Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный

высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать», — пишет он в книге «Самопознание», имеющей подзаголовок «Опыт философской автобиографии».

Встретившийся в дни, когда начались хлопоты, связанные с вынужденным отъездом, президент Академии художественных наук профессор Петр Коган, частый посетитель квартиры Каменева, где проходили литературные вечера, доверительно сказал Николаю Александровичу: «В Кремле надеются, что, попав в Западную Европу, вы поймете, на чьей стороне правда». Без высылки Бердяев «понимал неправду», по его словам, капиталистического мира, более того, «всегда не любил буржуазный мир». Но не возлюбил и диктатуру пролетариата, военный коммунизм… Философ знал, решение об изгнании его и других ученых принималось в Кремле. ГПУ служило только исполнителем воли правительства…

Так вот, роман об изгнании философов написан, а документального очерка, кажется, нет. И я бы, наверное, не собрался написать, если бы не Александр Вениаминович Храбровицкмй, мой давний консультант и добрый человек. В нашем последнем (по телефону) разговоре на вопрос: «А есть ли где материалы об этой высылке?», заглянув в кладовые своей замечательной памяти, ответил, что интересующие меня сведения есть.

Во-первых, в мемуарах Михаила Осоргина, изданных за границей, забытого публикой хорошего писателя, высланного вместе с философами, жившего под Москвой на одной даче вместе с Бердяевым (как раз за него и ходил Николай Александрович хлопотать к Калинину).

Во-вторых, в эмигрантской газете «Руль», выходившей на русском языке в Берлине, где в одном из номеров напечатано пространное интервью с историком Мякотиным, также сошедшим на чужой берег с того «последнего парохода»…

Сказав все это, А.В. Храбровицкий пожелал успехов в розысках, попрощался со мной, как оказалось, навсегда. Так что считаю долгом написать этот очерк в память об этом русском литературоведе, хлебнувшем лиха в «застойные годы», когда лично ему пришлось натерпеться от «искусствоведов в штатском» страху за свои литературные и исторические изыскания.

…Заказав в читальном зале старой публичной библиотеки на Невском проспекте подшивку газеты «Руль» за 1922 год, я начал выписывать сведения, касавшиеся интересующей темы, пытаясь выяснить, кто же стоял непосредственно за изгнанием ученых. Хотелось узнать, кто был выслан, потому что в публикациях называют не всех, акцентируя внимание на философах. Но только ли они оказались на борту «философского парохода»?

Летом и осенью 1922 года новая экономическая политика начинала приносить плоды: страна отъедалась и отогревалась, победившие советские республики намеревались объединиться в единый союз. Казалось, время чрезвычайных мер отошло в прошлое, не случайно ВЧК стало называться ГПУ, и права чекистов были резко ограничены.

Однако, читая газету «Руль», придерживавшуюся по всем признакам либерального направления, пристально следившую за событиями на Родине, видишь, что время чрезвычайных мер практически не прошло. Почти в каждом номере содержались взятые из советских газет новости об арестах, судах, суровых приговорах, выносимых сразу в отношении десятков, а то и сотен лиц, заподозренных в государственных преступлениях.

Из Харькова сообщалось о суде над польскими священниками — смертный приговор… В Клинцах Черниговской губернии начался процесс 142 крестьян, допустивших «злоупотребления» в уездных продовольственных комитетах… В разных городах РСФСР арестовали 1200 курсантов военных училищ, привезенных в Москву по подозрению в бунте. Репрессии обрушились на головы бывших соратников — эсеров, к тому времени сидевших в тюрьмах: «Президиум ВЦИК принял постановление установить особо строгий режим для осужденных социалистов-революционеров». В связи с этим женщины, члены разгромленной партии, в Новинской тюрьме объявили голодовку. Еще одно известие — за шпионаж в пользу… Японии революционным трибуналом приговорена к расстрелу княжна Трубецкая…

В газете за 28 августа на первой полосе сообщалось, что ВЦИК вернул ГПУ право без суда «назначать уголовные наказания, в том числе смертную казнь, отмененную в начале 1922 года. Кроме того, „расширено право высылки…“». Так что юридическое обоснование чекисты для акции получили.

Что же касается высылки, которая нас интересует, то первое сообщение о ней помещено 2 сентября под заголовком «Аресты в Советской России». В заметке сообщалось, что выданы ордера на арест 100 человек, в ночь с 16 на 17 августа были взяты 39 человек, в том числе весь «бердяевский кружок» — Бердяев, Франк, Степун, Шпет, Ильин, Стратонов, Бреч, Айхенвальд. Как писал корреспондент из Москвы, «Осоргин скрылся», а «Кизеветтер под домашним арестом». Забегая вперед, скажу: члена «бердяевского кружка» Густава Густавовича Шпета, профессора философии Московского университета, арестованного в ту ночь, не выслали. Пощадили. Спустя два года избрали вице-президентом Академии художественных наук, где он восседал по 1929 год. «Философский энциклопедический словарь», умалчивающий о его печальной судьбе, не пишет ни об аресте, ни о лагерях. Обозначено в энциклопедии только место и год смерти: «23.3.1940, Томская область». Это значит, погиб в одном из сибирских лагерей на территории Томской области.

Аресты в ту же ночь произвели в Петрограде, при этом, как сообщается в газете, в числе взятых не оказалось Питирима Сорокина, которого «хватились в первую очередь». Он находился в то самое время в столице, где хлопотал о заграничном паспорте…

Через несколько номеров появились первые подробности. Высылать арестованных намеревались двумя группами, московской и петроградской. Вместе с семьями.

Цитировались ответы Бердяева и Айхенвальда — известного литературоведа, сказанные после ареста на допросах.

Бердяев на вопрос о том, какую власть он считает наилучшей, якобы ответил:

«Аристократическую республику» — при этом производивший дознание следователь «остался доволен ответом, так как решил, что Советская власть и есть „аристократическая республика“».

Айхенвальд сказал: «Мы Советской власти подчиняемся. Но вы хотите нас заставить еще ее и полюбить. Насильно мил не будешь».

В том же номере читаем такое интересующее нас известие:

«Инициатор высылки Зиновьев в заседании Петербургского совдепа заявил:

— Найдутся люди на Западе, которые заступятся за обиженных интеллигентов. Возможно, что Максим Горький снова начнет нас поучать, что Советской России нужна интеллигенция, но мы знаем, что делаем. Рабочий класс не позволит никому, даже лучшему спецу, сесть ему на шею.

Эти слова Зиновьева были встречены депутатами с одобрением».

Таким образом, впервые называется как «инициатор высылки» глава Петроградского Совета, он же руководитель Коммунистического Интернационала, он же член Политбюро ЦК Григорий Зиновьев. Тот самый, что вместе со Львом Каменевым выдвинул на пост Генерального секретаря Иосифа Сталина, полагая противостоять его стальной волей амбициям Льва Троцкого…

Зиновьев вскоре еще раз цитировался на страницах газеты «Руль»: «Мы прибегаем сейчас к гуманной мере, к высылке, мы можем прибегнуть и к не столь гуманной мере, мы сумеем обнажить меч. Все попытки собрать силы на основе нэпа мы будем разбивать на каждом шагу».

Как видим, здесь акция обосновывалась тем, что в условиях новой экономической политики, допускавшей свободную торговлю, стихию рынка,