Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид

к тому же у всех выходов из долины стоят часовые, так что вся равнина, строго говоря, одна тюрьма.

Санхес, освобожденный от ремней, стал делать приготовления. Он крепко привязал буйволову кожу на спину мустанга, затем повел его под уздцы и заставил сделать несколько кругов по одному и тому же следу. Когда лошадь освоилась с местом, наездник выпустил повод и как-то особенно гикнул. Мустанг тотчас поднялся вскачь и ровным коротким галопом проскакал несколько раз по намеченному кругу. После двух или трех кругов Санхес вспрыгнул на лошадь и, встав на голову, держась руками, проехал таким образом перед индейцами.

Навагой впервые видели такую штуку; восторгу их не было конца. Они заставляли повторять фокус до тех пор, пока лошадь не покрылась вся пеной, а Санхес не покраснел, как петух.

Несмотря на усталость, он сошел с арены, показав индейцам все свое искусство, и удивил их вполне.

По окончании карусели пленников опять отвели к реке. Санхеса между ними уже не было. Его искусство спасло ему жизнь. Навагой возвели его в сан учителя верховой езды, но запретили ему водиться с другими пленными. Прощаясь и пожимая им руки, Санхес сказал:

— Бедные друзья! Завтрашний день страшит меня за вас. Постараюсь придумать что-нибудь для вашего спасения. Не унывайте, соображайте и взвешивайте обстоятельства. Ах, только бы нам выиграть время!

И бравый наездник, уходя от них, пытливо смотрел на окружающие горы и леса, как бы отыскивая в них точку, откуда могла явиться помощь несчастным пленным.

Глава XXI

БИТВА НА КРАЮ ПРОПАСТИ

На следующее утро, перед солнечным восходом, навагой отправились в лес, нарезали там прутьев и, возвратясь, стали наряжаться к празднику. Часовые отвели пленных к храму. На этот раз несчастный Генрих мог видеть свою Зою довольно близко. Девушка с террасы протягивала к нему руки и, как бы потеряв представление о расстоянии, готова была ринуться к нему вниз; руки подруг удерживали ее на месте.

Зоя узнала своего жениха, несмотря на пороховую копоть, покрывавшую его лицо, на всклоченные волосы, на грязь и кровь, которыми была запачкана его одежда. Несмотря на связывавшие его веревки, Генрих два раза вставал на ноги и пытался бежать к храму, но оба раза падал на землю. В отчаянии, сознавая свое бессилие, он лежал распростертый на земле и видел, как Зоя упала наконец без чувств на руки своей матери.

Сам Генрих тоже потерял сознание на некоторое время, по крайней мере, он не понимал того, что происходило вокруг; все чувства и ощущения притупились, как бы замерли в нем. Когда наконец он пришел в себя, все приготовления к жестокой забаве были сделаны. Индейцы встали в два ряда друг против друга, образовав живую аллею на протяжении нескольких сотен метров; ширина аллеи была три шага; каждый индеец был вооружен прутом. Пленные должны были пробежать по этой аллее под градом ударов. Тому, кто пробежит через всю аллею и благополучно достигнет горы, была обещана жизнь.

Генрих решил, что будет защищать свою жизнь до последней крайности. Не раз за эти дни, когда он обдумывал план бегства, ему вспоминалось то время, когда он так тяготился своей, ни для кого не нужной жизнью, как искренно желал умереть; вспомнился Севрэн, вырвавший его из этой мрачной апатии. Да, тогда было совсем другое: он был один, а теперь не то. Ценою всевозможных страданий и усилий он хотел жить во что бы то ни стало, чтобы свидеться с Севрэном и Сэгином, чтобы общими силами потрудиться для освобождения дорогих пленниц и теперешних своих товарищей по несчастью. В его душе теперь было столько новых чувств, новых привязанностей, что в нем пробудилась жажда жизни. Он весь погрузился в мысль о побеге. Успех Санхеса подал и ему некоторую надежду. Но прежде всего надо было раздобыть оружие. Он был очень искусен на бегу и мог бы спастись даже без оружия, благодаря одной быстроте своих ног. Но что если между навагоями найдется такой же быстроногий? Чем оборониться? Его могут убить, конечно, это он знает, но такую скорую смерть он предпочитает тем мучениям, которые ожидают его завтра. Итак, с оружием или без него, он решился попытать счастья, хотя бы за эту попытку пришлось заплатить жизнью.

Барнея развязали, он должен был бежать первым. На том месте, откуда начинался бег, стояла кучка навагоев. И старики, и дети, и больные — все пришли, чтобы насладиться зрелищем.

И уж, конечно, никому из присутствовавших краснокожих не приходило в голову, что один из пленных замышляет в эту минуту бегство, бегство с равнины, покрытой сотнями людей, где все входы и выходы заняты часовыми, где пасется стадо мустангов, готовое к погоне.

Бедняга Барней тронулся в путь. Он был плохой бегун: не дошел и до половины аллеи, как упал под ударами палок. Его, окровавленного и без чувств, вынесли под насмешки толпы. Второго, а за ним и третьего пленного постигла та же участь. Очередь была за Генрихом.

Его развязывают. Он потягивается и разминает затекшие руки и ноги, собирается с силами, призывает всю свою энергию и бодрость для предстоящего дела. Сигнал подан. Индейцы становятся на места и потрясают своими палками в ожидании начала бега и начала истязаний.

Дакома все еще стоит позади Генриха.

Одним взглядом Генрих определяет расстояние, отделяющее его от Дакомы, отступает назад на несколько шагов как бы для разбега и, поравнявшись с навагойским вождем, быстро оборачивается к нему, мгновенно вырывает у него томагавк из-за пояса и заносит его над головой Дакомы, но тот успевает уклониться от удара. Ударить во второй раз уже нет времени. Генрих, как бешеный, бросается бежать… но не по аллеи, где стоят в два ряда молодые воины, а в сторону стариков; те выхватывают ножи, чтобы преградить дорогу беглецу и уложить его на месте, но Генрих делает необыкновенно высокий прыжок через головы некоторых, других отталкивает в сторону и бежит — бежит стремительно по равнине к лесу. Через минуту все летят за ним в погоню.

Генрих бежал по избранному