Русская сага. Брак. Книга вторая - Тина Вальен

– Ветошь ещё точнее. Меня больше волнуют слова: «любить в болезни и здравии». Если по совести, то без всяких клятв в человеке должно быть элементарное сочувствие к заболевшему человеку. У моего мужа оно только пока к котятам проросло, а мне после заболевания не сказал ни одного слова поддержки. И после родов не жалел, не давая времени на восстановление.

– Откуда у мужчин может взяться сочувствие, если они не болели и не рожали? Чтобы нас понять, им надо хоть раз родить или хотя бы представить, как ребёнок проходит через их канал… Каждый раз не могу удержаться от смеха от такой картинки.

– Да чтоб канал порвался, и на него пяток швов наложили! А жена с идеальной фигуркой рядом от нетерпения настаивала на скорейшем исполнении супружеского долга.

Обе от души посмеялись, потом молодая женщина с модной стрижкой вытерла выступившие от смеха слёзы и уже спокойно сказала:

– Картинка смешная. Но, чтобы хорошо относиться к жене и детям, не обязательно самому рожать. Надо просто быть человеком.

– И добавь: ответственным, честным, благородным, добрым и заботливым. Мой папа такой. Своего мужа я другим не представляла. Кстати, он вполне соответствовал моим ожиданиям, как и я – его. Вот только роды всё изменили. После них муж вместо гарантированного секса с хорошенькой женой получил ребёнка, бессонные ночи и измождённую истеричку.

– К не менее измождённой жене в общей палате муж каждый день бегает! А что ждать от моего, если жениться его заставили, клятв не давал? И попала я в семейный ад.

– Я сама замуж не хотела, но пришлось выйти ради дочки. Теперь смотрю, как муж носит нашу кроху на руках, и радуюсь. Он тоже не собирался так быстро становиться отцом, но после рождения с удовольствием нянчился с дочкой и мне помогал во всём. Жаль, не долго, но, как говорят другие мамочки, для молодых отцов это в пределах нормы. Я, как молодая мать, тоже подвела семью и заболела…

– Вроде рождение детей – это богоугодное дело, но почему-то оно становиться наказанием…

– Не наказанием, а испытанием, – поправила худышка. – Ребёнка родить – не в туалет сходить. Слишком большой стресс, а мы к нему ещё добавляем обиду на мужа. Надо срочно заканчивать с истериками и выздоравливать! – худышка помолчала, а потом улыбнулась и добавила, – Сначала я поправлю здоровье, а потом верну свою внешнюю привлекательность, после чего, надеюсь, ко мне вернётся и внутренняя уверенность в себе. Пока на это сил не хватает… и денег.

– Мне больше всего хочется избавиться от тирании, – призналась её соседка. – Выйду из больницы и снова попаду в тюрьму, в которой надзиратели будут плевать на моё мнение, заставят жить по их законам и снова доведут до края. Пока их нет дома, приучаю детей с лишним весом к диете, на прогулке заставляю играть в подвижные игры, но потом приходит с работы бабушка и заваливает их шоколадом с тортиками, игрушками и обновками, а они виснут у неё на шее и визжат от счастья. Вижу её злорадный взгляд и ухожу в свою комнату реветь. Все мои попытки выйти на работу, а детей отдать в детский сад для социализации воспринимают в штыки.

– Тюрьма и надзиратели – плохо. Но тюрьма удобная и богатая! Продукты приносят, одевают, ты рядом с детьми. Расслабься и кайфуй. Моя знакомая тоже не работает: встаёт, кашей деток накормит и начинает пёрышки чистить. Потом в парке с ними гуляет, укладывает спать и сама спит. Только перед приходом свёкров и мужа ставит кастрюлю с водой на плиту, включает стиральную машинку и оставляет в центре комнаты пылесос с намёком: «Извините, не успела!» Свекрови приходится первое варить и котлеты вертеть на неделю вперёд. Поскольку она и детей не учит, их пришлось в садик отдать. Теперь пропадает в парикмахерской и в магазинах. И муж её обожает! Разве не умница?

– А мы, значит, дуры. Недавно читала детям Киплинга. Неужели для того, чтобы дать отпор бандер-логам, нужно стать удавом Каа? Не хочу!

– Тогда беги из джунглей или… «во глубине сибирских руд храните гордое терпенье»!

– Из-за терпенья я сюда и попала.

– Да и я не от великого ума лежу рядом с тобой. Скажи, разве можно назвать меня умной, если я ухитряюсь обижать саму себя? Во время беременности мне до смерти хотелось фруктов, мяса да икорки, а я на декретные деньги сделала ремонт в комнате и купила мебель.

– Меня от икры и мяса всю беременность воротило.

– Тебя от достатка тошнило, меня – от недостатка. С другой стороны, голод меня спас, иначе бы я вообще не разродилась. Дочка и на голодном пайке набрала больше четырёх кило. Такая вот во мне скрытая сила!

– Господи, в чём только душа держится, а она ещё и силой хвалится, – рассмеялась полненькая. – Интересно получается. Ты, с сильной волей, сломалась, а меня, безвольную, поломали. Результат один – больничная палата, в которой обе лежим и рассуждаем о том, как судьба играет человеком.

– И что за зверь такой, эта судьба? Только и слышу о ней со всех сторон, да и сама этим словом частенько жонглирую.

– Судьба, в обывательском сознании, – это неразумная и непостижимая предопределённость событий и поступков человека. Я считаю, что такое явление существует, оно ведёт человека по жизни, и никакую волю ей не противопоставить, хоть веником убейся.

– Зачем убиваться? Надо постараться увидеть даже в худшем её варианте какой-то плюс.

– И он же крест…

Ина, одна из этих двух молодых женщин, та что с хвостиком, была счастлива, что попала в больницу как раз тогда, когда дочь Алёнка совсем привыкла к детскому саду. Теперь с ней может справиться один Игорь, а она несколько недель отдохнёт в больнице.

Врач пообещал ей полное выздоровление, если она исключит из жизни все переживания, бессмысленные обиды, а вместо них включит в неё хорошее питание и ночной сон продолжительностью не менее восьми часов.

Придётся ей после отпуска и защиты диплома искать другую работу, потому что врач категорически запретил дежурства в ночную смену. С новым дипломом сделать это будет легче, но его ещё надо получить, что никакого спокойствия не обещало.

В десятиместной палате, куда её сначала положили, уже лежали семь женщин с аналогичным диагнозом. Ина взяла с собой три книги Льва Николаевича, надеясь в больнице осилить его до конца, но это не всегда получалось. Сначала одна из женщин начинала рассказывать о причинах заболевания, потом другая продолжала, и разговор в палате не прекращался. Вскоре Ина подружилась с Дарьей, самой интересной из всех, но её перевели в отдельную двухместную палату.

– Свекровь организовала. Сначала «довела до неё», потом организовала, – тоскливо сообщила она Ине и предложила, – перебирайся ко мне, будем читать в тишине.

Через неделю, начитавшись, они всё же разговорились. Оказалось, что они обе окончили педагогический институт – центр производства интеллигентов их провинциального городка. Её история «жили-были» отличалась от Ининой лишь нюансами, что и потрясло.

Муж Дарьи был единственным сыном торговых работников, по тем временам «мещан во дворянстве». Сокурсники считали его нарциссом бестолковым, а он сам себя – элитой. Даша, отличница-скромница, выросла в семье учителей и мечтала совсем не о таком парне. Началось с того, что брат отца Дарьи, декан института, дрогнул перед «благодарностью без границ» и пристроил Сынка благодетелей на иняз. Парень совсем не тянул учение и прилип к сокурснице Дарье как к спасательному кругу. Она – его бесплатный репетитор, он – её проводник в элитную тусовку. Не замечая сопротивления, он таскал её за руку на все вечеринки, балдея от собственного благородства и напропалую флиртуя с другими, красотками. Суетился он неутомимо, считая, что активно живёт.

Его родители плавились от улыбок при Дашином появлении в доме, привечали, потчевали, шмотки доставали, вплоть до выпускного вечера, ибо после него она была не нужна. Оказывается, что богатая невеста и доходное место Сынку уже были уготованы.

А он, бестолочь, взял и сломал все их планы: на выпускном вечере напился сам, подсыпал что-то Дарье в шампанское и лишил, на спор и на потеху свите, последнюю девственницу курса чести и достоинства. Пошутил парнишка и попал, как кур в ощип. Точнее, как молоденький петушок.

Скандал был жуткий, но тихий. Его устроил дядя, естественно за спиной обесчещенной племянницы. И свадьба состоялась. Дарье было всё равно. Все пять лет она засматривалась на другого парня и уже устала ждать хоть одного ответного взгляда, да и к Сынку привыкла. Плюс беременность. Только после неё и узнала, что такое искренняя ненависть и презрение, которые в полной мере получила от свёкров.

Их собственный дом, забитый дефицитом и пылью, лёг на её плечи. Все остальные – свободны, в том числе и сынок. Её тыкали и тюкали с нескрываемым наслаждением за всё. К новорождённому ребёнку ночью не подходили, зато в свободное от работы время тетёхались с ними до одурения, нарушая с трудом выстроенный режим дня. Это был только их ребёнок, а мать при нём нянька, дура, идиотка.