Аргиш - Александр Олегович Гриневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успел глотнуть воздуха, прежде чем погрузился с головой.
Вода обожгла холодом – но это было уже неважно. Сапоги, ватник, плащ и рюкзак, сковавший руки, не давали двигаться, грести, бороться.
Один раз всё же вынырнул. С хрипом втянул воздух.
Перед глазами – рябь на воде и в двух метрах осевший борт оранжевой лодки.
Судорожно ворочался, уходя на глубину, словно снулая рыба.
Тело так и не всплывёт – затянет под камень, и оно прочно застрянет там.
Загудело, затрясло, винты пошли набирать обороты.
Борт оторвался от земли, завис в полуметре и плюхнулся обратно. Жёстко.
Виталик встревоженно оторвался от иллюминатора.
Они – четверо, друг против друга – сидели вдоль бортов на дюралевых лавках.
Возле двери на откидном стульчаке притулился механик в мятой серой рубахе с наушниками на голове – не смотрит, глаза закрыл.
И никаких ремней безопасности, словно в гости пришли.
Сзади – огромный жёлтый бак с дополнительным топливом, с вмятиной на боку. На полу – вещи, грудой – лодки в баулах, рюкзаки, ящики с продуктами.
Виталик нервничал. Летать не доводилось. А уж летать на вертолёте, на этой потрёпанной консервной банке, где красной масляной краской возле дверных петель коряво написано «рубить здесь» – помыслить невозможно. Дураку было понятно, что лётный ресурс давно выработан, но это, похоже, никого не волновало.
Изнутри – рвалось наружу, протестовало, кричало: «Глупость! Ты совершаешь глупость! Остановись, ещё не поздно! Закричи, что всё! Что не летишь! Пусть откроют дверь! И… земля, трава, поезд, московский асфальт, дом, постоять перед подъездом… Аааа!»
Вадим уткнулся в иллюминатор, Андрюха возится с картой – оторваться, блин, не может. Колька щёлкает фотоаппаратом. Всем всё пофиг… рухнем ведь сейчас!
Пригнулся, чтобы лучше видеть.
Впереди – спинки кресел и головы пилотов в открытом проёме, край панели приборов виден и распах смотрового фонаря – мутным кажется, – небо в нём какое-то мутное, облака мутные.
Загудело.
Ещё сильнее.
Борт оторвался, чуть клюнул носом и пошёл вперёд, резко набирая высоту. Пронеслись мимо: приземистый домик аэропорта, стоящие на приколе вертолёты, чахлые берёзки по краю поля, бетонный забор.
Вверх!
Мелькнула широкой лентой Двина. Лодки – штрихом.
Вираж – и вбок, уходим…
Зона, вышки, правильность бараков.
И вот она – тайга – зелёная, пока ещё неряшливо порезанная просеками. Великая, великолепная зелень, уходящая за горизонт.
Затрясло. Заложило уши.
Колька встрепенулся, толкнул плечом, закричал в ухо: «Не ссы, Капустин! У него авторотация есть».
– Чего?
– Авторотация! – кричит, а ни фига не слышно. – Это когда всё отказывает, вертушка падает, а винты сами собой начинают раскручиваться. Ну? Соображай! Лень кричать.
– А-а-а…
– Есть только один минус, – кричит, – если с маленькой высоты будем ёбаться, то сразу насмерть – винты раскрутиться не успеют.
Тут нужно высоту набрать.
Повернулся к иллюминатору, посмотрел вниз и снова:
– А если с высоты… То всё нормально. Винты раскрутятся, потом отлетят и такой… ёб будет! Мало не покажется. Но! – тянет палец вверх. – Некоторые утверждают, что шанец есть.
– Пошёл ты!
Повернулся, уткнулся в иллюминатор.
Вдруг накатил фатализм – спокойствие – пусть будет как будет. Уже всё. Уже лечу. Не думать. Не думать, что страшно.
Сначала смотрел в пол – не видеть этой высоты. Тревожно прислушивался к работе двигателей, потом надоело и, как все, прилип к иллюминатору.
Солнце и синь разлились по небу, лишь вдали, у самого горизонта – белые пятна облаков. Внизу – бесконечная тайга – деревья тянутся вверх, поломанные стволы белеют разбросанными спичками. Болота, болота – округлые, похожие на блюдца – даже не рыжие, а какие-то грязно-оранжевые. И тень от вертолёта – маленьким серым пятнышком – быстро так, по кронам деревьев, через болота – вперёд куда-то…
Два часа лёта – и всё стало привычным, как будто не первый раз, а в сотый. Колька вон вообще на вещах растянулся, спит.
Гул двигателей – монотонный, обнадёживающий.
Лететь предстояло далеко и долго, с дозаправкой на какой-то затерянной в тайге буровой и дальше – в сторону Нарьян-Мара.
Дремал. Думал. Сон и явь причудливым образом смешивались, и в голове ворочался какой-то ворсистый ком из обрывков воспоминаний, невнятных рассуждений, фантазий.
Мутно всплывало…
Почему у меня не так, как у всех? Почему я такой? А может… почему меня таким сделали? Кто? Бог? Родители? Гены или цепочка ДНК? Почему мне не нужно то, что нужно всем? Они же вот знают – как надо, к чему стремиться, что хотеть…
А мне вот ничего не хочется. Живу, и всё. Почему я должен рваться в начальники, что-то создавать, карьеру эту дурацкую делать? Я никого не трогаю, никуда не лезу, и меня пусть не трогают. Хорошо мне.
Зачем мне эта заграница, эти поездки, спорт этот? Есть дача, я ковыряюсь на ней в своё удовольствие – что они все заладили: надо, надо! Никому я ничего не должен. Я вам жить не мешаю, и от меня отвалите.
Деньги? Помешались все на этих деньгах. Мне хватает, не нужно больше. Девчонок вырастил, дача, машина – есть, что ещё нужно?
Бабы эти… молодые. Вон Андрюха с Колькой всё не угомонятся. Чего ищут? Любви небывалой? Так любовь – это ягода скороспелка, неужели не понятно? Созрела – вкуснотища, не оторваться, а чуть время прошло – кислинка появилась, а там, глядишь, уже и горечью рот вяжет. Всё же ясно – влюбился, женился, семья – расти детей. Не дёргайся, не найдёшь ничего нового.
Хотя… Папаша-то вторую семью поднял. Может, дело в количестве выращенных детей? Как огород. Не знаю. Сам чёрт ногу сломит.
Вон Анька – сеструха по отцу – она же совсем другая. Может, возраст? Младше меня на пятнадцать лет. Хиппи заделалась. Ну, не хиппи, не знаю, как это у них сейчас называется.
Ведь она другая, совсем по-другому живёт. Мотается по миру – Таиланд, Гоа – дома только мелькает. Танцы, йога, хной вся разрисована, кольца в пупке и в бровях. Где живёт? С кем живёт? Зачем?
И хренью какой-то голова забита – живёт так, словно в лифте едет. Уверенно объясняет, что настоящая жизнь – там, на другом этаже, куда лифт привезёт, а сейчас просто поднимаемся, просто переждать надо. И улыбается, смеётся всё время. Радостно ей. Бред какой-то!
Ну хорошо, если вы считаете, что я живу неправильно – что же вы все ко мне лезете? Вот поездка эта… Нужна она мне? Отказался сначала – так
