Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Женщина с ребенком куда-то направились, скорее всего в стойбище. Мужчины, осмотрев тушу медведя, опустились рядом с ним на землю, чтобы выкурить по трубке. Харка присоединился к ним и угостил их своим, настоящим табаком, гораздо более душистым, чем кора красной ивы, которую индейцы вынуждены были курить, с тех пор как местности, пригодные для выращивания табака, оказались в руках белых людей. Апсароке охотно приняли угощение – для собственного удовольствия и в честь мертвого гризли.

Так как Харка не знал языка апсароке, а те не говорили ни на каких других языках, они могли объясняться только жестами. На простые вопросы ему не трудно было ответить: он – дакота, едет с юга на север и не имеет никаких враждебных намерений. Его имя – Поражающий Стрелами Бизонов. Он назвал лишь это имя, которое мало кому было известно.

Юный дакота держал трубку левой рукой, так как правая болела все сильнее. Его сосед, воин с орлиными перьями, обратил на это внимание. На шее и плече Харки краснели глубокие царапины, следы от когтей гризли. Его это мало заботило: кожа быстро заживает. Ему совсем не хотелось надолго застрять у апсароке из-за неподвижной шеи и поврежденного плеча; еще меньше его радовала перспектива всю жизнь мучиться с этим медвежьим «подарком». Он уже понял, что лучше было бы пожертвовать еще одной пулей, чем лезть под смертоносные лапы гризли. Однако это были лишь его мысли – все остальные выразили бы ему восхищение и оказали знаки особого уважения за то, что он, девятнадцатилетний юноша, еще даже не принятый в ряды воинов, смог убить серого медведя одним ножом.

Харка вопросительно посмотрел на воина с орлиными перьями, сидевшего рядом с ним, и тот, осторожно обследовав его раны, ловким рывком вправил вывихнутое плечо. Шею он трогать не решился. Но когда Харка, хоть и не без труда и не без боли, смог снова пошевелить плечом, он сам подергал, покрутил шеей, и сдвинутый позвонок с хрустом встал на место. Воин с орлиными перьями, приветливо и одобрительно улыбнувшись, снова с удовольствием взялся за трубку, набитую настоящим табаком.

Вернулась женщина, которую Харка уже видел. С ней пришел еще один воин с лошадью и волокушами. Убитого медведя погрузили на волокуши. Веса в нем было как в семерых взрослых мужчинах.

Путь в стойбище с таким тяжелым грузом занял немало времени. Когда они спустились в долину, где стояли вигвамы, там все уже давно знали о случившемся и ждали охотников на краю стойбища, под деревьями, у ручья. Мальчики и юноши, кто пешком, кто верхом, с громкими ликующими криками поспешили навстречу отряду, в радостном предвкушении встречи с победителем серого чудовища.

В стойбище юного охотника и его трофей почтительно приветствовали старейшины и шаман племени, а вождь мирного времени, оказав ему все знаки гостеприимства, радушно пригласил в свой вигвам. Один из мальчиков взял на себя заботу о Харкином коне. Гризли остался лежать посреди стойбища на сшитом из бизоньих шкур полотнище. Трое юношей охраняли его, отгоняя собак, облаивавших мертвого хищника и жадно скаливших зубы. Убитому медведю индейцы оказывали такие же почести, как и убитому храброму врагу.

Харка впервые за многие годы оказался в индейском стойбище и в первый раз за много дней в отапливаемом огнем жилище. Над очагом висел котел, в котором кипела мясная похлебка, распространяя аппетитный запах. Поставив перед гостями миски с похлебкой, жена вождя начала жарить на вертеле мясо косули. Харка, не смущаясь, жадно принялся за еду: он знал, что и сам скоро сможет угостить своих хозяев медвежатиной, и прежде всего необыкновенно вкусными жареными медвежьими лапами. От огня исходило приятное тепло.

На языке жестов и знаков Харке сообщили, что один из обычаев апсароке – танец в честь медведя для умиротворения его духа и что воины совершат его на следующий день. Харка дал понять своим гостеприимным хозяевам, что такой обычай есть и у дакота и что он, победивший медведя, тоже не может не желать умиротворения духа гризли, но принять участия в священном танце не может, так как еще не стал воином.

Это ему пришлось повторить дважды, поскольку присутствующие решили, что неправильно его поняли. Он казался старше, чем был. Вероятно, мужчины подумали, что ему уже двадцать четыре или двадцать пять лет, ведь его отваге и ловкости мог бы позавидовать и воин. Вождь и шаман переглянулись. Затем шаман объявил, что завтра утром он сообщит, согласны ли духи с тем, чтобы в танце принял участие охотник, еще не посвященный в воины.

Когда гости удалились и в вигваме воцарился покой, Харке отвели превосходное место для отдыха со множеством одеял, хотя ему достаточно было и одного. Чуть позже его навестили спасенная им девочка с матерью. Мать оказалась дочерью вождя мирного времени. Она пообещала Харке, что изготовит для него из когтей и зубов медведя ожерелье, которое не только служит знаком победителя и символом охотничьей доблести, но, кроме того, обладает свойством умножать силы.

Ночью у счастливого охотника еще болели шея и плечо. Он спал, но ему снился медведь, и, проснувшись, он даже удивился, что гризли не стоит перед ним. Утром он рассказал об этом у очага. Его выслушали отчасти с улыбками, отчасти с суеверным страхом. Обо всем сообщили шаману. Тот заявил, что знал о сновидениях гостя, в чем Харка, однако, про себя усомнился. По мнению шамана, дух медведя сам приходил, чтобы потребовать участия своего победителя в танце. Таким образом, вопрос был решен. Для Харки Ночного Ока участие в танце было очень почетно, но и очень утомительно. Один из воинов дал ему необыкновенно красивую шкуру гризли, чтобы он мог обрядиться медведем. В танце, который исполнялся на площади и длился несколько часов, участвовали десять воинов. Они двигались, подражая медведю, рычали.

Харка прекрасно умел изображать медведя, повторять его неуклюжие, а иногда и резкие, устрашающие движения, рычать по-медвежьи. В медвежьей шкуре он был так похож на настоящего гризли, что все, особенно дети, смотрели на него со страхом и с благоговением, решив, что на него снизошел дух медведя.

Около полудня шаман приказал закончить танец. Воины в изнеможении сбросили шкуры. Мертвый гризли, вокруг окровавленной морды которого роились мухи, был примирен с людьми. Харка вымылся в ручье, растираясь песком, и устроился в вигваме, чтобы покурить. Боль в шее и плече была уже почти невыносима, но он ни за что не признался бы в