Правило Диксона - Эль Кеннеди

успешно уворачиваюсь от него. Я наношу левый удар, который едва касается его щеки, вызывая стон боли. Я не пытаюсь с ним бороться, только отвлечь его, чтобы я могла помчаться к двери.

 

Я хочу закричать Шейну, но его нет здесь. Он в Вермонте. Поэтому я снова кричу Найлу, Прие, даже этой чертовой кошке, пока мчусь к двери.

 

Я успеваю сделать пять футов, прежде чем мой бывший парень схватывает меня за хвост и тянет обратно. Он бросает меня на пол. Я приземляюсь тяжело, удар отдается в плечо.

 

— Тебе нужно уйти, — молю я, чувствуя, как кровь из разбитой губы стекает по шее. — Ты не хочешь этого делать, Перси. Пожалуйста.

 

Но он не слышит меня. Он в истерике. Он пинает меня, когда я лежу на полу, и я инстинктивно сворачиваюсь в клубок. Он не отступает. Слезы заливают мои глаза, когда его ботинок наступает мне на бок. Боль расцветает внутри меня.

 

— Ты разрушила мою жизнь, — шипит он. — Я никогда не хотел причинить тебе боль той ночью. Ты знаешь, что это было случайно. Но ты все равно взяла эту ошибку и использовала ее, чтобы разрушить мою жизнь.

 

Когда он пинает меня по плечу, каблук его ботинка скользит по моей стороне лица, заставляя мой нос дернуться.

 

Я всхлипываю от боли. Кровь теперь льется из моей разбитой губы и носа. Не знаю, сломан ли он, но болит адски. Металлический вкус жжет язык, когда я пытаюсь ползти к двери.

 

Перси стоит надо мной, наблюдая.

 

— Ты разрушила мою жизнь, — говорит он снова.

 

Я знаю, что должна молчать, но мое тело горит. Боль пронизывает каждую мышцу. В лицо. В бок.

 

Я смотрю в его дикие глаза и говорю: —Хорошо.

 

Последнее, что я помню, это его нога, пинающая меня в бок головы.

 

 

 

Глава 55

Шейн

 

Тебе здесь не место

 

Когда я захожу в семейную комнату, мама сидит на диване, спина прямая, взгляд прикован к трещащему камину.

 

Я часто нахожу её в таком положении за месяц, что я дома, натыкаясь на эти моменты безмолвного оцепенения. У меня тоже бывает так. На мне лежит тяжесть с тех пор, как папа умер. Она продолжает тянуть меня вниз, привязывая ко дну этой бездонной пропасти скорби. Единственный момент, когда её хватка ослабевает, — это когда я вижу Диану, которая сдержала своё обещание приезжать на выходные.

 

Когда её нет, мы все заняты. Мама снова на работе. Мэрианна завтра снова пойдет в школу. Я занимаюсь с агентом по недвижимости и упаковкой вещей в доме. Мы нашли новое место в десяти минутах отсюда, так что Мэрианна не будет менять школу, на одно беспокойство меньше.

 

Запах ужина, что мы готовили сегодня, витает в воздухе, напоминая о бесконечных часах, которые я провел, помогая маме по дому. Мы по очереди готовим еду. Я занимаюсь уборкой, что совершенно необычно.

 

Мэрианна, похоже, справляется нормально, хотя у неё бывают моменты грусти, и она несколько раз закатывала истерики с тех пор, как я вернулся домой. Это тоже необычно. Раньше она не была такой. Но сестра мамы, детский психолог, утверждает, что это нормально, здоровый способ выразить свою скорбь.

 

— Привет, — говорю я, устраиваясь в потрепанном кожаном кресле и ставя бутылку пива на колени. — На кухне всё блестит. Не надо вызывать уборщицу, чтобы проверить мою работу.

 

Она переводит взгляд с огня на меня и улыбается. — Может, я слишком тебя баловала с уборщицей, а?

 

Я пожимаю плечами. — Не жалуюсь.

 

Мы обсуждаем планы на завтра. Я планирую заняться гаражом, пока мама на работе. Полка, которая занимает всю заднюю стену, полна всякого хлама, который нужно перебрать. Мы обсуждаем, что оставить, а что выбросить, когда сообщение на экране моего телефона привлекает моё внимание. Райдер прислал мне расписание плей-оффов, и я только что получил его.

 

— Чёрт, — вырывается у меня.

 

— Что случилось? — Спрашивает мама.

 

— Мы играем... — я быстро исправляюсь. — Они играют с Йелем в полуфинале. Брайар не играл с Йелем в постсезоне, кажется, целое десятилетие.

 

Я сдерживаю поднимающееся волнение. Нет. Это не моя игра, чтобы радоваться.

 

Меня немного беспокоит, что я замечаю, как мама наблюдает за мной.

 

— Что? — Спрашиваю я.

 

После паузы она жестом приглашает меня сесть рядом с ней на диван. — Пойди сюда. Нам нужно поговорить.

 

С сомнением я ставлю телефон и бутылку пива на кофейный столик и сажусь рядом с ней. — Что случилось?

 

— Я много думала с тех пор, как ты вернулся домой, и хочу, чтобы ты знал, что я ценю всю помощь, которую ты мне оказал. Ты был опорой. Заботился о делах по дому после смерти папы. Но я не хочу, чтобы ты потерял из виду свои мечты, и думаю, что ты это можешь сделать.

 

Я смотрю на свои руки, крепко сложенные на коленях. — Сейчас я не могу позволить себе думать о мечтах. Тебе нужна моя помощь.

 

Она тянется и поднимает мне подбородок, смотря мне в глаза. — Шейн. Я благодарна, что ты здесь, больше, чем ты можешь себе представить. Но я не хочу, чтобы ты жертвовал своим будущим ради нас. Ты заслуживаешь шанса жить той жизнью, о которой всегда мечтал.

 

— Я дал ему обещание, — говорю я грубовато.

 

— Я знаю. Он сказал мне. Но я не думаю, что это то, о чём он говорил, детка.

 

В горле сжимается ком, от чего становится больно. — Он просил меня быть рядом с тобой и с Мэрианной. Вот что я и делаю.

 

— Не за счёт своей собственной жизни, — говорит мама мягко. — Он не хотел бы, чтобы ты бросил команду. Чтобы оставил учёбу. На самом деле, он бы дал тебе по шее за такое решение. Потому что ты забываешь другое обещание, которое ты дал ему.

 

Я нахмуриваюсь.

 

— Ты обещал, что поедешь в Чикаго, как планировалось. Что добьёшься успехов в своём спорте. Ты хоккеист, а не нянечка или упаковщик вещей или хороший повар. Тебе нужно идти играть в хоккей. Это обещание, которое ты