Сыны Тьмы - Гурав Моханти

дернулась, вырываясь из его хватки. Аплодисменты смолкли. Музыка резко оборвалась. Все глаза – черные, сверкающие злобой и ненавистью, обратились на нее. На арене воцарилась тишина, прерываемая лишь невнятным скрипом вращающегося колеса. Все ждали, что скажет царевна.

– Я не выйду замуж за агхори!

Шакуни усмехнулся. Гвардейцы строем шагнули вперед. Намины взревели. Все, что творилось после этого, было как в тумане. Вознесенный в вышину агхори был забыт. С галереи рештов кто-то закричал:

– Раз она может выбирать, что не выйдет за решта, значит, может и выбрать, что не выйдет за намина!

– Как ты смеешь сравнивать рештов с наминами? Богохульство! Мы здесь не останемся!

– Что ты имеешь в виду, ты, лысый ублюдок? Думаешь, мы, решты, ниже, чем ты?

– Ты жалкий пес, решт! Как ты вообще смеешь со мной разговаривать?!

– Я не собираюсь с тобой разговаривать, ублюдок, я просто плюну в тебя! – И решт плюнул намину в лицо.

Намины разъярились так сильно, словно он осквернил храм. Они рванулись к оскорбившему их решту, осыпая его ударами. Остальные намины заголосили:

– Посмотрим, как царевна откажется выйти замуж за агхори! – И, рванувшись вниз с галерей и рядов, они бросились к помосту, да так, что пучки волос на их лысых блестящих головах подпрыгивали от возбуждения.

– Намины пытаются напасть на царевну из кшарьев! – воскликнул лорд Дхармею из Сиви, вскакивая на ноги и призывая своих собратьев-кшарьев защитить царевну от насильственного брака с намином. – Станьте в круг вокруг нее!

Многие кшарьи бросились в бой, стараясь защитить платформу, на которой все еще стояла бледная, с расширившимися от страха глазами Драупади. Но женихам и гостям не разрешалось приносить оружие на сваямвар, а без мечей кшарьи были бессильны против толпы, которая превосходила их численностью в три раза.

Один из кшарьев заметил это:

– Зачем мы защищаем ее? Надо похитить царевну! Это преподаст ее отцу урок – он унизил всех кшарьев невыполнимой задачей! Этот конкурс был изначально сфальсифицирован!

По воздуху, переворачиваясь и блестя на солнце, пролетела бутылка, врезалась в голову этому кшарью и разлетелась на сотни осколков.

– Эй, говнюки! Что вы ссоритесь и сплетничаете, как торговки рыбой? – проревел господин Хариванш из Касмиры с восточной галереи. – Забудьте о царевне, вы, похотливые глупцы! Эти неотесанные варвары опозорили нас. Опозорили нашу честь. Опозорили нашу касту. Если мы не можем прикоснуться к их священным книгам, то и они не смогут прикоснуться к нашему оружию! – Его лицо было багровым от ярости.

Многие кшарьи закивали в знак согласия.

– Но, господин Хариванш, – заговорил стоявший рядом с Карной Кету, – что мы можем сделать? Мы дали клятву не причинять вреда победителю сваямвара.

– О господа, – сказал Висока, – мы дали клятву не причинить вреда претенденту, который победит на сваямваре. Но этого некроманта и язычника нет в официальном списке! На него не распространяется клятва. И лорд Хариванш находится в своем праве! Если мы позволим агхори уйти, от этого родится новый Паршурам! Преподадим же им урок!

Громко и пронзительно закричала женщина в толпе. Шишупал повернулся на звук. В центре арены один из агхори, огромный – как ни посмотри – мужчина, пытался защитить агхори-победителя, как раз отбивавшегося от стаи взбесившихся кшарьев. Гигант отломал бамбуковое перило и вскинул его вверх, защищаясь. Но почему вверх? И лишь после этого он увидел, что акробаты срываются из своих клеток, метя остро заточенными фальшивыми когтями в горло гиганта и победителя. Многие намины бросились спасать победителя из их касты, но акробаты кружились подобно шелковым драпировкам, вонзая и рубя своими длинными когтями. Зачем они вмешались в бой?! – задался вопросом Шишупал. – Что им нужно? Разве что только они…

– Акробаты-убийцы, – серьезно сказал Бахлика. – Сын!

– Уходим, отец, – согласился Бхуришравас.

– Судама, мы должны идти! – Карна, схватив племянника за руку, повернулся к выходу.

– Но, дядя, посмотри! – Судама ткнул пальцем, и все взгляды сошлись туда, куда он указывал. Стоявший на платформе Дриштадьюмна выкрикивал приказы охранникам, а ошеломленный Сатраджит замер в своем кресле. Один из музыкантов отбросил в сторону лютню и, выхватив кинжал, перерезал Сатраджиту горло. Так запросто погиб наследник трона Панчала. Но, прежде чем музыкант успел кинуться на Друпада, панчалские охранники ударили его ножом в грудь, и он рухнул на землю.

К этому времени все уже выли, рыдали или кричали. Женщины и мужчины орали, и эта какофония была способна оглушить даже мертвых. Арена внезапно наполнилась людьми, бегущими в никуда, спотыкающимися и падающими. Безумие распространялось, как пожар в сухом поле.

Стражники бросились на помощь Дриштадьюмне. Во время этой потасовки лестница, по которой можно было подняться на царскую платформу, упала на землю. Шишупал видел, как один из танцоров кривым ножом вспорол живот панчалскому охраннику, спешащему к помосту Драупади. Лорд Дхармею, который вел кшарьев, охранявших усыпанную цветами лестницу к царевне, вцепился в танцора и повалил его на землю. Он уже почти задушил его до смерти, как из одной из клеток вырвалась оранжевая вспышка. Огнеглотатель.

Все замерли, пораженные безумством, разворачивающимся вокруг.

– Яйца Вайю! – воскликнул Бахлика. – Сколько здесь убийц?

Огнеглотатель вновь украдкой полез в сумку и что-то засунул в рот. С его губ сорвалось пламя. Будь у господина Дхармею время, и он успел бы пригнуться, но сейчас он просто мгновенно вспыхнул, крича от боли, когда его шелковое одеяние загорелось. Клетка огнеглотателя скользнула по натянутым канатам к агхори, которые отбивались от акробатов. Пиромант высыпал в рот еще одну чашку и выплюнул жидкий огонь через трубочку. Огонь змеей обвился вокруг агхори, которые успели отскочить, спасаясь от пламенного гнева, но три акробата сгорели на месте.

Агхори, выигравший сваямвар, сбил один из драгоценных камней на бронзовой арке, а затем пращой швырнул этот камень в лицо огнеглотателю. Тот как раз пытался вновь выплюнуть пламя, когда камень врезался ему прямо между глаз, и он упал навзничь, осыпая себя каплями жидкого огня. Пламя обрушилось на него, как огненное облако, и крики его на крыльях боли вылетели меж прутьев его клетки – а та, загоревшись, с оглушительным грохотом рухнула с каната вниз.

Пламя поползло от клетки вверх по обвитой виноградной лозой веревке, которой был привязан верблюд, вращавший колесо с рыбой. Сперва слышался лишь треск огня, но стоило жадному пламени перескочить на украшения верблюда, и он заревел, завизжал и, обезумев от страха, попытался убежать, но как ни рвался, так и не смог освободиться от пылающей веревки, которая