Прошу взлёт - Иван Кудинов

— Ладно, ладно, — сердился Крохмалев. — Там видно будет… Бывай!

Сел в кабину, включил зажигание и захлопнул перед самым носом Семена дверцу.

Женька сидел нахохлившись. Муторно было на душе — то ли от выпитой настойки, то ли еще от чего-то, но он вдруг почувствовал, что прежней радости нет. И той приятной усталости, какую он испытывал после погрузки бревен, тоже не было. Осталось только ноющая боль в перетруженных руках и в пояснице.

— Кто этот Семен? — спросил Женька.

— Хороший человек, — сказал абориген.

— Грызун…

— Не твоего ума дело.

— Вы же сами сказали: грызун!

— Это я сказал, а ты помалкивай. Молод еще… опьянел вон от самогонки.

— Я не опьянел, — обиделся Женька.

— Ну и хорошо, — поспешно отозвался абориген. И мягче, словно спохватившись и стараясь сгладить случайно вырвавшуюся грубость, добавил: — Ну и хорошо, что не опьянел. Крепкий ты парень.

Молодец! А Семен этот не стоит того, чтобы разговоры о нем вести.

Не стоит.

Вернулись они часа через два. Ничто тут, в лагере, за день не изменилось — те же палатки, выстроившиеся в одну шеренгу, костер горел, голоса доносились, смех… И вертолет стоял на том же месте, где он стоял утром, с зачехленными и притянутыми к земле лопастями.

— Долго вы что-то, мужики, — сказал Шраин. — Привезли бочки?

— А то как же! — похвастался абориген. — Кое-как уломал своего дружка-приятеля. Сами, говорит, бедствуем. Ну, я ему на сознательность ударил… Дал. Только, говорит, просьба одна — не в службу, а в дружбу: подкинь кирпич к мастерской… Машины все в разъезде, а дело стоит. Вот и пришлось задержаться…

Женька поморщился: о каком он кирпиче говорит? Ну и врет, проклятый абориген, врет и денег не берет… Не берет?

— Ладно, — сказал Шраин, — идите отдыхайте.

— Ах, как скверно было на душе у Женьки! Словно и он оказался соучастником этой лжи. Хотя он и не сказал ничего. Вот именно: не сказал. Абориген изворачивался и лгал, а он стоял молча, как бы поддакивая и соглашаясь… Значит, и он обманул Шраина! А может быть Шраину все это безынтересно и неважно — главное, что бочки привезли? И за это спасибо надо сказать Крохмалеву. Какая разница, что он там возил — бревна или кирпичи! Важно, что достал бочки.

Женька остановился на переходе через ручей и увидел в воде свое колеблющееся отражение. Может быть, этот ручей впадает в ту речку, по которой Семен сплавляет куда-то ворованный лес?.. И вода на него работает! Грызун!

Пойти сейчас и обо всем рассказать Шраину. Пусть знает. Но тут же он раздумал: может, и в самом деле он пьян? Голова кружилась.

Женька вернулся, поднялся на бугор, где стоял вертолет, и лег на траву. И лежал до тех пор, пока не стемнело совсем. Звезды зажглись. И он увидел, как одна из них, мигая, медленно двигалась по темному небосводу, с севера на юг, и сразу же догадался, что это новый спутник, кажется, семидесятый по счету, как сообщали об этом газеты, усовершенствованный… Странно все это было: кто-то строил и запускал спутники в сторону Луны, кто-то летал в космос, а кто-то воровал лес и сплавлял его по реке…

Женька встал и пошел в лагерь. Через ручей. И чем ближе он подходил, тем больше и острее чувствовал свою неуверенность и шаткость своего положения. Кто он в отряде? И кто в отряде Крахмалев? «Вот именно, — сказал себе Женька. — Вот именно!» Как будто это могло что-то изменить. «Вот именно!» — кричало в нем все существо, и ему стало неприятно и холодно от этого мерзкого, бессмысленного крика. Просто, в довершение ко всему, он еще и себя пытался обмануть. Но себя обмануть трудно. Невозможно себя обмануть.

Глава третья

1

Утром дали погоду. Первым принес эту радостную весть Миха.

Он прибежал, сияющий, нетерпеливый, в расстегнутом кителе, с такими же сияющими пуговицами, как и его лицо, и весело покрикивал:

— Давай, давай, гео-братцы-физики, завтракать будем потом!..

Никто, собственно, и не собирался завтракать, все суетились, торопились, довольные, что наконец-то кончилось безделье.

Удивительный парень этот Миха, все в нем настежь: если радуется — во весь голос, если недоволен чем-то — скажет, не задумываясь, как это он сделал, когда Олег Васильевич расхваливал на все лады какие-то необыкновенные достоинства пилота Горского… Миха тогда прямо сказал: «Гадости вы сейчас говорите. Извините, конечно… Но гадости есть гадости! И самое гадкое, что вы об этом знаете… Вот!»

Скрынкин не такой. Скрынкин всегда одинаков, лицо его как бы раз и навсегда обрело ровное и спокойное выражение и ни при каких обстоятельствах не меняется — не знаешь, когда и как он настроен. А может, он всегда одинаков — несокрушимо спокоен.

— Спасибо, Михаил, — сказал Олег Васильевич, — вы нас спасли… как некогда гуси спасли Рим… — ирония опять сквозила в его голосе, видно, геофизик не мог забыть тех Михиных слов и, как мог, мстил ему за это. Но «укус» был слабый, и Миха его не почувствовал или сделал вид, что не почувствовал, и этим самым обезоружил геофизика.

— Мальчики, как думаете, плащ брать? — спросила Таня.

— Бери, Татьяна, бери… в горах все может быть.

— Ну, пошли, пошли… Что вы еще там забыли? Эй, топографы, а где ваши анероиды? Ха-ха-ха!.. Анероиды забыли! Позор! Что-то я не видел, чтобы вы за стол садились без ложек…

— Послушай, Олег, ты так много говоришь! Помоги лучше.

— Всегда готов! Давай понесу твои ящики. А ты возьми спиннинг… Пошли.

— Хороший спиннинг. Ты его где купил, Олег?

— Мне его подарили.

— Тайменья уха будет сегодня?..

Рядом с длинноногим геофизиком Таня выглядела девочкойподростком, девятиклассницей. Косички бы еще ей, с ленточками розовыми… Красивая она все же, не в отдельности что-то у нее красивое — глаза, губы, брови или нос, а вообще она красивая, все вместе у нее красиво — и походка, и голос, и взгляд…

Все вместе.

Когда она говорит, Женька не может ничем другим заниматься, даже если она и не с ним говорит. Он притворяется только занятым, делает вид углубленно занятого человека — перелистывает книгу, разглядывает образцы горных пород на столе Шраина, — на самом деле заняты у него только руки и глаза, а сам он весь, и слух и мысли его, во власти Таниного голоса. Братья-близнецы, техники, сделали свое дело и отошли в сторонку, стоят рядом и посматривают на вертолет, который гудит вовсю, размахивает винтами. Рубчатый воздухозаборник делает вертолет похожим на большую, неуклюжую рыбину, с раскрытыми жабрами. Низко по земле от винтов идет ветер, пригибая траву.