Волчица советника - Елена Литвиненко

Да какого черта! — рванула я поводок. Узорный серебряный браслет, вязь рун, переливающийся бриллиант… «Теперь уже я считаю ограничитель отличной идеей». Чтоб тебе икалось, любезный братец! Почему он и граф считают меня безответственной дурочкой?

И только лежа в холодной постели, я сообразила, что Раду пропустил перевязку. А ведь это вредно, может нагноение начаться! Вывернувшись из-под одеял, я перерыла встроенный шкаф и прикроватный сундук, нашла чистые полотенца и, оправив сорочку, побежала вниз.

На полпути остановилась.

А если он подумает, что я на футон посмотреть решила? Что тогда?

Но и перевязка нужна…

Я потопталась на месте и все-таки спустилась на первый этаж. Пожалуй, я сразу расставлю раис над рунами, объяснив, зачем пришла. Еще лучше, если Раду выйдет в зал — здесь лавки, мне будет удобнее, если не придется ползать вокруг графа на коленях. В конце концов, он мой сюзерен, и я должна о нем заботиться, хоть он и скотина редкостная… Он же ухаживал за мной, когда я болела!

Я подкралась к приоткрытой двери в комнату графа, заглянула в щель и застыла, уронив полотенца: Йарра сидел на низкой скамье, а прямо перед ним распростерлась на полу обнаженная женщина, укрытая плащом распущенных черных волос, — та самая служанка с дорогим гребнем. Прижимаясь лбом к половицам, она на вытянутых руках протягивала графу моток грубой веревки, точно такой же хранился в замковых покоях Его Сиятельства. Йарра еще сказал, что мне рано знать о подобном, когда я его нашла. А сам… С этой…

Граф что-то сказал, я не расслышала, и островитянка подползла ближе, положила ладони ему на грудь. Йарра запустил руку в ее волосы — а дальше я не смотрела. Подобрала полотенца и на цыпочках вернулась в спальню. Бросила ткань в сундук, спряталась под одеяла и закрыла глаза. Не буду плакать.

— Ты зачем пришла?

— Я соскучилась по вам, господин. Из-за войны вы совсем забыли о вашей Мэй-Лин…

— Выразишь почтение и радость утренним массажем. Иди.

Обычно покорная, Мэй-Лин замотала головой, подползла ближе.

— Не гоните, господин! Позвольте служить вам, мне плохо одной, плохо без вас!

Островитянка попыталась прижаться к его плечу, и Йарра, досадливо поморщившись, запустил руку в ее волосы, удержал.

— Мэй-Лин, иди спать.

— Я не могу спать без моего господина, — прошептала женщина. — Не могу спать, не могу есть, все мои мысли только о вас… Позвольте мне остаться!

— Уходи, — оттолкнул ее граф. — Одевайся и уходи.

— Это все из-за нее, господин? Из-за леди Орейо, которую вы привезли с собой? — заглянула ему в глаза Мэй-Лин. — Но она же не любит вас! Вы ей безразличны, это все видят! Вы не нужны ей!..

— Замолчи, — рыкнул Раду. — Не заставляй меня пожалеть, что я купил тебя!

— Я умею все, что вы любите, я знаю, что вам нравится, господин! Я помогу вам забыть ее! Эта лизарийка просто недостойна вас!

Женщина вскрикнула, когда он схватил ее за локоть и вытолкнул в обеденный зал, выбросил кимоно.

— Сделай так, чтоб я тебя не видел, или вернешься к отчиму.

На ладонях остался запах жасмина. Раду тщательно вымыл руки, лег, наматывая на кулак шелковую ленту, пахнущую вербеной, — это успокаивало. После нескольких месяцев в море потолок раскачивался, как если бы граф лежал в гамаке, и Раду быстро уснул. Снилась Лира — смешной хомяк, набивший рот суши, и еще не решивший, проглотить или выплюнуть. Сверху сыпались лепестки абрикоса.

К приему Протектора меня готовили, как праздничного каплуна. Скребли, скоблили, чистили, мариновали в какой-то гадости, смывали ее травяными жгутами — я так Ворону растирала после галопа, обмазали лицо и шею пажитником, а волосы — маслом жожоба и смесью корицы и меда; служанки массировали меня, терли, споласкивали, полировали, и при этом ни на секунду не замолкали, чирикая на своем языке, какая у меня замечательная кожа, как безответственно я ее изуродовала загаром и что-то о несчастных цветах,[43] пока я не велела им заткнуться.

— Вы знать тирокко, госпожа?

— Как видишь.

— Простите…

Настроение было отвратительным. Эдакая веселая злость, когда хочется язвить и говорить гадости, еще лучше — с улыбкой что-нибудь разбить, в идеале — о чью-нибудь голову. Йарры, например. Или Тимара. Или Сэли — не знаю пока за что, но обязательно придумаю. Вот такие у меня с утра неприличествующие леди желания.

Но мужчин не было, были служанки, срываться на которых — мелко и низко. После окрика они и так на цыпочках ходили и, кажется, даже дышали через раз.

— Госпожа, встаньте, пожалуйста…

Я поднялась из травяной ванны, и меня окатили теплой водой, а потом запихнули в чан с — не поверите — молоком. Только не козьим, которое любила Галия, а ослиным. Мягким тампоном стерли пажитник, нанесли увлажняющий крем, отмыли волосы от меда и масла, ополоснули их разведенным лимонным соком, чтобы блестели. Потом я, завернутая в банную простыню, грелась на солнце, а служанки, щелкая ножницами, осторожно срезали посекшиеся кончики.

Разложенный на кровати наряд в точности соответствовал вкусам Его Сиятельства: плотный оливковый шелк, скромный вырез, аккуратный воротничок и едва заметная золотая вышивка по подолу, а под платьем — тончайшее безобразие сорочки, нижних юбок и коротких, куда более коротких, чем требуют приличия, кружевных панталон. И чулки с подвязками чуть выше колена.

Кукла. Пухлые щечки, розовые губки, сияющая после отбеливания кожа, перевитые лентами золотые косы — ярмарочные крендели по бокам головы. Тонкие пальчики вцепились в веер — но это от волнения. Леди Лорда-Адмирала не положено мечтать вбить чертов веер адмиралу в глотку.

— Господин ждет вас…

— Передай, я сейчас спущусь.

Ревновать Йарру глупо. И унизительно. Доверять ему — глупо вдвойне, сколько раз ведь уже обжигалась! Правильно Тим говорит, ничему меня жизнь не учит. Для графа важны только его собственные желания, на остальное — и остальных — ему наплевать. Значит, мне плевать на него. Есть Его Сиятельство Раду Виоре, и есть шильда Лира. Есть флер, и есть поводок. Есть уроки графа, желающего меня использовать, и есть карта на стене: Джун-Джун, Мабуту, Араас, Оазисы — когда-нибудь я обязательно там окажусь.

— Госпожа…

— Иду.

А что больно — это ничего, это пройдет. Я же сильная. Это даже Рох говорил.

Йарра ждал меня у лестницы. Смеющийся, растрепанный, с лепестками абрикоса в волосах, в распахнутом колете, он казался очень молодым и беззаботным, как Койлин, и сердце снова кольнуло. Вот он заметил восхищенный взгляд Фьюйза, повернулся, шагнул ко мне. Поймал мою руку и поднес ее к губам.