Аргиш - Александр Олегович Гриневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну хорошо… Разбежались…
Отец-то – ладно… Я его ещё как-то могу понять. Вернее, не понять… наверное, принять могу. Он отдалялся, отдалялся, почти чужим стал. Ушёл и ушёл. А вот мама… как с ней?
Это ведь мама… Она – всё! Она – родная. Нет никого родней. Сколько? Год после ухода отца? Да нет, меньше… И уже мужик новый появился. Защебетала, забегала. Домой придёт с сумками – аж руки отрываются, и готовить, готовить, готовить. Чтобы надолго хватило, холодильник жратвой забить, чтобы освободиться – мол, накормила сына, всё в порядке. А самой только и надо – к этому…
И манера прощаться… Никак правильный тон подобрать не может. То – ну сына, ты же всё понимаешь, взрослый уже – и улыбочка эта поганенькая, заискивающая. То – по-деловому, в дверях: «Ну я пошла. Еда в холодильнике. На телефонах. Приду в среду».
Что я должен понять? Что ты к этому трахаться побежала? Ты же мама! Думать об этом не хочу. Поверить не хочу. А в голову всё время лезет… Представляю, как они там…
Может, всё правильно? Так и должно быть? Ведь и правда уже взрослый. У каждого своя жизнь. А у них эта жизнь проходит. Ну разлюбили. Одному страшно оставаться. Вот и мечутся.
Понять их нужно. Это можно. Вот только как враньё принять? Ведь не в одночасье всё произошло. Значит, тлело годами. Да какой там тлело – полыхало всё, пока до конца не выгорело. И ведь вида не показывали. Наверное, ради меня старались. Может, и правильно, детство-то хорошее было. Только коробит от этого вранья, обманутым себя чувствую. Не сейчас. Раньше обманули, когда, втроём, взявшись за руки, в зоопарк ходили.
Треснула семья. Раскололась, как гнилой орех – только дымок серый пошёл. Разбежались по своим углам. Шебаршатся, строят. Каждый сам за себя.
Вертелся, стараясь устроиться удобнее. Лежать – жёстко. Хорошо, что хоть не холодно.
Зачем я здесь? С ним. Хотя вертолёт – это прикольно!
День второй
Словно толкнули изнутри. Понял.
Понял, откуда взялась тревога. Осталось только обернуть эту тревогу словами. Проговорить.
Наверное… он знал это уже вчера, но понимание словно лежало на какой-то затерянной полочке в глубине сознания. Ещё вчера не хотелось этого понимания, вот и лежало невостребованным. Сейчас пришло время.
Открыл глаза – смотрел на нависающий потолок палатки.
Тяжело, с хрипом рядом дышал Колька – спал.
Провёл рукой внизу живота – сухо. С вечера заложил в трусы тряпку, на всякий случай – спальник бы не намочить.
Стараясь не шуметь, аккуратно расстегнул молнию на входе. Стоя на коленях, ещё по пояс в спальнике, высунул голову наружу.
Светало. Дождь перестал. Открывшийся в мутном свете пейзаж завораживал.
Голое каменистое плато полого заваливалось в серость. Камень мокрый, чёрно-коричневый. Два небольших озерка в едва наметившейся низине соединяются узким перешейком. И низко, кажется, рукой достанешь, нависают тучи – фиолетово-чёрные, словно клочья свалявшейся шерсти. Пусто, голо, ничего лишнего – природный минимализм.
Всё сложилось.
Это было не то место. Не та речка.
Сам ведь перерисовывал карту у геолога – там лес должен быть по берегам реки – сам зелёным закрашивал кальку. И тот ещё говорил, что с дровами проблем не будет. Про болото ещё что-то говорил…
Какое, к чёрту, болото! Камень сплошной. Есть ли здесь хоть какая-то речка? И что теперь делать?
Моя вина. Организатор хренов!
Заворочался Колька:
– Что? Встаём?
– Нет. Спи, спи. Рано ещё… Я пройдусь, посмотрю, что к чему.
После ухода Андрея так и не заснул. Хотелось пить после вчерашнего спирта. И ощущение было, что ночью не спал совсем.
На часах – начало седьмого. Нет… восемь часов пролежать, без сна – это не реально. Значит, только кажется, что не спал.
Встать, что ли?
Промозгло, сыро, серо.
Возился с костром. Не хотел разгораться, медлил. Пламя нехотя съедало тоненькие веточки, но за большие приниматься не спешило.
Из палатки вылез Виталик. Потянулся. Огляделся. Присвистнул.
– Ну… и где твоё обещанное солнце?
– Ты бы хоть поздоровался с утра. Не учили?
– Учить-то учили… Андрюха спит ещё?
– Нет. Пошёл бродить. Возьми ведро, за водой сходи. Заодно и умоешься.
– А что у нас на завтрак?
– Что приготовишь, то и будет.
– Злой ты какой-то, Колька, с утра. Нет в тебе чуткости и ласковости. Вот представь, просыпаюсь я, выхожу в этот безрадостный мир, а ты меня встречаешь лучезарной улыбкой и чашечкой кофе – маленькая такая чашечка, блюдечко белое… Представляешь? И этот серый мир озарится солнечным светом твоей улыбки, и будет восхитительно пахнуть кофе.
– Иди уже, трепло! Манку будем варить. И чай вместо твоего кофе.
– Может, Вадима разбудить?
– Виталик! Ты достал! Пусть парень поспит.
Андрей вернулся, когда они уже позавтракали.
Виталик возился со спиннингом, любовно посматривая на коробочку c блёснами. Колька с Вадимом свёртывали палатку.
– Почему такой хмурый? Там каша под ватником. Ну что? Лодки надуваем? – Виталик рассёк спиннингом воздух – аж свистнуло. – Рыбы вам наловлю! Это не каша манная.
– Погоди, Виталик. Не гоношись. Дай спокойно поесть.
Андрей уселся на тюк с лодкой, поставил на колени котелок. Не спеша черпал ложкой. Молчал. Его не дёргали. Притихли. Ждали, что скажет.
– Значит, так… Ничем я вас порадовать не могу, – начал Андрей, прихлёбывая чай из кружки. – Только пока не перебивайте. Давайте я всё расскажу, а потом будем обсуждать и орать друг на друга.
Сейчас… самое главное…
Это не то место, не та речка и, вообще, всё не то… И я не представляю, где мы находимся.
– Ни хрена себе! – первым среагировал Колька, рывком сдёргивая капюшон энцефалитки с короткостриженой головы.
– Коля – стоп! Помолчи!
– Блин! Как так могло случиться? – не мог остановиться. Вскочил, вцепился рукой в ворот свитера, оттягивая, словно тот его душит. Невысокий, кряжистый, на месте не стоит, приплясывает от возбуждения. – Это ведь серьёзно! Как не то место? Сдохнем ведь здесь!
– Подожди ты паниковать. – Андрей отставил кружку в сторону, устало провёл ладонью по лицу. – Нервом ничего не поправишь. Случилось то, что уже случилось.
– Колька! Дай Андрюхе всё объяснить. Не перебивай, пожалуйста, – Виталик – ватник нараспашку, живот выпирает, синяя шапочка
