочно) Гитлер ставил задачи для группы «А»: «…форсировать р. Кубань и захватить возвышенную местность в районе Майкопа и Армавира… захватить Черноморское побережье… захватить район Грозного и частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги по возможности на перевалах… ударами вдоль Каспийского моря овладеть районом Баку». Для группы армий «Б» Гитлер ставил такие задачи: «…нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и нарушить перевозки по реке (т. е. по Волге. – В. П .)… выйти к Астрахани и там тоже парализовать движение по главному руслу Волги… Степень секретности: «Совершенно секретно. Только для командования».

Первая же фраза возмутила «доктора» Отто Корфеса:

– По мнению Гитлера, противник уже поставлен на колени и с коленей не поднимается. Отсутствие пленных не есть ли прямое доказательство того, что именно значительные силы противника окружения избежали? Наконец, если мы желаем нанести русским решающее поражение, то для этого прежде необходимо знать, что русские собрали против нас именно свои главные силы, а потом их уничтожить. Но у меня нет уверенности ни в одном из этих факторов.

– Доктор Корфес, – отвечал Паулюс генералу, – я не смею отказать вам в парадоксальности мышления, но… Что вас смущает в этой директиве и в том, что вы наблюдаете?

– Гитлер, надо полагать, инстинктом определил, что именно под Сталинградом завязывается главный узел русского сопротивления. А смущает меня, – пояснил Корфес, – только календарь, ибо через три дня кончается намеченный ранее срок взятия Сталинграда, но мы, наша хваленая Шестая армия, застряли в излучине Дона и…

– Я с вами откровенен! – перебил его Паулюс. – Мы уже на пороге цели. Но, как любит выражаться наш фюрер, «без приближения окончательной победы». Я не наблюдаю осмысления всего происходящего в верхах – на высотах ОКВ или ОКХ, и, сколько бы я ни испытывал ювелирные приемы оперативного построения планов, все равно… – Возникшая пауза требовала заполнения, и Паулюс признал: – Нам в чем-то отказано, а в чем именно – этого я еще не могу понять. Думаю, это «что-то» и есть роковой фактор удачи, о котором не раз говаривал еще Фридрих Великий. У нас немало побед, зато нет удачи…