Философия Науки. Хрестоматия - Авторов Коллектив

Та же самая аргументация используется даже более очевидно в вопросе создания новых теорий. В принципе есть только три типа явлений, которые может охватывать вновь созданная теория. Первый состоит из явлений, хорошо объяснимых уже с точки зрения существующих парадигм; эти явления редко представляют собой причину или отправную точку для создания теории. Когда они все же порождают теорию — как было с тремя известными предвидениями, рассмотренными в конце VII раздела, — то результат редко оказывается приемлемым, потому что природа не дает никакого основания для того, чтобы предпочитать новую теорию старой. Второй вид явлений представлен теми, природа которых указана существующими парадигмами, но их детали могут быть поняты только при дальнейшей разработке теории. Эго явления, исследованию которых ученый отдает много времени, но его исследования в этом случае нацелены на разработку существующей парадигмы, а не на создание новой. Только когда эти попытки в разработке парадигмы потерпят неудачу, ученые переходят к изучению третьего типа явлений, к осознанным аномалиям, характерной чертой которых является упорное сопротивление объяснению их существующими парадигмами. Только этот тип явлений и дает основание для возникновения новой теории. Парадигмы определяют для всех явлений, исключая аномалии, соответствующее место в теоретических построениях исследовательской области ученого. (С. 134-135)

Дальше возникает вопрос, как ученые убеждаются в необходимости осуществить такую переориентацию. Частично ответ состоит в том, что очень часто они вовсе не убеждаются в этом. Коперниканское учение приобрело лишь немногих сторонников в течение почти целого столетия после смерти Коперника. Работа Ньютона не получила всеобщего признания, в особенности в странах континентальной Европы, в продолжение более чем 50 лет после появления «Начал». Пристли никогда не принимал кислородной теории горения, так же как лорд Кельвин не принял электромагнитной теории и т.д. Трудности новообращенна часто отмечались самими учеными. Дарвин особенно прочувствованно писал в конце книги «Происхождение видов»: «Хотя я вполне убежден в истине тех воззрений, которые изложены в этой книге в форме краткого обзора, я никоим образом не надеюсь убедить опытных натуралистов, умы которых переполнены массой фактов, рассматриваемых ими в течение долгих лет с точки зрения, прямо противоположной моей... Но я смотрю с доверием на будущее, на молодое возникающее поколение натуралистов, которое будет в состоянии беспристрастно взвесить обе стороны вопроса». А Макс Планк, описывая свою собственную карьеру в «Научной автобиографии», с грустью замечал, что «новая научная истина прокладывает дорогу к триумфу не посредством убеждения оппонентов и принуждения их видеть мир в новом свете, но скорее потому, что ее оппоненты рано или поздно умирают и вырастает новое поколение, которое привыкло к ней». (С. 196-197)

Парадигмы как общепризнанные образцы

Парадигма как общепризнанный образец составляет центральный элемент того, что я теперь считаю самым новым и в наименьшей степени понятым аспектом данной книги. Поэтому именно образцы требуют здесь большего внимания, чем другие компоненты дисциплинарной матрицы. Философы науки обычно не обсуждали проблемы, с которыми сталкивается студент в лабораториях или при усвоении учебного материала, все это считалось лишь практической работой в процессе применения того, что студент уже знает. Он не может, говорили философы науки, решить никакой проблемы вообще, не изучив перед этим теорию и некоторые правила ее приложения. Научное знание воплощается в теории и правилах; проблемы ставятся таким образом, чтобы обеспечить легкость в применении этих правил. Я попытался доказать тем не менее, что такое ограничение познавательного содержания науки ошибочно. После того как студент уже решил множество задач, в дальнейшем он может лишь усовершенствоваться в своем навыке. Но с самого начала и еще некоторое время спустя решение задач представляет собой способ изучения закономерности явлений природы. В отсутствие таких образцов законы и теории, которые он предварительно выучил, имели бы бедное эмпирическое содержание.

Чтобы показать, что я имею в виду, я позволю себе кратко вернуться к символическим обобщениям. Одним из широкопризнанных примеров является второй закон Ньютона, обычно выражаемый формулой F=та. Социолог или, скажем, лингвист, которые обнаружат, что соответствующее выражение сформулировано в аподиктической форме и принято всеми членами данного научного сообщества, не поймут без многих дополнительных исследований большую часть того, что означают выражения или термины в этой формуле, и то, как ученые сообщества соотносят это выражение с природой. В самом деле, тот факт, что они принимают его без возражений и используют его как средство, посредством которого вводятся логические и математические операции, еще отнюдь не означает сам по себе, что они соглашаются по таким вопросам, как значение и применение этих понятий. Конечно, они согласны по большей части этих вопросов; если бы это было не так, это сразу бы сказалось на процессе научного общения. <...> (С. 241-242)

КАРЛ-ОТТО АПЕЛЬ. (Род. 1922)

К.-О. Апель (Ареl) — немецкий философ, развивает герменевтическую традицию Гадамера и Хайдеггера, но ориентируется на исследование проблем «герменевтики бытия». Проблема понимания текстов имеет для него подчиненное значение, на первый план выходит интерсубъективность сознания, тесно связанная с языком. Идея нового основоположения трансцендентальной философии является определяющей для его поздних работ. Предлагаемый им проект трансцендентальной прагматики является результатом синтеза ряда основных идей, представленных в различных направлениях современной философии, а также результатом обновления кантовского трансцендентализма.

Основные труды: Transformation der Philosophic. (Suhrkamp, Frankfurt a. M., 1988), Der Denkweg von Charles Sanders Peirce. (Suhrkamp, Frankfurt a. M., 1975), Diskurs und Verantwortung. Das Problem der bergangs zur postkonventionellen Moral (Suhrkamp, Frankfurt a. M., 1990).

Е. Головкина

Фрагменты приводятся по кн.:

Апель К.-О. Трансформация философии. М., 2001.

1. Введение: трансцендентальное измерение современной «логики науки» («logic of science »).

Если сравнить Кантову Критику чистого разума как теорию науки с логикой науки наших дней, то в качестве глубочайшей точки расхождения между ними можно будет назвать методологическое отличие анализа сознания от анализа языка.

У Канта речь идет о том, чтобы сделать понятным объективную значимость науки для любого сознания вообще; и хотя для осуществления этой цели он заменяет эмпирическую психологию познания Локка и Юма на «трансцендентальную» логику познания, его исследовательский метод все еще остается связанным с тем, что он сам называет «высшим пунктом» [имеется в виду «синтетическое единство апперцепции». — Е.Г.], с точкой единства сознания в трансцендентальном синтезе апперцепции»; и этому предвосхищению соответствуют учреждающие некое объективное единство правила априори, которые Кант ставит на место Юмовых психологических ассоциативных законов, — правила действия таких психических способностей, как «созерцание», «сила воображения», «рассудок», «разум».

Совершенно иначе устроена современная «logic of sciences» — «логика науки»: здесь речи нет не только о психических способностях; проблема сознания как субъекта (в противоположность объектам) научного познания, можно сказать, устранена. И на месте этих психологических реквизитов «трансцендентальной логики» Канта располагается не «единственная» математически обновленная формальная логика (как хотелось бы верить многим современным умам), а, если формулировать точно, — логический синтаксис и семантика языков науки. Эти языки науки как «semantical frameworks) («семантические каркасы») представляют собой новый субстрат априорных правил, в которых заранее выносится решение о возможном описании и объяснении «вещей в той мере, в какой они образуют некую закономерную взаимосвязь»; а кантовская проблема объективной значимости научного познания для «сознания вообще» должна быть решена в современной «логике науки» посредством логико-синтактического и логико-семантического «подтверждения» научных предложений (гипотез) или же теорий, т.е. с помощью доказательства их логической согласованности и эмпирической верифицируемости (или осторожнее: подтверждаемости). (Историко-философская) соль этой синтактико-семантической реконструкции теории науки станет зримой, если мы зададим вопрос о том, что перешло в современную логику науки из кантовского «сознания вообще», т.е. из трансцендентального субъекта науки. Официально ответ должен был бы звучать так: в этом предположении больше нет необходимости. Поскольку под субъектом при этом подразумевается человек, то субъект науки можно свести к объекту науки; поскольку же речь идет о логическом условии возможности и значимости науки, трансцендентальная функция субъекта заменяется на логику языка науки: следовательно, языковая логика вместе с эмпирической проверяемостью предложений или же систем предложений занимают место Кантовой трансцендентальной логики объективного опыта.