О чём поют воды Салгира - Ирина Кнорринг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты мечтаешь: „Вот вернусь домой…“»
Ты мечтаешь: «Вот вернусь домой,Будет чай с малиновым вареньем,На террасе — дрогнувшие тени,Синий, вечереющий покой».
Ты с мальчонкой ласково сидишь…«Занят я наукой и искусством…»Вспомним мы с таким хорошим чувствомПро большой и бедственный Париж.
Про неповторимое изгнанье,Про пустые мертвенные дни…Загорятся ранние огниВ тонком, нарастающем тумане…
Синий вечер затенит окно,А над лампой — бабочки ночные…— Глупый друг, ты упустил одно:Что не будет главного — России.
5 — III — 1930Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)
«Печального безумья не зови…»
Печального безумья не зови.Уйдём опять к закрытым плотно шторам,К забытым и ненужным разговорамО вечности, о славе, о любви.
Пусть за стеной шумит огромный город,— У нас спокойно, тихо и тепло,И прядь волос спускается на лобОт ровного и гладкого пробора.
Уйдём назад от этих страшных лет,От жалких слез и слов обидно-колких,Уйдём назад — к забытой книжной полке,Где вечны Пушкин, Лермонтов и Фет.
Смирить в душе ненужную тревогу,Свою судьбу доверчиво простить,И ни о чём друг друга не просить,И ни о чём не жаловаться Богу.
13 — III — 1931Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)
«И вовсе не высокая печаль…»
И вовсе не высокая печаль,И не отчаянье сдвигало брови…Весь вечер пили, долго пили чай,И долго спорили о Гумилеве.
Бросали столько безотчётных слов,— Мы ссорились с азартом, и без толку.Потом искали белый том стихов,Повсюду — на столе, в шкафу, на полках.
И не нашла. И спорили опять.Стихи читали. Мыкались без дела.И почему-то не ложились спать,Хоть спать с утра мучительно хотелось.
День изо дня — и до каких же пор?Всё так обычно, всё совсем не ново.И этот чай, и этот нудный спорО Блоке и таланте Гумилева.
31 — I — 1930Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)
О РОССИИ
1. «Я в жизни своей заплутала…»
Я в жизни своей заплутала,Забыла дорогу домой.Бродила. Смотрела. Устала.И быть перестала собой.
Живу по привычке, без цели.Живу, никуда не спеша.Мелькают, как птицы, недели,Дряхлеет и гибнет душа.
2. «Однажды случайно, от скуки…»
Однажды случайно, от скуки, —Я ей безнадежно больна, —Прочла я попавшийся в рукиКакой-то советский журнал.
И странные мысли такиеВзметнулись над сонной душой.Россия! Чужая Россия! —Когда ж она стала чужой?
3. «Россия! Печальное слово…»
Россия! Печальное слово,Потерянное навсегдаВ скитаньях напрасно-суровых,В пустых и ненужных годах.
Туда — никогда не поеду,А жить без неё — не могу,И снова настойчивым бредомСверлит в разъярённом мозгу:
Зачем меня девочкой глупой,От страшной, родимой земли,От голода, тюрем и труповВ двадцатом году увезли?!
13 — VII — 1933Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)
СТИХИ К СЫНУ
«За то, что нет у меня друзей…»
За то, что нет у меня друзейИ с детства я была одинокой;За то, что за морем, в стране далёкой,Осталось так много ненужных дней;
За то, что нечего мне терять;За то, что звонкий смех разлюбила;За то, что днём валюсь на кроватьБез мыслей, без слов, без слёз, без силы;
За горечь длинных, пустых недель;За сердце холодное, но не злое, —Дана мне тихая колыбель,Глаза голубые и детский лобик.
4 — IX — 1929«Вечерами в комнате отдельной…»
Вечерами в комнате отдельной,Всю её внезапно полюбя,Я ласкаю песней колыбельнойСлабого и нежного — тебя.
Я спою о том, как дни скользилиКак мелькали мутные года,Расскажу большие сказки-былиПро зверей, поля и города.
Расскажу о море тёмно-синем,О большой и путаной судьбе,О какой-то сказочной России.Никогда не ведомой тебе.
И под гнётом прежних слёз и бедствий,Опустив на лампу абажур,Про своё оборванное детствоКолыбельной песней расскажу…
1929«Я знаю, как печальны звезды…»
Я знаю, как печальны звездыВ тоске бессонной по ночамИ как многопудовый воздухТяжёл для слабого плеча.
Я знаю, что в тоске слабея,Мне тёмных сил не одолеть.Что жить во много раз труднее,Чем добровольно умереть.
И в счастье — призрачном и зыбком,Когда в тумане голова,Я знаю цену всем улыбкамИ обещающим словам.
Я знаю, что не греют блёсткиЧужого яркого огня;Что холодок, сухой и жесткийВсегда преследует меня…
Но мир таинственно светлеет,И жизнь становится легка,Когда, скользя, обхватит шеюХудая детская рука.
9 — II — 1932Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)
В ДЕРЕВНЕ
Пробежимся со мной до распятья,Вдоль сухих, оголённых полей.На ветру мое пёстрое платьеЗамелькает еще веселей.
Я сгрызу недозревшую грушу,Ты — хрустящий, сухой шоколад.И в твою нерасцветшую душуПерельётся широкий закат.
А обратно — мы наперегонкиПобежим без оглядки домой.Будет голос твой, тонкий и звонкий,Разрезать предвечерний покой.
И завидя наш маленький домик,Ты забьёшься в густую траву,Ну, совсем белобрысенький гномик,Чудом сбывшийся сон наяву.
А потом, опуская ресницы,Ты задремлешь в кроватке своей.И тебе непременно приснитсяБелый зайчик с колючих полей.
30 — VIII — 1932Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)
«Жужжит комар назойливо и звонко…»
Жужжит комар назойливо и звонко.Ночь голубеет в прорези окна.Спокойный облик спящего ребёнка,И — тишина. Навеки — тишина.
Мне хочется, что б кто-то незнакомый,В такой же напряженной тишине,В таком же старом деревянном домеСидел один и думал обо мне.
В его окне — сиянье летней ночи,От сердца к сердцу — ласковая грусть…И несколько чужих, прекрасных строчекЯ нараспев читаю наизусть…
12 — VII — 1933Из сборника «После всего» (Париж, 1949)
«Ты не вспомнишь уютного детства…»
Ты не вспомнишь уютного детства,Знал ты только сумбур и хаос.Без любви к обстановке и месту,Будто в таборе диком ты рос.
Без понятья о родине даже:Кто ты — русский, француз, апатрид?Никогда ты не встанешь на стражеУ могильных торжественных плит.
Ты не знал «беззаботного детства»,Дать тебе я его не смогла.Но другое, другое наследствоДля тебя я всю жизнь берегла.
И дано оно очень немногим:Ты полюбишь сильней и сильнейШорох шин по пустынным дорогамИ свободу несчитанных дней.
Ты полюбишь большие просторы.Ты научишься в сердце беречьКаждый новый посёлок и город,Новизну неожиданных встреч;
Каждый день, неизвестный заране;Каждый новый крутой поворот;И на карте огромных скитанийНити властно зовущих дорог.
Возлюбив, как бесценное благо,Небо, землю под твёрдой ногой,В жизнь войдёшь ты бездомным бродягойС неспокойной и жадной душой.
7 — IX — 1941Мамочке
