Семь лет в «Крестах»: Тюрьма глазами психиатра - Алексей Гавриш

был предельно структурированным человеком. В его работе прослеживались две линии. Первая – это формальность. Он формализовывал работу до предельного абсурда, основной его идеей было соблюдение правил. Для него самого, для других сотрудников и для пациентов. Вторая линия – это то, от чего он получал удовольствие на работе. Непрерывный анализ и мыслительный процесс, который строился целиком на работе с пациентами.

Одной из фундаментальных основ его бытия была история про Уинстона Черчилля, в соответствии с которой, помимо всех заслуг в политике и мироустройстве, тот имел еще одно важнейшее дело, занимавшее его почти всю жизнь. По мнению Пиночета, именно это дело и помогало ему оставаться тем, кем он был. Черчилль строил забор. Сам. Из года в год он в своем огромном имении носил кирпичи и кропотливо строил забор.

Пиночет всю жизнь выращивал на работе дубы, ростки которых раздавал сотрудникам или высаживал сам. В Питере есть целая аллея из его дубов, для многих – безымянная.

Как мы работали до обеда

Самый большой плюс работы психиатра в непрофильном учреждении состоит в том, что никто, включая руководство, толком не понимает, в чем же на самом деле заключается эта работа. А о его квалификации можно судить по тому, что никому не приходит в голову вникать в его действия. Для этого должны быть грамотно выстроены все процессы.

Наша работа включала два важных компонента – амбулаторное и стационарное обслуживание спецконтингента, а также своевременное и адекватное превращение пациента из амбулаторного в стационарного и обратно. Для этого мы старались придерживаться особого расписания, чередуя работу на отделении и на режимных корпусах. Мы делили день, условно, на «до обеда» и «после обеда».

Все читали «Маленького принца» Экзюпери? «Есть такое твердое правило. Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету»[9]. Для меня планетой было отделение. А уборкой – обход. Рабочий день начинался в восемь утра именно с обхода. Мы составляли списки, о которых подробнее ниже, и обслуживали приемный и сборный корпуса. После обеда – занимались приемом пациентов как на отделении, так и на режимных корпусах. В этой главе наш день до обеда.

Каждое утро я, Пиночет, бригадир санитаров и дежурная смена, включавшая режимного и оперативного сотрудников, проводили покамерный (он же попалатный) обход отделения.

Каждый из нас выполнял свою функцию. Дежурная смена сдавала и принимала количество голов и их целостность. Режим следил за соблюдением требований распорядка и состоянием камер. Врачи проверяли психическое состояние подопечных. Бригадир записывал все недочеты, выявленные в процессе, а уже потом мы придумывали, как их устранять. Опер же просто скучал. Ему не шибко интересно было смотреть на сумасшедших, но его присутствия требовало начальство.

Первый этаж, затем второй. Поочередно открывались «тормоза», дверь каждой палаты, пациенты в обязательном порядке поднимались со своих шконок и, оголенные по пояс, выводились в коридор, где проводился телесный осмотр и оценивалось их психическое состояние. Помимо этого, мы заходили в камеры и осматривали их. Когда долго работаешь, то уже знаешь, на что обращать внимание и что искать. Практически каждый день из камер выбрасывались карты, «удочки» для «дорог» (приспособления из газет, посредством которых осуществлялась межкамерная связь: обычно с внешней стороны здания натягивались ниточки, по которым передавались «малявы», то есть записочки), «мойки» (лезвия от одноразовых бритвенных станков), веревки, простыни и тряпки, которыми завешивались лампочки и шконки (спальные места). Наличие этих предметов в камере является грубым нарушением режима и отличным поводом влепить ЗК наказание вплоть до перевода в карцер. Но мы почти никогда не сообщали о них администрации, а «наш» сотрудник режима тоже смотрел на такое сквозь пальцы. В редких случаях, когда эти нарушения были особенно нахальными, мы прибегали к методам «медикаментозного перевоспитания».

Про тряпки для лампочек и коек стоит рассказать немного подробнее. Дело в том, что у нас на отделении в ночное время никогда не выключался свет в камерах (палатах). Это нужно было для того, чтобы у младшего персонала, то есть санитаров и медсестер, была возможность осуществлять надзор и вовремя принимать меры в случае возникновения нештатных ситуаций. Но постоянно спать при горящей под потолком лампочке – удовольствие весьма своеобразное, а для людей с нарушением сна и весьма мучительное. Поэтому если в палате собирались относительно сохранные пациенты, состояние которых не угрожало суицидальным или агрессивным поведением, то мы, в общем-то, закрывали глаза на занавешенную лампу, требуя лишь убирать все тряпки перед обходом. К другим же мы в этом вопросе подходили строго, а где-то даже сурово. И это было очень субъективно.

Это была своеобразная игра. За день жулики находили такие штуки, а утром мы их изымали. И так по кругу. Те, кто был поумнее, успевали все лишнее спрятать до обхода. Это было несложно, так как обход проводился в одно и то же время и не был внезапным.

Основная задача утреннего обхода – оценка психического состояния пациентов. Их статика и динамика. С каждым проводился короткий разговор, который позволял оценить, в какую сторону изменилась ситуация. Есть ли улучшения или, наоборот, усугубление симптоматики, работает ли назначенная терапия. Это позволяло отобрать тех пациентов, которые нуждаются в более подробном обследовании, коррекции медикаментозного лечения или же психотерапевтическом сеансе. Помимо тех, кто, по нашему мнению, нуждался в личном приеме, мы записывали на прием всех, кто об этом просил. За день мы принимали порядка 20–30 человек из тех, что были на отделении. Еще во время обхода всплывали коммунальные проблемы в камерах – всякие перегоревшие лампочки, потекшие краны и пр. В задачу бригадира входило организовать и согласовать с режимной службой ремонт всего этого.

После обхода я и бригадир составляли план приема пациентов. Я знакомился со списком, что он составил, отмечая тех, кто меня интересует в первую очередь, кого желательно принять и кто пойдет в самом конце, если на это останется время. Затем шел план ротации пациентов. В тюрьме не приветствуется, когда человек часто «меняет хату». Обычно это означает, что он по каким-то причинам не может найти общий язык с сокамерниками, конфликтен, нечистоплотен или еще что-то. Но у нас ротация пациентов по камерам шла активно, и мы благоразумно не вносили эти данные в учетную карточку. В ней лишь отмечалось, что человек с такого-то по такое-то число содержался, скажем, «на 6/1».

Нам приходилось более-менее ловко совмещать совершенно разных людей, и далеко не всегда мы могли подобрать в камере коллектив, который был бы стабилен больше хотя бы двух недель. Особенности различных психических заболеваний и социальных потрясений сказывались.

Закончив «с уборкой планеты» и наметив фронт предстоящих работ, мы переходили к чаепитию, которое обычно затягивалось примерно на час.

Сам процесс пребывания на рабочем месте гораздо важнее формальных показателей. Неверно воспринимать перекуры, чаепития или просто посиделки с коллегами только как своеобразную форму безделья. В таких неформальных собраниях происходит обмен информацией, который имеет огромное значение для всей деятельности. Слухи, сплетни, личные истории в дальнейшем могут сослужить большую службу.

Однажды после обхода ко мне в кабинет пришла наша «корпусная», которая попросила совета относительно личной жизни. История оказалась занятной. Несколько лет назад у нее начались неуставные отношения с одним «сидельцем», которые плавно перетекли в бурный роман, результатом которого стало их сожительство после его освобождения. От меня же она хотела инструкции – как жить с бывшим наркоманом, чтобы он снова не сорвался. Тогда я надавал каких-то советов и забыл об этой истории. Да и сотрудницу эту перевели с моего отделения на один из режимных корпусов.

Сам процесс пребывания на рабочем месте гораздо важнее формальных показателей. Неверно воспринимать перекуры, чаепития или просто посиделки с коллегами только как своеобразную форму безделья.

Вспомнил я этот разговор много позже, когда принимал в сборном корпусе свежий этап и встретил этого парня. Он таки сорвался, и его очередной раз приняли по «народной статье». Разобравшись с текущими делами, я отыскал в учреждении ту девицу и попросил зайти ко мне. Как оказалось, очень вовремя. Она была на взводе – ей не с кем было обсудить случившееся. Тем более