Правило Диксона - Эль Кеннеди

в закусочной и заплатить одной из официанток, чтобы она присмотрела за ней, пока я сбегаю в участок.

 

— Я буду в порядке, обещаю. Я тебя люблю.

 

Я говорю эти три слова ему каждый день, и часть меня все еще ругает себя за то, что не сказала их той ночью, когда Перси сидел припаркованный у Медоу-Хилл. Я чувствовала это тогда, но все еще была сердита, что Шейн ушел с Линси. Теперь я понимаю, как это было детски. Если ты любишь кого-то, ты должен всегда говорить им об этом. Жизнь слишком коротка, и никогда не знаешь, что принесет завтрашний день. Что если бы я оставила свои чувства при себе в ту ночь, и что-то случилось бы с ним на следующее утро? Я не могу даже представить, как жить с таким сожалением.

 

— Я тоже тебя люблю, — говорит Шейн, целуя меня снова.

 

Он уходит на тренировку, а я возвращаюсь на кухню, где Мэрианна сидит за столом и пьет смузи, который я ей приготовила. Она громко сосет через соломинку.

 

— Вы двое очень слащавы, — обвиняет она.

 

— Знаю. — Я вздыхаю. — Это отвратительно.

 

Мэрианна хихикает. Она смеется гораздо чаще, чем Шейн. Не знаю, связано ли это с тем, что дети более устойчивы или она действительно хорошо скрывает свою боль. Но хотя она говорит о том, что скучает по папе и иногда плачет, она не несет ту тяжесть, с которой Шейн борется уже несколько дней.

 

— Ладно, — говорю я ей. — Давай оденемся для поиска камней. У нас есть несколько часов до того, как нам нужно отправиться на занятия.

 

Мы пойдем на прогулку, потом пообедаем, потом я пойду на физиологию, а затем Шейн и я сделаем обмен с Мэрианной. Будет напряженный день.

 

Мама Шейна звонит, пока мы обедаем, и мне приходится прервать Мэрианну посреди предложения. Она болтает о камнях, которые мы нашли во время прогулки.

 

— Подожди. Это твоя мама. — Я быстро отвечаю на звонок. — Привет, Эйприл.

 

— Привет, дорогая. Хотела проверить, как у вас дела. Убедиться, что все в порядке.

 

— У нас все отлично. Спасибо. — Мама Шейна звонит мне каждый день, что, наверное, раз в миллион больше, чем моя собственная мама. Мне повезло слышать вести от мамы раз в несколько месяцев.

 

— Как продвигается поиск дома? — спрашиваю я Эйприл.

 

— Хорошо. Думаю, я нашла что-то подходящее. Можешь сказать Шейну, что я отправлю ему объявление позже. Надеюсь, у него будет возможность его посмотреть. Мы сможем обсудить это во время праздников и также разобраться со всеми вопросами по наследству.

 

Не могу даже представить, сколько вещей там есть. Райан вел несколько бизнесов, владел кучей недвижимости, и все это переходит к Шейну и Мэрианне.

 

— Ты хочешь поговорить с мамой? — спрашиваю я, прикрывая трубку.

 

Она качает головой. — Я позвоню ей сегодня вечером.

 

— Мэрианна говорит, что позвонит вам сегодня вечером, — говорю я Эйприл.

 

— Хорошо. Спасибо, что помогаешь, Диана. Это очень важно для нас, что ты часть нашей семьи.

 

Черт возьми, это вызывает комок в горле. Да, у меня есть семья. У меня есть папа, Ларисса, Томас. Но услышать эти слова от... матери, наверное. Это воспринимается по-другому.

 

Я всё ещё немного в замешательстве из-за этого, когда мы с Шейном обмениваемся обязанностями по уходу за Мэрианн перед тренировкой по чирлидингу. И я всё ещё думаю об этом после тренировки. Когда я выхожу из раздевалки с Кристал и Брук, я внезапно задумываюсь, не является ли этот разрыв с моей матерью, пропасть между нами, отчасти моей виной. Потому что как часто я ей звоню? Что я делаю, чтобы сократить эту дистанцию?

 

Когда я действительно начинаю об этом размышлять, я понимаю, что где-то по пути я просто сдалась из-за ее безразличия ко мне. Осознание того, что я никогда не буду достаточно умной для нее, оставило след, и я перестала заботиться.

 

Но мне следует заботиться. Я не осуждаю тех, кто разрывает отношения с членом семьи; для этого есть множество причин, и я бы никогда не осудила, если кто-то сказал бы, что, мол, я не общаюсь с мамой. Я бы не ставила под сомнение это, потому что предположила бы, что у них есть свои причины.

 

Но в общем и целом, моя ситуация не так уж и плоха.

 

В фойе спортивного центра я иду к пустой скамейке вместо дверей, помахивая девочкам. Я сажусь и набираю номер мамы.

 

Я готова оставить голосовое сообщение, поэтому удивляюсь, услышав ее голос. —Диана. Все в порядке?

 

Как будто тебе не все равно, — первая мысль, которая приходит мне в голову, и когда мой разум это осознает, это то подтверждение, которое мне нужно. Я часть проблемы. Может, ей и не все равно. Почему я сразу решаю, что ей все равно?

 

— Персиваль опять что-то сделал? — Спрашивает она с волнением.

 

Я внезапно понимаю, что вообще не говорила с ней о том, что случилось с Перси. Я сказала папе, что свяжусь с ней, когда буду готова поговорить, и хотя я кратко коснулась этого вопроса, я никогда на самом деле не говорила с ней об этом.

 

Становится все более очевидным, что провал этих отношений имеет две стороны.

 

— Я — идиотка, — вырывается из меня.

 

— Что? — Она удивлена.

 

— Я даже не позвонила тебе, чтобы поговорить о том, что произошло.

 

— Нет, — говорит она напряженно. — Ты не позвонила.

 

Несмотря на моё прозрение, знакомая нота обвинения пробивается в голосе. — Но ты тоже не звонила мне.

 

— Ты сказала своему отцу, что обсудишь это, когда будешь готова. Я не из тех, кто навязывается.

 

Раздражение сжимает мое горло. — Но ты должна была навязываться, мама. Ты должна была.

 

Она молчит.

 

— Мой бывший парень ударил меня в лицо. Ты должна была быть на первом же рейсе в Нью-Йорк, чтобы приехать ко мне. — Я вздыхаю. — Я не злюсь на это...

 

— Правда? Потому что звучит так, будто ты злишься.

 

— Нет. Прости. У меня сейчас взрыв