Колесо превращений - Николай Петри

— Ну и ладно! — не унимался Ухоня. — Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!

— Ухоня!

— Не приставайте! Все равно ничего не скажу!!

— Тогда спокойной ночи, — примирительным тоном произнес Милав. — Я все равно обо всем узнаю. Завтра. После того как ты разболтаешь об этом первой же смазливой служанке.

— Да что бы я?! Рассказал?! Служанке?! — Ухоня на секунду замер. Хотя… почему бы и нет? — Ухоноид помолчал. — Но я все равно сердит на тебя, напарник, — напомнил он.

— Я это вижу… — отозвался Милав. — Давай-ка лучше спать…

Глава 14

СПОКОЙНЫЕ ДНИ

ГОЛОС

… Относись к сомнению с большой опаской… Ты никогда не задумывался над тем, что чаще всего люди отождествляют это чувство с червем? С длинным, омерзительным червем, способным не только на разъедание твоей души, но и на питание твоими страхами, отчего он — если не лишить его питательной среды может превратиться в настоящего дракона. Этот дракон в состоянии уничтожить не только тебя, но и всех твоих близких. Так что обрати свой взор на здоровую, разумную пытливость, противостоящую дракону. Сомнение ведет к извращениям, которые толкают человека прямо в объятия предательства. Только свободное, смелое, ни чем не ограниченное допущение является спасением. И древняя мудрость гласит: «В слове „допустить“ заключено ВСЕ!»…

Милав оказался прав — не успели они проснуться, как ухоноид начал сыпать недвусмысленными намеками:

— Люди должны знать своих героев в лицо?

— Конечно, должны.

— Они имеют право знать всю правду?

— Конечно, имеют.

— Ну, так в чем дело?

— А в чем дело?

— Вам совершенно безразлично, как мне столь успешно удалось осуществить мою миссию!

— Нам не безразлично, — возразил Милав. — Просто я хотел, чтобы ты обо всем рассказал в присутствии доджа Горчето — уж он-то оценит совершенное тобой по заслугам!

— Ты серьезно?

— Абсолютно!

Скоро их действительно позвали к хозяину замка. Трапеза была долгой, и Ухоне удалось-таки блеснуть своим рассказом, а Милав улучил минутку, чтобы переговорить с Витторио.

— Скажите, Чезаротти, вы составляли планы тайных ходов для доджа Горчето?

— Не один годо! Но дело есть еще много!

— А почему вы не рассказали об этом мне и Ухоне, когда мы отправились в замок? Это могло бы существенно облегчить нашу задачу.

— Я на трезво головано давано клятво-ручительство, что от меня никто плано не узнавано!

— Что ж, похвально, — отозвался Милав, которого благородство Витторио не оставило равнодушным. Но тень сомнения не улетучилась.

После застолья все отправились смотреть главный трофей — дормез (огромную карету), в которой в замок Пяти Башен прибыл черный маг. Доскональный обыск ничего не дал — найденные вещи могли принадлежать любому богатому путешественнику и ничего не говорили ни о краях хозяина дормеза, ни откуда он прибыл. Однако Милав, используя свою способность видеть мировые линии событий, все-таки взял себе кое-что на заметку…

Когда интерес у присутствующих к дормезу сбежавшего мага поиссяк и возле кареты остались только Милав, Кальконис, Ухоня и двое стражников, поставленных для того, чтобы отгонять многочисленных зевак, ухоноид обратился к кузнецу:

— Вам в бегстве черного колдуна ничего не показалось странным? Почему-то даже между собой они не называли мага Аваддоном, словно боясь, что едва прозвучит его имя — проклятый чародей мгновенно явится на зов.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Милав.

— Бегство было паническим. Это совсем не похоже на… на того, кто доставил нам столько неприятностей.

Милав задумался.

— А что скажете вы? — обратился он к сэру Лионелю.

— Простите, я почти ничего не понял из происходившего, но, судя по словам Ухони, подобное бегство не в характере… чародея.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво произнес Милав. — Мы застали… черного мага в тот момент, когда он абсолютно не был готов к атаке. А вид раскрывающейся перед ним бездны заставил его запаниковать. При таком раскладе навряд ли у него оставалось время понять что-либо. Тем более я передавал образы такой силы и яркости, что сам верил в существование происходящего!

Ухоня ничего не сказал. Но было видно, что он остался при своем мнении.

В замке Пяти Башен они провели несколько спокойных дней. Отсыпались, отъедались, впрок запасались положительными эмоциями, потому что едва ли стоило рассчитывать на подобное к себе отношение где-нибудь еще. Додж Горчето вел себя весьма тактично и ни разу не осведомился у Милава о цели его путешествия. Кузнец оценил это и даже успел привязаться к старику, чувствуя в нем родственную душу.

Но время неумолимо текло. Настало утро, когда Милав объявил доджу Горчето о своем отбытии. Старик отговаривать кузнеца не стал, сказав только, что в этом замке, пока он жив, всегда будут рады тем, кто помог восстановить справедливость. Милав ответил ему тем же:

— Чем длиннее путь, тем больше ценишь настоящих друзей…

Единственное условие, которое выдвинул додж Горчето, — Милав должен взять с собой провожатых: в лесах по-прежнему скрывалось множество разбойников. Милав поблагодарил старика и провожатых взял.

— Но только до границы ваших владений! — сказал он, и старик согласился.

Собрались быстро. Додж Горчето выделил из своих конюшен трех отличных скакунов и основательно снабдил путешественников провизией и питьем.

Когда все было готово к отправлению, случилось событие, имевшее в будущем самые важные последствия: Витторио Чезаротти категорически заявил доджу Горчето, что отправляется вместе с Милавом. Кузнец этим заявлением был поражен не меньше владельца замка. Тем более что между ними за время их недолгого знакомства не прозвучало ни слова на эту тему. Додж Горчето пытался отговорить «картографа», но тщетно — Витторио стоял на своем, заявив, что он устал от гор, хочет вернуться домой и ему как раз по пути с Милавом.

Пришлось спешно искать достойную лошадь и экипировать красавчика Витторио в дорогу. Таким образом, стены крепости покинули сразу двенадцать всадников: Милав, Кальконис, Ухоня, Витторио и восемь воинов-провожатых.

Сам додж Горчето изъявил желание проводить путников до развилки дорог: одна из них поднималась в сторону гор, а другая петляла по предгорью, плавно спускаясь к равнине. Последняя и вела к границе владений доджа Горчето. А были земли его велики — несколько дней конного пути в сторону Великой Водной Глади.