Летом сорок второго - Михаил Александрович Калашников

– Так точно, товарищ майор. Тут такое дело, в общем, надо взять на левый берег одного человека.

– Что за человек?

– Да гражданский, беженка с Украины. Родителей потеряла, а под Павловском у нее родня живет.

– Ох, лейтенант, – убрав с лица командирскую серьезность, лукаво погрозил пальцем Соболев. – Ждешь, что обеды тебе будет носить, когда по Дону обороной станем?

– Да что вы, товарищ майор, – ответно улыбнулся Шинкарев, – жалко просто ее стало.

– Ладно, увидишь, что на тот берег собираюсь, сажай ее ко мне в лодку без разговоров. Отдохни с полчасика, заодно и с дивчиной попрощайся, – подмигнул напоследок майор.

– Дал «добро», – объявил Слава ожидавшей его девушке. – С первой лодкой поплывешь.

– Спасибо вам, товарищ лейтенант.

– Да брось ты. Славой меня зовут.

Солдаты снимали с подвод лодки, спускали на воду, складывали в них амуницию, оружие и форму, налегке перемахивали реку вплавь. Тех, кто не умел плавать, сажали на весла. Сделав несколько ходок туда-обратно, гребцы менялись. Затишьем пользовались и гражданские: разбивали подводы, сколачивали из них подобие плотов. Многие семьи, уже переплывшие на левый берег, уходили по каменной дороге в Павловск.

Минута уходила за минутой, а Соболев все не садился в лодку. Время для отдыха, выделенное лейтенанту и его людям, истекало. Слава хотел уйти только убедившись, что Настя села в лодку.

Над селом снова показались самолеты. Там уже сыпались бомбы и гремели взрывы.

– Плавать умеешь? – быстро спросил лейтенант.

Девушка кивнула головой, испуганно глядя ему в глаза. Шинкарев сжал ее запястье и побежал к берегу.

– Плыви быстро! Не жалей сил, на том берегу отдышишься! – кричал он ей на бегу. – Когда выберешься, на берегу не ложись, беги в лес, там отдохнешь! Поняла?

У кромки воды Настя замешкалась.

– Да чего ты копаешься! – не выдержал Слава, подталкивая ее.

Девушка забежала по колено в воду и едва не упала.

– Одежу бы снять, – нерешительно сказала она.

– Плыви так! Некогда!

Настя все же стянула через голову сорочку и сняла юбку, оставшись в одной нательной рубахе, шепотом добавила:

– Так не могу, еще утопну.

Зажав одежду в левой руке, девушка медленно поплыла, выгребая свободной правой. Слава в сердцах выматерился. Течение сносило на сторону ее длинные волосы, подбородок то и дело касался воды. Мимо задранной вверх руки, обгоняя ее, постоянно мелькали головы бойцов. Шинкарев не терял Настю из вида благодаря этой руке с зажатой в ней одеждой.

Над Доном пронесся штурмовик. Всадив длинную двойную очередь в барахтавшихся людей, вышел из пике. Солдатские головы исчезли под водой. Исчезла и рука, сжимавшая одежду. Бомбы посыпались на незаконченный понтон, в разные стороны полетели разнесенные в щепки бревна.

Слава растянулся на берегу, не отрываясь смотрел на солдатские головы, торчащие из воды, пытался отыскать среди них одну – с длинными русыми волосами.

Настя увидела несущийся самолет. Красноармейцы стали исчезать под водой, но она все так же размеренно гребла одной правой рукой. На воде выросла парная строчка фонтанов, Настя выпустила одежду и нырнула, сверкнув загорелыми лодыжками. Страх перед гибелью мигом прошел, в воде она опомнилась: «Как же я теперь без одежды-то?»

Она вынырнула, увидела в полуметре от себя торчащую из воды голую спину бойца и расколотый надвое окровавленный затылок. Пронзительно вскрикнув, девушка замолотила руками по воде, обгоняя других.

Под берегом почуяла опору. Ноги ее уперлись во что-то круглое, мягкое, будто махровое полотенце. Оттолкнувшись, Настя выпрыгнула на берег, обернулась и увидела выглянувший из воды рыжий коровий бок. Она зажала руками рот, чувствуя подступившую тошноту.

Слава, следивший за берегом, нашел среди солдатских тел фигуру в белой сорочке.

– Настя! – во всю силу прокричал он. – Беги в лес! Скорее прячься!

Она не слышала его в кутерьме, унесенная общим потоком, но побежала под защиту деревьев. Небо скоро очистилось. Из воронок, кустов и других убежищ выбирались люди. Шинкарев встал на ноги, все так же глядя на другой берег в надежде, что Настя покажется еще раз.

Глава 10

Позавчера радио передавало, будто бои идут возле Россоши, а не успели мы оглянуться, – вы уже возле наших базов и германца небось следом за собой волокете.

На Белогорскую переправу упали первые бомбы, и семья Безрученко, по настоянию бабы Ганны, принялась за рытье землянки. Старушка, глядя в небеса, сказала: «Быстро ж от границы прошвырнулись». Потом стала ворчать, что стрельба эта надолго, вспомнила восемнадцатый и девятнадцатый годы, когда белые с красными, месяцами занимая то один, то другой донской берег, устраивали пушечные перестрелки.

Землянку копали в середине сада, меж двух старых груш. Бросали рытье несколько раз, когда снова прилетали самолеты. Ближе к вечеру по улицам Дуванки потянулись караваны счастливцев, добравшихся до заветного левого берега. Понурые, изможденные, брели они через деревню. То немногое, что удалось взять из дому, осталось покинутым на «той стороне». Куда они идут? Где им рады?

Попадались среди них раненые. Высохшая женщина несла на руках мальчика лет четырех, у него белым фартуком был забинтован обрубок оторванной руки.

– Не плачь, мам, – говорил ей сын, – у меня новая ручка вырастет, как у ящерки хвост. Правда?

– Господи! Зачем родились эти дети?! – кричала дама в дорогом шелковом платье с брошью на груди. Она сжимала руками виски и нетвердо шагала по обочине.

Селянка с бледным уставшим лицом в фартуке несла мертвого годовалого младенца.

– Люди добрые, – глухим голосом позвала она бабу Ганну, стоявшую у калитки, – дайте, Христа ради, лопатку – ребенка заховать.

Старушка сходила во двор за лопатой, молча подала ее женщине. Та пошла к выгону на краю ярка, выкопала неглубокую ямку.

Анюта увидела в толпе девушку в нижней сорочке.

– Гляди, бабушка, девке вон досталось.

– Цыц, бессовестная! – шикнула старушка. – Эй, молодуха! Заходи во двор, – поманила ее рукой баба Ганна, – сейчас тебе дочка найдет чего-нибудь.

Девушка прошмыгнула в калитку.