Сашка - Владимир Зюкин

хотя с родителями; старики у меня хорошие, да вы сейчас увидите их.

Они подошли к деревянному двухэтажному дому. Узкая лестница с резными перилами вела вверх. Поднялись по ней. Она постучала в дверь. Открыла дверь моложавая женщина. «Мать» – подумал Василий.

– Здравствуйте! – поздоровавшись, он вытер ботинки о тряпку у порога.

– Здравствуйте, – проговорила женщина, кивнув головой и покосившись на одежду моряка.

«На дочку похожа» – подумал Василий. И невольно вспомнил свою мать: «Интересно, какой стала…– А эти как близнецы, только мамаша солидней».

– Проходите, не стесняйтесь, – грудной голос, как у дочери.

Василий прошёл за ней в кухню и присел на придвинутый стул, смущённо глядя на мазутные ботинки.

– Можно спросить вас – откуда будете родом? – нарушила молчание хозяйка.

– Из Сибири, – ответил Василий.

– Сибиряк! – изумилась женщина.

«Скорей бы дочь пришла» – подумал Василий.

– И семья есть? – не давала ему передышки женщина.

– Есть.

– Это хорошо, и сколько же у вас детишек?

– Нисколько, – отвечал, засмеявшись, Василий. – Не успел жениться: до войны учился, а потом фронт. Семья – это родные.

– Дело молодое, случается, и на войне женятся.

– Признаться, не было такой мысли.

Показалась дочь, за ней – мужчина, малого роста, пожилой, но подвижный; пронзительные глаза его скользнули по фигуре моряка; клиновидная бородка придавала ему вид строгий, но толстые губы говорили о добром характере.

– Дмитрий Архипович, – представился мужчина и подал руку.

– А мы не познакомились! – воскликнула, спохватившись, женщина и тоже протянула моряку руку. – Клавдия Нестеровна.

– Василий Рязанцев, – представился моряк, пожав тёплую ладонь.

– Это товарищ с погибшего корабля, он будет работать в горкоме, а нам нужно его переодеть, – дополнила дочка знакомство. Клавдия Нестеровна жалостливо глянула на Василия.

– С погибшего? Как это случилось? – полюбопытствовал Дмитрий Архипович.

– Тяжёлая история, а коротко: наш корабль фашисты торпедировали, а потом троих спас катер.

– Интересно…– проговорил Дмитрий Архипович, подвигая табурет ближе к Василию.

– Извини, папа, – встряла дочь, – нет времени, надо бы подкрепиться, а потом привести Василия в порядок, и сразу же пойдём в горком. На курсы записаться нужно сегодня.

– Можете помыться там, – вступив в права хозяйки, Клавдия Нестеровна показала пальцем на дверь ванной.

– Не беспокойтесь, спасибо…– полон смущения, поблагодарил Василий.

Зоя Дмитриевна вышла в другую комнату, но вскоре возвратилась и подтолкнула Василия к ванной, куда уже подходил её отец, с парою белья, брюками и кителем; одежда висела на плечиках.

– Возьми, – предложил он по-отечески. – Вроде по росту. Это бывшего зятя. Мы им гордились.

Зоя Дмитриевна опустила голову, но сразу подняла её и посмотрела на моряка, как бы подтвердив: «Бери…» Василий, смущаясь, принял одежду из рук Дмитрия Архиповича. Тот, кивнув головой, оставил молодых у ванной.

– Зоя Дмитриевна, зачем? – всё новое…

– Надевайте. Только как с погонами?

– Снять бы надо…

– Быстрей мойтесь, – сказала она, прикусывая зубками нижнюю губу. Ушла, взяв китель.

«Замужем была… А я не вспомню, чтобы мне девушки так нравились, – подумал он, оставшись один в ванной. – Кстати, а чего они так ухаживают за мной? Может, мужа очередного? Тьфу, дурак! – они по-человечески, а я о гадостях… Но она ласково на меня взглянула. Тьфу ты, опять…».

27

Солнце лило лучи на сугробы, возвышающиеся на вдоль берега речки. На нём не росло ни кустика. Зато на другом берегу, как будто легла тень, виднелась тайга.

Из двухэтажного дома вышел мальчуган, в фуфайке взрослого человека – полы её доставали до земли, а на ботиночки нависли женские рейтузы. Малыш попытался поднять сползающую на нос шапку, но понял бесполезность усилий и оставил шапку в покое – то есть, на носу, зато задрал голову, чтобы что-то видеть. Из соседних дверей этого же здания вышел другой малыш. Увидев Сашку, а это был он, подошёл к нему и задал вопрос:

– И ты в Доме отдыха живёшь?

– А где он? – спросил Сашка.

– Вот же он, не видишь? – с ухмылкой сказал мальчик, показав на окно второго этажа, занавешенного чем-то розовым.

– Н-е, я отсюда, – отвечал Сашка, кивнув в сторону первого этажа.

– Отсюда? – удивился мальчик. – Так это ты, брошенный, который у тёти Поли живёт?

– Сам брошенный, – обиженно отвечал Сашка.

– Чё ты… Хочешь дружить?

– Хочу, а как тебя звать?

– Костя. А тебя?

– Саня.

– Саня, пошли ко мне в гости?

– Потом… Я за дровами схожу.

Он поправил шапку и направился к дому.

Найдя в сенях топор, приподнял его, но уронил. Полина открыла дверь.

– Что делаешь? – окликнула.

Сашка промолчал. «Берёт санки», – решила Полина. А малый, сопя, засунул топор за пояс. «Дров нарублю и домой принесу» – подумал. Прошмыгнув за дверь, он осмотрелся и потопал к реке. Добравшись по снегу до льда, ступил на него и, скользя, потопал к противоположному берегу. Местами на льду темнели проталины. Сашка обошёл одну из них.

Это увидела Зина. Она шла к проруби, за водой, когда обратила внимание на бродивший по реке серый комочек. Ахнув и бросив ведра, она крикнула: «Саня, утонешь!». Малыш хотел было ей ответить: «Не утону», но, передумав, махнул рукой и подался дальше. Из дома на крик выбежала Полина. Увидев племянника, который обходил очередную проталину, она проголосила:

– Саша! Вернись, пара-зи-и-т!

«А-раа-зит!» – донеслось до Сашки. Он задержался у оставшейся за его спиной проталины.

– Мама…– шепнула Зина, схватив судорожно за руку мать.

– Пусть идёт, молчи… – прошептала Полина.

Словно услышав её, Сашка продолжил путь. «Кричат, что больше дров нарубил, не ходить же каждый день» – подумал.

– Оденься, мама, простынешь, – плачущим голосом проговорила Зина.

– Идиот! – дрожа от ветра и испуга, выругалась Полина. – Придёт, получит оплеуху…

– Мама, он не понимает, что можно, а что нельзя.

– Молчи, ещё зелёная учить! – напустилась мать на дочку. – Лучше быстрей иди через мост, чего доброго, заблудится.

А малый уже вступил в лес. Задрав голову, он начал прикидывать, какое дерево ему срубить. Вокруг возвышалась чаща. «Верёвку, плохо, не взял. Ладно, платком свяжу», – рассуждал. Тут он почувствовал, что защипали пальцы ног. «Как тогда, замёрзли», – подумал, вспомнив вечер, когда бабка везла его на санях. Топор тянул малыша вбок. Он вытащил его и ткнул в дерево. Но дерево рубиться не захотело. Тогда малый сел на пенёк, отдохнуть. «Посижу, решил, – и начну рубить». Осмотрелся. Вдруг солнце зашло за тучу, и в лесу потемнело, как вечером. «Больше не пойду один в лес, зачем темно стало?» – захныкал малыш. Но вспомнив, что до вечера далеко, вытер слёзы и взялся за топор.

А в это время Зина попыталась перейти реку, но лёд стал гнуться под её ногами, и она возвратилась на берег и поспешила к мосту, который был недалеко.

28

Завыл ветер, детей загоняя в дома. Серый воробышек побил клювом о стекло окна. Постучал, повертел крохотной головкой, как будто желая пожаловаться, что он больше не в силах со стужей бороться.

– Старик, это ты долбишь? – обратилась Василиса к мужу из комнаты.

– Это ветер, – скручивая дратву, откликнулся Ефим Ерёмин.

Василиса, отложив шитьё, подошла к окну.

– Пичуга это, Витина душа, видно, прилетела…

– Чепуху не мели, – ответил, сплюнув, Ефим. – Глаза не успела продрать, а уже про души толкуешь…

– А