Гладиатрикс - Рассел Уитфилд

— Сорина сделала это от безысходности, прекрасно зная, что ты не остановишься, пока она не упадет мертвой. На арене всегда есть шанс. Может, тебе дадут миссио, и, даже проиграв, ты выберешься оттуда живым. Но в этом поединке такого не будет. Одна из вас непременно погибнет. Твоя противница считает, что умирать придется ей.

— Хотела бы я в это верить, — проговорила Лисандра и почувствовала, что где-то глубоко внутри снова подняла голову надежда.

— Я верю. Слушай, Лиса, ведь мы с ней дружили до тех пор, пока она не спятила из-за вашей вражды. Знаешь, Сорина плюнула между нами наземь, показывая, что больше мы не родня. Я ей сказал, что она для меня умерла, причем давным-давно.

— Неужели она не в себе, как и я?..

— Даже больше. Опыта и хитрости у нее действительно не отнимешь, но она совершенно запуталась, сама себя довела до безумия. Слишком много лет на арене, в рабстве… — Катувольк пристально посмотрел Лисандре в глаза. — Да и гибель Эйрианвен тяжким грузом легла ей на душу.

— Мне тоже, — с горечью кивнула Лисандра. — Она отняла ее у меня.

— Это так. Но, убив ее, она и сама умерла. Если ты на мгновение отодвинешь ненависть в сторону, то увидишь это так же ясно, как я. Вы с ней из разных миров, Лиса. То, что хотите создать вы, жители срединных прибрежий, Сорина считает злом. Порядок, прямые дороги, стены из камня — все это для нее чужое. Ты со своими эллинскими обычаями воплощаешь все то, что она ненавидит. Эйрианвен отдала тебе свое сердце, тем самым она отвернулась от общины. Сорина яростно любила ее и не могла видеть рядом с тобой.

Тут он вдруг замолчал, и Лисандра поняла, что эти воспоминания бередили ему душу не меньше, чем ей самой.

— Разве ты не понимаешь, что за эту правду она собственной дочери всадила в кишки клинок? Можешь представить, что с ней после этого было?.. Нет ничего хуже, чем поднять руку на родича! Стать убийцей родни! Все-таки она на это пошла, ибо страшилась, что любовь к тебе совратит Эйрианвен и распространится, точно зараза, среди нас, варваров, — произнес он без горечи и насмешки. — Для нее это стало последней каплей, толкнуло за край. Я в то время был ослеплен другими вещами и вовремя не увидел, что с ней творилось, а когда понял, было уже поздно. Я тебе все это рассказываю не потому, что желаю ее предать. Просто ты должна знать — смерть станет для нее избавлением. Она ведь была предводительницей, повелительницей всадников и коней, великой женщиной. И во что она превратилась? В убийцу. В рабыню, чьи надежды разбиты, чья младшая сестра, почти дочь, пала от ее же руки.

Катувольк надолго умолк, а когда заговорил снова, его голос был тих и невесел.

— Она боится погибнуть в схватке с тобой, но земной путь Сорины завершен. Смело выходи на арену — и отпусти ее.

Лисандра принимала каждое слово, точно каплю целительной влаги. Прикрыв глаза, она размышляла над услышанным. Правда, отставить в сторону ненависть к Сорине, на чем настаивал Катувольк, ей так и не удалось. Успело случиться слишком много такого, что невозможно забыть и простить.

— Надо подумать, — хрипловато проговорила девушка.

Она поднялась на ноги, покинула бани и направилась в сторону арены. Здесь все было спокойно и тихо. Лишь ветер еле слышно шуршал, перегоняя песок.

Лисандра вспомнила бесноватую толпу, следящую за гибелью своих любимцев вот здесь, на этом самом песке, свой самый первый бой против той соломенноволосой девушки из Галлии, путешествие в луд Бальба вместе с германками, доброту Хильдрет, которой больше не было. Спартанка посмотрела на середину арены. Здесь пали Хильдрет, пронзенная ее мечом, Пенелопа и Даная, с которой они тогда сидели над мучительно умиравшей рыбачкой. Кроткая, ласковая Даная… Ее убила Сорина, чтобы досадить Лисандре.

Спартанка опустилась на корточки, пряди черных волос закрыли лицо. Эйрианвен, прекрасная возлюбленная!..

Глаза девушки обожгли слезы, горло забил тугой колючий комок. Она медленно подняла глаза и сквозь пелену слез увидела протянутую к ней окровавленную руку британки. Лисандра посмотрела на свои ладони, только-только отмытые, и в ее груди перевернулось то самое сердце, которое она так старалась обратить в камень.

Ведь все могло быть по-другому, если бы не безумная ненависть Сорины и ее собственное себялюбие. Она могла бы предотвратить гибель любимой, отказавшись от сладости и тепла ее объятий. Теперь спартанка понимала, что была повинна в смерти Эйрианвен не меньше Сорины. Она ведь могла и должна была прекратить эту связь, но голос сердца, стосковавшегося по любви, оказался сильней. Все годы в храме, вся ее выучка, вся жреческая школа пошли коту под хвост. Она не сумела сберечь ту единственную, которую полюбила.

— Неужто ты оплакиваешь своего чернокожего? — раздался знакомый ненавистный надтреснутый голос, и на песок перед Лисандрой упала тень. — Знаешь, это я убила его, — сказала Сорина. — Прикончила, как прикончу и тебя.

Лисандра смахнула с глаз слезы и медленно поднялась. Удивительное дело, она впервые не находила ничего стыдного в том, что показала свои страдания этой старухе.

— Да что с тобой, девочка? — продолжала издеваться Сорина. — Неужели расстроилась? Спартаночка, твоя маленькая игра немножко не удалась. Ты, глупенькая, решила, будто что-то можешь сделать против меня! Я видела много таких и увижу еще, когда ты будешь в земле. Ты — пустое место! Я уже предвкушаю, как выпотрошу тебя подобно тому, как сделала это с Нестасеном.

Лисандра покачала головой.

— Неужели ты думаешь, будто это имеет какое-то значение? — проговорила она. — Прикончила ты его, и что с того? Для меня он должен был стать лишь вехой на пути к нашему поединку. Я собиралась убить его на арене и тем доказать тебе, что я — лучше. Ты не допустила этого. Что же между нами осталось? Эйрианвен больше нет, как и Нестасена. Теперь — только ты и я. Вот на этой арене, — И Лисандра широко развела руки. — Ты была создана здесь, а меня бросили на этот песок. От жрицы, которая попала сюда два года назад, осталось немногое. Да и в тебе уже нет ничего от предводительницы общины, старуха. Мы — всего лишь две гладиатрикс, обязанные драться до смерти.

— Ты боишься меня и пытаешься скрыть свой страх за частоколом слов, — прошипела Сорина. — Знай, ничто не помешает мне умыться твоей кровью, спартанская шлюха! Ты заплатишь своей жизнью за все то, что сделала с моей.

— Я ничего не делала с твоей жизнью, Сорина. Во всем виноваты только мы сами. Поэтому-то и погибла Эйрианвен. За это я тебя никогда не прощу. Пусть часть вины падает и на меня, но убила ее ты и за одно это должна умереть от моей руки. Так и будет.