Избранное - Леонид Леонов

Фёдор. У доктора да нету… Смешно!

Ольга (примирительно). Я на днях зарплату получила. (У нее всё падает из сумочки при этом от спешки.) Возьми, купи себе… только там, там…

Анна Николаевна. Убери свои деньги, Ольга. (И вдруг, сорвавшимся голосом.) Подлец… как тебе не стыдно! Волки, убийцы в дом твой ворвались, девочек распинают, старух на перекладину тащат… а ты пьяный, пьяный приходишь к отцу. Ты уже сдался, сдался им, бездомный бродяга? (Мужу.) Он трус, трус…

Таланов (дочери). Уведи на кухню. Фаюнин услышит.

Ольга. Мама, пойдём, мамочка. Там, за печкой и поплачешь. (Беря её под руку.) Он сейчас уйдёт. Осталось же в нём хоть немножко сердца. Он уйдёт...

Анна Николаевна. Бог его накажет... пусть бог его накажет!

Ольга увела плачущую. Фёдор выдерживает пристальный взгляд отца.

Фёдор. И опять сорвалось. Вот три дня мотаюсь по городу... и всё додумать не умею. Сто миллионов разве меньше, чем я? Мелькнёт ниточка и рвётся. Озяб я... Дай мне лекарство, отец, чтоб спалило всё внутри... Дай!

Таланов (не сразу). Хорошо, я дам тебе лекарство, сильней которого нет на свете.

Фёдор (хрипло). Сейчас дай.

Таланов. Сейчас дам. Выпей его залпом, если сможешь.

Он неторопливо отдёргивает весёленькую занавесочку. Сперва и не поймёшь, в чём дело. Сгорбясь, сидит Демидьевна, поглаживая кого-то, лежащего на кровати и накрытого почти с головой. Из-под одеяла посверкивают горячечные точечные зрачки.

Можно к вам, Демидьевна?.. не задремала?

Демидьевна. Не может. (С глухой мужицкой лаской.) Спи ты, касатка. Спи ты, яблонька моя полевая. Спи…

Таланов. Вот тебе лекарство, Фёдор. Оно на человечьей крови замешано.

Фёдор (почти спокойно). Кто же это?

Таланов. Ты видал её у нас. Смешную Аниску помнишь? Она. Ей пятнадцать. Их было много, рыжих, беспощадных. Твоя мать нашла её уже на дровах, в сарае. Всю в занозах.

Демидьевна. Была смешная, да и ни смешиночки в ей не осталося.

Аниска (высвободив голову и каким-то дрожащим, пылающим голосом). Ска-азку давай… баушка. Где ты там, где?

Демидьевна. Тут я, тут, яблонька. (Напевно и меланхолично.) И вот, махонька моя, лишь успел он вымолвить своё прошенье, глянь — идут к нему полем четыре великих мастера. За руки дёржутся, голова в облаках. Один в сером, другой в полосатом пальте, в белом третéй, а четвёртый в чёрном. Ветер, дождь, мороз-воевода…

Аниска (с проблеском сознанья). А в чёрном-то кто же, баушка?

Демидьевна. А в чёрном пальте — солнышко. В чёрном-то, чтоб ему ненароком не спалить чего. Оно куда и полюбовно глянет, а там огонь бурлит.

Аниска заулыбалась, довольная, поднялась на локте. Демидьевна откидывает со лба её волосы.

И пошла меж их дружная работа. Ветер пыхтит — дорожки подметает, дожжик рощу моет, а солнышко радугу над воротами ме-елким гвоздичком приколачивает…

Фёдор (грубовато, тронув Демидьевну за плечо). А ну, пусти меня посидеть близ неё, нянька.

Демидьевна смотрит на Таланова, тот утвердительно кивает.

Таланов (вполголоса). Приподними её немножко.

Демидьевна. Подымайся, звёздочка. Ты его не бойсь. Это сынок хозяйский, Фёдор Иваныч. Он тебе пряничек преподнесёт.

Безотрывно, опершись локтем в колено, Фёдор смотрит в горящие глаза Аниски.

Фёдор. Есть у ней кто-нибудь из родни-то?

Демидьевна. Были. Были у ей и браты, соколиной рати. Один-то убит, в десантной части. А другой и пононче бессонно бьётся. Танкист он подмосковный. Одна я у ей тута. А и самоё-то утресь завязало в узелок, и развязаться не могу.

Фёдор (в самые глаза). Здравствуй, Аниска.

В лице Аниски родится ужас.

Аниска. Ой, беги, беги… они тебя за шею повесят, беги-и!

Она бессильно отваливается к стене. Фёдор поднимается, разминаясь.

Фёдор. Хватит мне, пожалуй. Уж больно жжёт…

Демидьевна (Таланову). Спиночку-то ейную не показать ему? Спиночка-то всея сургучом закапана. (Решительно Аниске.) Сыми, давай, рубашечкю-то, чернавушка. Пускай Фёдор Иванович посмотрит. Он из путешествия воротился, ещё не знает…

И уже начала было приподымать розовую, с прошивками, ольгину сорочку, но Таланов остановил её, а Фёдор уже отошёл.

Таланов (поверх уже задёрнутой занавески). Лекарство пора, Демидьевна… Вот и всё, Фёдор. Ну, спать нам тебя положить негде, а уж ночь во дворе…

Фёдор (смотря на свой портрет). Слушай… у тебя здесь никого нет?

Таланов. За дверью — Фаюнин, а здесь — нет. А что?

Фёдор. Поцелуй меня, отец. В лоб. Вперёд и за все разом поцелуй… Можешь?

Таланов криво усмехнулся на непонятную просьбу сына. Вернулась на цыпочках Ольга. И вдруг оказывается, сами того не замечая, все смотрят на один и тот же предмет: тазик с ярко-красными бинтами после перевязки. Ольга делает порывистое движение убрать таз, и это выдаёт тайну. Сдержанное лукавство проступает в лице Фёдора. Зайдя сбоку, он сильным и неожиданным движением сдвигает ширму гармоникой. Там стоит Колесников.

Э, да у вас тут совсем лазарет. Комплект!.. Ну, как, приятно стоять за ширмой?

Ольга. Понимаешь, он случайно вывихнул руку, и вот…

Фёдор (насмешливо). Не вижу смысла скрывать… что к врачу на приём зашел такой знаменитый человек. (В лицо.) А за вас большой приз назначили, гражданин Колесников.

Колесников. Мне это известно, гражданин Таланов.

Фёдор. И всё-таки за тебя — мало. Я бы вдесятеро дал. (Чётко и не без вызова.) Вникни, старик, в мои душевные переливы. Сейчас я пойду из этого дома вон. Пока не выгнали. Никаких поручений мне не дашь?.. Могу что-нибудь твоим передать, а?

Колесников. Да видишь ли… нечего мне передавать. Да и некому.

Фёдор. Та-ак, понятно… Как говорится в романах: и он удалился, низко опустив голову. Зря зашёл, наследил только. (Наклонясь к ногам.) Вы чего тут наделали в благородном семействе?.. Пошли вон!

И действительно создаётся впечатление, что это устыженные ноги торопятся вынести его из дома. Все тревожно провожают его взглядом: какую решимость уносит он под этим шутовством? Ольга, не выдержав, рванулась вслед.

Ольга. Теперь ты сможешь заработать кучу денег на водку, Фёдор!

Фёдор обернулся на эту пощёчину. Высоко приподняв бровь, он обводит всех почти смеющимися глазами. Потом резкий поворот, рывок в дверь, что-то упало на кухне, — и молчание.

Он всё любовь свою переживает, шут гороховый…

Таланов. Это ты зря сделала, Ольга. Теперь, я боюсь, вам придётся быстро уходить отсюда, Андрей Петрович.

Колесников двигается к выходу. На пороге его останавливает вернувшаяся из прихожей Анна Николаевна.

Выпусти Андрея Петровича.

Анна Николаевна (шопотом). Нельзя. Во дворе какой-то человек стоит. В шляпёнке. Мычит и весь дрожит при этом.

Таланов. Может, больной ко мне?

Анна Николаевна. Какие же теперь больные! Не думаю.

Ольга. Как же Фёдор-то ушел в таком случае?

Анна Николаевна. Значит, не Фёдор ему нужен.

Двустворчатая дверь торжественно открывается. В одной жилетке, с приятностью в лице, в упоении от достигнутого могущества, входит Фаюнин. Сзади, с подносом, на котором позванивают налитые бокалы, семенит Кокорышкин. Шустренькая мелодия сопровождает это парадное шествие.

Фаюнин. Виноват. Хотел начерно новосельишко справить… А у вас гости, оказывается?

Выхода нет. Точно в воду бросаясь, Анна Николаевна делает шаг вперёд.

Анна Николаевна. Гости и радость, Николай Сергеевич. Только что сын к нам воротился.

Таланов. Через фронт пробирался. И, как видите, пулей его оттуда проводили.