Сыны Тьмы - Гурав Моханти

казались гривой локонов цвета красного вина, ниспадавшей до самых бедер. Ее блузка была пошита из воздушного матхуранского кружева, прозрачного малинового шелка и украшена мелким жемчугом. Дополненная вышивкой дупатта[7] покрывала голову. Ее бордовая многоярусная юбка была длинной, с цветами решама на талии и контрастной золотой оборкой по низу. Ее золотые браслеты были украшены красными коралловыми розами, и таким же был маанг тика[8], подчеркивающий ее прелестный лоб.

– Что теперь, дядя? – спросил Судама.

– Я должен объехать арену на колеснице. Для разнообразия я буду сидеть в ней, а не управлять ею.

Судама вытаращил глаза. Его дед Адират происходил из древнего рода колесничих, но никогда никто из его семьи не удостаивался чести ездить на колеснице. Он гордо расцеловал Карну в обе щеки, в его глазах стояли слезы.

– Я знаю… – Карна обхватил затылок племянника и коснулся лбом лба мальчика. Никто на арене, кроме них двоих, не мог в тот момент постичь того, что в этот момент Карна, просто-напросто став в колесницу сзади, собирался осуществить мечту бесчисленных поколений рештов.

И женихи действительно ехали в колесницах, запряженных идеально подобранными лошадьми, сидя в надменном молчании или размахивая своим любимым оружием. Сцена была довольно героической, и музыканты превзошли самих себя, играя разные мелодии для каждого из поклонников. Карна оказался позади Врихаткшатры, вождя племени Кекея с запада.

Стоило Кекее, гордо обошедшему арену с обнаженным мечом в руке, уйти, и глашатай наконец объявил:

– Карна, господин Верховный Магистр Анга!

Карна поднялся. Он решил не надевать рубашку, потому что более дорогого доспеха, чем его собственный нагрудник, он себе позволить не мог. Но, конечно, лучше всего было то, что никто не подозревал, что это часть его кожи, потому что им самим это выдавалось за тонкую кольчужную рубашку с золотым покрытием.

Он увидел, как во двор ввели его колесницу, запряженную белоснежными конями, украшенными со вкусом подобранными чепраками, сверкающими топазами.

Где лошади, которых я арендовал?

Конюх, ведущий лошадей, вручил ему туго свернутый свиток, на восковой печати которого был выбит красный орел Союза Хастина. Карна сломал печать и развернул пергамент: Твое время пришло, мой друг. Арена в твоем распоряжении. Я знаю, что ты победишь. И, победив, ты достигнешь того, чего хотел всю свою жизнь – места среди героев, которое по праву принадлежит тебе. Покажи им!

Карна почувствовал соленый привкус слез на губах. Одним плавным движением он вскочил в колесницу. Я действительно хочу, чтобы ты был здесь, мой царевич. Но Судама с лихвой восполнил отсутствие его ближайшего товарища.

Карна взглянул на юное лицо: там не было никакой злобы. Никаких амбиций. Он был так бесхитростен. Судама вскочил на ноги, хлопая в ладоши так, словно от этого зависела его жизнь.

Лошади тронулись с места, и панчалцы зааплодировали вместе со всеми. Приветствия не для тебя, Решт, напомнил он себе в уме. Они приветствуют всех, кто проходит мимо. Но он посмотрел на ярусы, на которых сидели решты, а затем на ряды драхм и увидел пламя в их глазах. Они смотрели на него, крича от восторга и радости. Женщины на нескольких ярусах заахали, когда он проходил мимо, а одна даже распахнула свой наряд, обнажая грудь. Карна покраснел и отвел взгляд. И увидел в оранжевых рядах горестно покачивающиеся лысые головы; недовольные лица жалующихся друг другу наминов выдавали их гнев: решт ехал в колеснице вместо того, чтобы управлять ею.

Намины проклинают меня, – с внезапным весельем понял Карна.

И именно в этом он сейчас и нуждался больше всего. Он торжествующе вскинул руку с луком, его мускулы были напряжены, а золотые доспехи сияли, как солнце. Толпа разразилась приветствиями. Женщины вздохнули, глядя ему вслед влажными глазами. Карна опустил руку параллельно земле, и сейчас его лук был нацелен прямо на наминов. Многие зрители были поражены. Ряды остальных каст взорвались восхищенными криками. Не было никакой необходимости в музыке. Призывы его братьев и сочувствующих заполнили арену:

– Карна! Карна! Карна!

Это было приятно.

Колесница проехала уже половину арены, когда он миновал помост Драупади. Их взгляды встретились на мгновение, такое мимолетное и в то же время длящееся целую вечность. В ее глазах он увидел нечто более прекрасное, чем звезды. От одного взгляда на него на ее щеках выступила краска – и Карна почувствовал, как его желудок скрутило в узел. Он давно пытался с этим бороться, но мелодия их танца терзала его разум подобно сладкой бесконечной колыбельной. Она танцевала с ним, несмотря на отметину на его шее. Дурьодхана был прав. То, что она передала ему секрет турнира, означал, что она сгорела в том же огне, что и он. Иногда все ответы вселенной находятся в чужих руках.

Возница протяжно засвистел, и кони, загарцевав на месте, остановились там же, откуда начали свой путь. Карна проворно спрыгнул с колесницы, бездумно улыбаясь мысли о поцелуе алых губ Драупади и ласке ее огненных волос – а весь мир вокруг продолжал скандировать его имя. Дурьодхана был прав. Карна сможет показать им всем!

ШАКУНИ расхохотался – ни один жених не решился первым вызваться на соревнование. Все трусы! Но только не Карна. Парню не терпелось перепрыгнуть барьер, подстрелить рыбу и заявить о своей любви, но Шакуни держал его на коротком поводке. Не нужно демонстрировать силу, если нет того, кого это может смутить.

Глашатай наконец решил взять дело в свои руки и позвал, прочитав имя в списке:

– Патчараниханта, повелитель Каруши!

Карушец осторожно шагнул вперед. На нем был синий плащ, под которым виднелся блестящий зеленый наряд.

– Держу пари, он даже не сможет поднять лук, – сказал Шакуни. Он беззастенчиво наслаждался тем, что сейчас не повезет самым разным царевичам. Для разнообразия сейчас посмешищем должен был стать не он.

– Я принимаю твое пари, повелитель Гандхара, – сказал Бхуришравас, поднимая кубок. – Золотой соверен, что он, по крайней мере, сдвинет лук с места.

Шакуни кивнул в знак согласия. Господин Патчараниханта протянул пятнистую руку, больше похожую на куриную лапу, к луку. Брови мужчины сдвинулись от напряжения, а на лбу проступил пульсирующий кровью сосуд. Лук сдвинулся самое большее на четыре пальца, прежде чем жених, тяжело дыша, сдался.

– Заслуженно, Шакуни, – рассмеялся Бхуришравас. – Еще раз?

– Я выиграл у балханца, – весело сказал Шакуни. – И собираюсь этим насладиться!

– Ах, если бы мы только были в Балхе. Тебе бы пришлось заплатить налог на выигрыш… и я бы