Петр Грушин - Владимир Светлов

В начале 1960‑х годов организации, работавшие над созданием средств противоракетной обороны, начало лихорадить. Конечно, не в том смысле, что там останавливались работы, срывались сроки. В них поселился один из самых коварных для создателей любого вида техники врагов – неопределенность. Не сразу, не вдруг… И связано это было, как ни странно, с их успехами. Прогремевшие на весь мир межконтинентальная ракета, первые спутники, первые космонавты, уничтожение U‑2 и сохранявшиеся в тайне перехваты боеголовок баллистических ракет, полеты лавочкинской «Бури», старты баллистических ракет из шахт и подводных лодок – все это обращало на себя самое пристальное внимание руководства страны и являлось немалым стимулом для других КБ.

До начала 1960‑х годов тематика противоракетной обороны не пользовалась особой популярностью, и отбиваться от желающих предложить свои услуги в этих работах не приходилось. Меткая формула насчет полной глупости «стрелять снарядом по снаряду» оказалась лучшим лекарством для непричастных к этому делу оптимистов. Не испытывали особого энтузиазма и многие из тех, кого настойчиво приглашали к принятию участия в работах. Так, в 1960 году активно звали в это дело П. О. Сухого, предлагая передать ему противоракетную тематику, к которой так и не смог приступить С. А. Лавочкин. Не имевший необходимого опыта Сухой дипломатично согласился приступить к изучению вопроса, и в марте 1960 года для рассмотрения в руководстве страны подготовили проект постановления.

«… Принять предложение о развертывании работ по созданию и введению в систему А‑35 вертикально стартующей противоракеты 5В53 на твердом топливе с наклонной дальностью полета 350–400 км и средней скоростью 1750–2000 м/сек, имея в виду, что система А‑35 после введения в нее противоракеты 5В53 должна обеспечивать перехват:

– баллистических ракет с дальностью полета от 600 км до 12 000 км, летящих как по оптимальной, так и по неоптимальной траекториям – на высоте от 50 до 300–350 км;

– горизонтально летящих и планирующих целей на высотах от 35 до 60 км… Разработку противоракеты 5В53 возложить на ГКАТ, назначив головной организацией ОКБ‑51 (ген. конструктор т. Сухой)».

28 апреля 1960 года Д. Ф. Устинов поручил начальнику ЦАГИ А. И. Макаревскому начальнику ЦИАМ Г. П. Свищеву начальнику НИИ‑2 В. А. Джапаридзе, а также П. Д. Грушину и С. А. Лавочкину «рассмотреть предложение тт. Кисунько, Сухого и Кулешова о развертывании работ по расширению тактико‑технических возможностей системы А‑35 при введении в нее противоракеты с увеличенной дальностью действия и ГСН…».

Но после того как через три дня над Уралом был сбит U‑2, а еще через месяц умер Лавочкин, об «инициативе» Сухого постарались побыстрее забыть и дождаться результатов испытаний системы «А».

Тем временем попытки подключения к работе новых коллективов и коопераций продолжались. В мае 1961 года, после первых выполненных системой «А» успешных перехватов, на совещании у Устинова было принято решение о начале работ над новой «компактной» противоракетной системой, предназначенной для защиты городов и промышленных объектов от ударов одиночных баллистических ракет.

Предварительную проработку новой системы, поначалу напоминавшей очередную генерацию потерпевшего фиаско «Сатурна», поручили Расплетину и Грушину. Для руководителей, понимавших друг друга с полуслова, не составило труда организовать выполнение необходимых расчетов и прорисовок, показавших теоретическую возможность решения этой задачи их предприятиями.

29 июня 1962 года намеченные перспективы отразили в Постановлении о создании новой системы ПРО С‑225, которая должна была уничтожать головные части баллистических ракет, глобальные ракеты и гиперзвуковые крылатые ракеты. При этом средства системы предстояло выполнять компактными и перевозимыми. Предложенная С‑225 пришлась как нельзя кстати, когда место противоракетного фаворита в кремлевских кабинетах заняла система «Таран» Владимира Николаевича Челомея.

Челомей к началу 1960‑х годов успел побывать в самых различных жизненных ситуациях. Возглавив в 30‑летнем возрасте оставшийся после смерти Н. Н. Поликарпова коллектив ОКБ‑51, он не смог выполнить порученное ему задание – довести до требуемых характеристик аналоги немецких самолетов‑снарядов «Фау‑1».

В результате в феврале 1953 года ОКБ‑51 было ликвидировано. Но через два года, начав все сначала, Челомей смог добиться больших успехов в разработке крылатых ракет для флота. Однако рамки подобных разработок очень скоро стали ему тесны.

Как раз ко времени пришелся приход весной 1958 года на работу в его ОКБ‑52 сына советского «премьера» – Сергея Хрущева. Челомей сполна реализовал выпавший ему шанс. Удачливый дипломат и политик, он за несколько лет смог убедить руководство страны как в своих недюжинных способностях, так и в возможностях ОКБ‑52.

Невероятно скоро Челомей стал одним из «главных ракетчиков» страны, что сопровождалось многократным увеличением численности его КБ, присоединением переставших существовать ОКБ‑23 В. М. Мясищева, КБ и завода имени С. А. Лавочкина. Результат подобного «роста» сказался быстро – в 1960‑е годы в ОКБ‑52 создали самую массовую советскую МБРУР‑100, тяжелую ракету‑носитель «Протон», маневрирующие спутники, космическую орбитальную станцию «Алмаз»…

Испытанные Челомеем в те же годы «творческие неудачи» известны меньше. Одной из них стала попытка, предпринятая им в конце 1950‑х годов, предложить свои крылатые ракеты для использования в качестве ЗУР. Но подобная унификация была немедленно пресечена руководством ПВО. К другой попытке Челомей подготовился значительно более серьезно, предложив свое решение для столь масштабной задачи, как противоракетная оборона. Им стал проект системы защиты от ракетно‑ядерного удара со стороны США, условный шифр «Таран».

Впервые изложенные весной 1962 года основные принципы этого проекта поразили буквально все руководство страны – и Н. С. Хрущева, и Л. И. Брежнева, и Ф. Р. Козлова, и Р. Я. Малиновского – своей простотой и остроумием, заманчивостью перспектив получить сверхунифицированную систему оружия, способную и наносить удары, и их отражать. Сергей Хрущев так в дальнейшем описывал схему работы этой системы:

«Спутники должны были засекать ракеты противника, едва поднявшиеся с Земли, затем в дело вступали РЛС дальнего обнаружения, установленные на территории страны. По их командам на перехват должны были устремиться тысячи специально снаряженных УР‑100, которые встречали ядерными взрывами чужие ракеты еще в космосе. Те, которым удавалось прорваться, перехватывались низковысотными ракетами‑перехватчиками».

Системой, управлявшей низковысотными ракетами‑перехватчиками, и должна была стать С‑225.

В те дни открыто оспаривать постулаты Челомея не решился никто. Тех специалистов, которые теперь перешли в разряд скептиков и рассуждали в кулуарах об авантюрности новой затеи и элементарных просчетах, положенных в основу «Тарана», слушать не стали. Речь даже не шла о конкурсе – что лучше, а что хуже. Фактически, уличенная в глазах руководства страны в отсутствии научной смелости, А‑35 теперь представлялась и чересчур дорогой, и громоздкой, а потому ее главной ценностью вскоре стала считаться лишь возможность для ее отдельных элементов войти в состав «Тарана».

Не смогли проявить свою научную принципиальность и большинство из разработчиков системы ПРО. Неоднократно собиравшиеся для «мозговых атак» в покровском пансионате ГКЭТ, они много спорили, но, как правило, приходили к единому мнению о принципиальной возможности создания подобной системы защиты от массированного удара.

Конечно, спустя десятилетия легко называть вещи своими именами: технический прорыв – техническим прорывом, авантюру – авантюрой… Но в те годы рассудить политиков и разработчиков мог только полигон. Однако абсурдность ситуации, сложившейся с «Тараном», заключалась в том, что до испытаний на полигоне было далеко, а немалые средства и ресурсы требовались немедленно.

3 мая 1963 года было выпущено Постановление о выполнении разработки аванпроекта системы «Таран». Генеральным конструктором системы был назначен В. Н. Челомей, руководителем разработки аванпроекта – А. Л. Минц.

Невидимое миру противостояние наполнялось не только проектами, приказами и постановлениями. Большинству из участников работ по А‑35 «в высоких кабинетах» на словах было рекомендовано готовиться к работе над «Тараном» и соответственно не очень усердствовать в своей работе по А‑35.

Грушин почувствовал падение интереса к его А‑350Ж вскоре после выхода Постановления по «Тарану». Казалось бы, все уже было позади: выбор характеристик, компоновки, первые пуски. Мевиусу удалось выполнить чрезвычайно необходимую по условиям работы системы наведения, но считавшуюся невыполнимой для однокамерных ЖРД задачу обеспечения работоспособности двигателя при восьмикратном изменении тяги и при повторном включении. Несколько опытных образцов этого двигателя испытали в 1962 году. Велась подготовка к его испытаниям на стендах в уральской Нижней Салде.