Колесо превращений - Николай Петри

— Наверное, Ингаэль знал об этом, раз обосновался именно в ней? предположил Милав.

Додж Горчето промолчал.

Время стремительно приближалось к вечеру, а решение еще не было найдено. Ухоня, которого Милав отправил за Витторио и перевертышем, вернулся с ними. Милав, едва взглянув на Черкарчикага Боррогоса, радостно воскликнул:

— Есть выход!

Додж Горчето и четверо викингов внимательно выслушали его план. Был он безумен и не подчинялся никаким законам логики, но… обещал стопроцентную победу! Додж Горчето согласился, тем более что садившееся солнце оставляло на все про все не более двух часов.

Милав сразу же приступил к осуществлению своего замысла, главная роль в котором отводилась несостоявшемуся магу Боррогосу.

Ухоня позволил себе усомниться, что «вечный ученик черного мага» добровольно рискнет своей жизнью. Но ярл Гельтр, оказавшийся в эту минуту рядом с ухоноидом, вытащил свой боевой топор и продемонстрировал перевертышу, что будет с ним в случае отказа — одна из дверей разлетелась в щепки. У Боррогоса, с ужасом наблюдавшего за викингом, не нашлось веских аргументов, чтобы отвергнуть предложение Милава. Он согласился.

Ухоня получил от Милава исчерпывающие инструкции и, продолжая оставаться невидимым, умчался в сторону Южной Башни. Четырем викингам кузнец тоже дал соответствующие указания — они заняли свои позиции. Оставался Боррогос — самое важное и самое слабое звено замысла. Но особых проблем с несостоявшимся магом не возникло: либо зрелище сверкающего топора ярла Гельтра так его заворожило, либо он рассчитывал честно заслужить прощение старого хозяина. Как бы там ни было, Боррогос беспрекословно выполнил все, что Милав от него требовал.

Едва солнце скрылось за гольцами и на землю опустились первые сумерки, операция, высокопарно названная Ухоней «Большое Возмездие» (как будто возмездие бывает маленьким!), началась…

Сигналом послужил шум на верхних этажах Южной Башни — там, где находились личные покои Ингаэля Пьянчуги. Милав подал знак, и они с Боррогосом стремительно пробежали к стенам. Сгущающиеся сумерки прикрыли их, и большую часть пути до массивных ворот в основании башни они преодолели незамеченными; потом, выбежав на открытое место, Боррогос (который принял облик законного владельца замка Пяти Башен Ингаэлья Пьянчуги) заорал во все горло:

— Ворота! Скорее откройте ворота! Меня преследуют викинги!

За дверями произошла суматоха. Стражники ясно видели, что к ним приближается их молодой хозяин, но никто из них не помнил, чтобы он покидал стены башни. В то же время многие были наслышаны о тайных ходах, прорытых из башни в башню, и сомнение поселилось в их душах. Шум наверху усилился, и никто не мог понять, что там творится. А Ингаэль Пьянчуга был уже у самых ворот и продолжал неистово вопить:

— Да открывайте же, вы, олухи!!

Это был точно голос Ингаэля — тонкий, писклявый.

— Мерзавцы! Вы хотите, чтобы вашего хозяина разорвали на куски какие-то северные варвары?!

В этот миг из темноты вынырнуло несколько фигур и с громкими проклятиями кинулось к стенающему Ингаэлю. Тотчас наверху раздался ужасный грохот, и стражники, растерянные и сомневающиеся, бросились исполнять приказ.

Дверь распахнулась. Милав толкнул Боррогоса-Ингаэля вперед, а сам отстал, якобы помогая стражнику закрыть ворота. Он даже и засов — массивный дубовый брус — взял в свои руки. Но только для того, чтобы… от души приложить ближайшего вига! Противники растерялись на одно мгновение, а потом со звериным рыком кинулись на Милава, не успевшего достать Поющий Сэй-ен и отбивавшегося подручными средствами. Ему нужно было продержаться всего несколько секунд: громкий топот за спиной недвусмысленно говорил викинги уже близко. Но секунды бежали невероятно долго! Не менее дюжины воинов набросились на Милава, стремясь вытолкнуть его вон. Спас его тот же дубовый брус — кузнец схватил его так, чтобы он, зацепившись краями за выступы каменной кладки, закрыл нападавшим проход. И чем яростнее они напирали, тем меньше у них было шансов одолеть кузнеца…

Неизвестно, сколько бы еще смог продержаться Милав, работая только руками, которые он превратил в молоты, если бы не подоспели викинги, а за ними и остальные воины доджа Горчето.

Участь мятежников была решена — не прошло и получаса, как их небольшими группами стали выводить из башни и отправлять в сырые подвалы, где еще утром томились люди доджа Горчето. Судьба сыграла с мятежниками злую шутку, поменяв их ролями с недавними жертвами. Ингаэль Пьянчуга тоже не ушел от возмездия — додж Горчето распорядился поместить его в ту же самую клетку, в которой он сам едва не закончил свои дни…

Победа была полной.

В замке ликовали.

Однако радостный исход не затуманил голову доджа Горчето, он не забыл позаботиться о безопасности вновь обретенного замка: количество стражи на стенах было увеличено, число факелов удвоено. В подземельях мятежников для надежности приковали к позеленевшим от времени медным кольцам. Замок готовился к обороне на тот случай, если покинувшие его горгузы захотят вернуться.

Всю ночь горели костры, звучали голоса, играла музыка — праздник так праздник!

Милаву, Кальконису и Ухоне отвели покои в Круглой Башне, стоявшей в самом центре замка (Боррогоса кузнец лично отвел в подвал и выбрал для него кольцо помассивнее, понадежнее, пообещав похлопотать за него… потом… как-нибудь). В той же башне расположились Витторио (в своих старых покоях), додж Горчето и четверо викингов, которых старый хозяин уже попросил возглавить его личную гвардию. Ярл Гельтр не отказался.

… Милав с большим удовольствием оглядел огромную кровать, накрытую драгоценным покрывалом.

— Неужели мы будем спать на этом? — изумился он.

— Чур, я сплю слева! — воскликнул Ухоня, пробуя покрывало на вкус и говоря: — А ничего!

— Ухоня, здесь три кровати, — возразил Милав, — я не собираюсь делить с тобой свою постель!

— Подумаешь! — фыркнул обиженный Ухоня. — Как жизнью своей рисковать так Ухоня, а как отдохнуть не по-звериному — поди прочь!

— Не говори ерунды — тебя никто не гонит, — возразил Милав. — Выбирай любую кровать и ложись на здоровье. Вы не против, сэр Лионель?

— Разумеется, нет!

— Не нужны мне ваши подачки, — продолжал возмущаться ухоноид. — Вот лягу под дверью — пусть все видят, как вы обращаетесь с ветераном, которого беспокоят многочисленные раны!

— Если бы они меня так беспокоили! — с завистью проговорил Милав.

— Ну и ладно! — не унимался Ухоня. — Никому не расскажу, как мне удалось запереть Ингаэля в его покоях. Подумаешь! Это же такой пустяк!