Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид

Подъезжая к жилищам, они увидели нескольких навагоев на террасах, те, приняв их за своих, вернувшихся с удачной погони, стали перебегать от одного дома в другой и сзывали народ, по улицам раздавались радостные восклицания. Отряд, избегая улиц, стороной пробирался к храму.

Добравшись до него, все двадцать человек соскочили с лошадей и бросились к лестницам. На террасах храма уже стояли женщины и с любопытством смотрели на это шествие. Сэгин узнал между ними Адель; он схватил ее и запер в одну из внутренних комнат. Минуту спустя госпожа Сэгин и Зоя были в объятиях капитана; Генриху достался поцелуй от невестиной матери, а сама она счастливо улыбалась ему сквозь обильные слезы. Другие пленницы были тут же. Не теряя времени на рассуждения, Сэгин всех их запер и к дверям приставил людей с револьверами в руках. Все это совершилось очень быстро. Вдруг дикий крик, раздавшийся снизу, дал знать, что хитрость их открыта. Вопли ярости и отчаяния раздавались повсюду. Воины со всех сторон стекались к храму, засвистели стрелы, но вот среди шума и гама раздался призывный сигнал рожка.

Армия выступила из леса и галопом понеслась к городу, тут она разделилась на три отряда, чтобы произвести нападение с двух сторон. Несмотря на град стрел, поразивший немало народу, охотники ворвались в улицы, и тут началась ожесточенная борьба. Сражались во всех концах города. Отряд, предводительствуемый Эль-Солем и Севрэном, направился к храму. Убедившись, что пленницы в безопасности, охотники спешились и бросились в дома, выбивая оттуда защищавших их воинов; терраса каждого дома делалась местом ожесточенной схватки. Женщины с распущенными волосами и дикими воплями бегали по улицам или укрывались в лесу. Испуганные лошади кидались из одной улицы в другую и, волоча ремни и повода, скакали в поле. Те, которые были заперты, ржали, бились и вырывались на волю, проломив плетни и загородки. Всюду было невообразимое смятение.

Генрих был только немым зрителем этой кровавой драмы. Он охранял дверь, за которой находились пленницы. С его возвышенного поста ему видны были все подробности битвы. Много людей падало с той и другой стороны, так как навагой защищались отчаянно. Генрих, однако, не сомневался в исходе борьбы: у белых слишком много накопилось обид, воспоминания о которых удваивали их храбрость. На их стороне был и перевес в оружии, так как длинные индейские пики, столь опасные в открытом поле, при данной обстановке, в тесноте, теряли свои преимущества.

В то время, как взоры Генриха скользили с одного дома на другой, он увидел на террасе соседнего дома страшную сцену, поглотившую все его внимание.

Двое сцепились на крыше в ожесточенной борьбе не на живот, а на смерть. Это были Дакома и Эль-Соль. Генрих узнал их по одежде. У навагоя была пика, у марикопы — ружье, прикладом которого он действовал, как дубиной. В ту минуту, когда Генрих взглянул на них, Дакома отступил на шаг, направил пику и, прежде чем Эль-Соль успел отпарировать удар, вонзил ее ему в плечо. Генрих вскрикнул, он ждал, что друг его тотчас падет мертвым. Но каково же было его изумление, когда он увидел, что Эль-Соль, невзирая на торчащую в плече пику, с поднятым томагавком бросился на Дакому, раздробил ему голову и поверг к своим ногам, но тут же и сам с пикой в плече упал на труп врага. Через несколько мгновений он с большим усилием приподнялся, высвободил пику и, наклонясь через перила, закричал ослабевшим, но все-таки торжествующим голосом:

— Сюда, Луна! Смотри, я отомстил за смерть нашей матери!

Генрих видел, как девушка поднялась на крышу, вслед за нею Гарей, как тот взял на руки раненого марикопу, потерявшего сознание от последнего сделанного усилия. Рубе, Севрэн и еще некоторые подоспели на помощь и осмотрели раненого. Генрих не смел покинуть пост, ему вверенный; он следил с тревогой за осмотром раненого, за выражением лиц своих друзей. Благодаря Бога, марикопа ранен хотя и тяжело, но не смертельно. Это утешительное известие принес Севрэн своему брату…

Сражение кончилось. Оставшиеся в живых навагой бежали в лес.

Цель похода достигнута: большое число пленных, которых родные считали давно погибшими, освобождены. Ясно, что после такого урока навагой надолго потеряют охоту к набегам. На другой день, на восходе солнца, армия прошла ущелье и направилась к снежным горам.

Этот переход по степи вознаградил Генриха за все перенесенные труды. Он выполнил задачу, на него возложенную, исполнил данный обет и заслужил руку Зои. Он неустанно оберегал свою невесту, несмотря на подшучивания Севрэна, который говорил, что Генриху обошлось довольно дорого излечение от мизантропии, и спрашивал, не чувствует ли он опять приступов этой болезни.

Воспоминание о недавних опасностях и лишениях возвышало ценность наступившего благополучия, которым так заслуженно наслаждался теперь молодой человек. Он отходил от Зои разве только для того, чтобы взглянуть на Эль-Соля, которого несли на носилках, несмотря на упорно выражаемое им желание ехать на лошади. И каждый раз Генрих видел по обеим сторонам носилок Луну и Гарея. Эль-Соль быстро поправлялся. Страдания от раны не уменьшили его обычной прозорливости, и он отлично подметил однажды улыбку Генриха, когда тот смотрел на Луну и Гарея в то время, как они усердно хлопотали около носилок марикопы.

— Отчего бы и нет? — сказал Эль-Соль, как бы в ответ на невысказанную мысль Генриха. — Не лучше ли нам слиться с белыми, чем враждовать с ними? Любовь не выше ли ненависти? Людские племена разве не сестры по природе и не созданы для того, чтобы восполнять друг друга? Или вы скажете мне, что это рассуждение краснокожего?..

Генрих взял Эль-Соля за руки и, крепко пожимая их, выразил ему при этом удобном случае всю любовь и уважение, которые он питал к нему.

Луна и Гарей отошли между тем в сторону. Марикопа, сконфуженный похвалами Генриха, продолжал:

— Сестра моя во многих отношениях совершенная дикарка, но у нее благородная душа, и я очень рад, что она наконец оценила преданность и любовь этого славного юноши, который любит ее уже два года. Что касается меня, то я только наполовину индеец и не