Частная жизнь вождей - Ленин, Сталин, Троцкий - К Енко

...Мы было обосновались окончательно в Женеве.

Приехала моя мать, и мы устроились по-домашнему - наняли небольшую квартиру, завели хозяйство. Внешне жизнь как бы стала входить в колею. Приехала из России Мария Ильинична, стали приезжать и другие товарищи.

Внутренне и внешне Ленин изменялся к худшему.

Революционерка Р. Землячка писала:

"Мы, близкие ему, с болью следили за тем, как он изменился физически, как согнулся этот колосс".

Ленин все чаще ссориться с Крупской по поводу того, что он стал регулярно посещать рестораны и кафе и тратил там партийные деньги.

У него участились нервные срывы по любому поводу. Ругаясь с Крупской, он назвал её "мымрой" и "потаскушкой".

В этих условиях приходит решение сменить место проживания и переехать на жительство в Париж.

А вот каким запомнился Ленин своему соратнику А. Парвусу:

"Перед отъездом в Париж Владимир Ильич пригласил меня в ресторан. Мы заказали какое-то вино. Лицо у Ленина было мрачнее тучи. Он начал говорить об неудавшейся российской революции и вдруг взорвался:

- Рабочий класс у нас ещё гнилой, говно. Дальше своего носа ничего не видит.

- Всему свое время, - пожал я плечами, не имея особого желания сейчас о чем-либо спорить.

- А впрочем, - продолжал Ленин, кажется, не услышав моих слов, - оно и не нужно, чтобы он пытался смотреть далеко. На данном этапе. Иначе получится то, что получилось с нашей партией.

Очевидно, Владимир Ильич болезненно переживал бесконечные споры, разборки среди большевиков, причиной которых он нередко сам являлся.

Несколько бокалов вина возбудили Ленина, и он стал говорить непозволительно громко, размахивая руками.

Вдруг откуда-то появился полицейский и потребовал наши документы. Ленин весь как-то съежился, побелел и полез в карман. Я проделал то же.

Полицейский внимательно рассмотрел наши документы и вернул обратно.

- Прошу не кричать, - сказал он на прощанье и на несколько секунд задержал свой пристальный, колючий взгляд на лице Ленина.

Когда полицейский наконец ретировался, Владимир Ильич зашелся приглушенным смехом.

- Не так-то просто голыми руками этим блядям взять большевиков, а, батенька?!

На его лице уже не было и тени страха. Он опять потянулся за уже почти пустой бутылкой...".

Воспоминания Крупской о периоде с конца 1909 года:

"Поздней осенью стали мы перебираться в Париж.

В Париже пришлось провести самые тяжелые годы эмиграции. О них Ильич всегда вспоминал с тяжелым чувством. Не раз повторял он потом: "И какой черт понес нас в Париж!".

Владимир Ильич смотрел отсутствующими глазами на всю нашу возню с домашним устройством в новом логовище: не до того ему было. Квартира была нанята на краю города, около самого городского вала, на одной из прилегающих к Авеню д'0рлеан улиц, на улице Бонье, недалеко от парка Монсури. Квартира была большая, светлая и даже с зеркалами над каминами (это было особенностью новых домов). Была там комната для моей матери, для Марии Ильиничны, которая приехала в это время в Париж, в Сорбонну, учиться языку, наша комната с Владимиром Ильичом и приемная. Но эта довольно шикарная квартира весьма мало соответствовала нашему жизненному укладу и нашей привезенной из Женевы "мебели". Надо было видеть, с каким презрением глядела консьержка на наши белые столы, простые стулья и табуретки. В нашей "приемной" стояла лишь пара стульев да маленький столик, было неуютно до крайности.

На мою долю сразу выпало много всякой хозяйственной возни - моя старуха мать как-то растерялась в сутолоке большого города. В Женеве все хозяйственные дела улаживались гораздо проще, а тут пошла какая-то канитель: газ надо было открыть, так пришлось раза три ездить куда-то в центр, чтобы добиться соответствующей бумажки. Бюрократизм во Франции чудовищный. Чтобы получить книжки из коммунальной библиотеки, надо было поручительство домохозяина, а он ввиду нашей убогой обстановки не решался за нас поручиться. С хозяйством на первых порах была большая возня. Хозяйка я была плохая - только Владимир Ильич да Инок были другого мнения, а люди, привыкшие к заправскому хозяйству, весьма критически относились к моим упрощенным подходам. ...Как-то в феврале, помнится, приехал из своего путешествия по Японии Марк Тимофеевич - муж Анны Ильиничны, обедал у нас. Посмотрел он, как мы хлопочем около кухни, как по очереди с Марией Ильиничной моем посуду, и говорит: "Лучше бы вы "Машу" какую завели". Но мы тогда жили на партийное жалованье, поэтому экономили каждую копейку, а кроме того, французские "Маши" не мирились с русской эмигрантской сутолокой. Потом я понемногу приспособилась...

В Париже жилось очень толкотливо. В то время в Париж стягивалась отовсюду эмигрантская публика. Ильич сидел мало дома в этот год. До поздней ночи просиживала наша публика в кафе. Особым любителем кафе был Таратута. Понемногу втянулись и другие.

...Заниматься в Париже было очень неудобно. Национальная библиотека была далеко. Ездил туда Владимир Ильич обычно на велосипеде, но езда по такому городу, как Париж, не то, что езда по окрестностям Женевы, - требует большого напряжения. Ильич очень уставал от этой езды. На обеденный перерыв библиотека закрывалась. С выпиской нужных книг была также большая бюрократическая канитель, выдавали нужные книги лишь через день, через два. Ильич на чем свет ругал Национальную библиотеку, а попутно и Париж. Написала я письмо французскому профессору, который преподавал летом на женевских курсах французского языка, прося указать другие хорошие библиотеки. Моментально получила ответ, где были все нужные справки; Ильич обошел все указанные библиотеки, но нигде не приспособился. В конце концов, у него украли велосипед. Он оставлял его на лестнице соседнего с Национальной библиотекой дома, платя за это консьержке 10 сантимов, но, придя однажды за велосипедом, его не нашел. Консьержка заявила, что она не бралась стеречь велосипед, а разрешала только его ставить на лестницу.

С ездой на велосипедах в Париже и под Парижем нужна была большая осторожность. Раз Ильич по дороге из Жювизи попал под автомобиль, еле успел соскочить, а велосипед был совершенно изломан".

Ленин вспоминал:

"Ехал я из Жювизи, и автомобиль раздавил мой велосипед (я успел соскочить). Публика помогла мне записать номер, дала свидетелей. Я узнал владельца автомобиля (виконт, черт его дери) и теперь сужусь с ним через адвоката. (...) Надеюсь выиграть". "Погода стоит такая хорошая, что я надеюсь снова взяться за велосипед, благо процесс я выиграл и скоро должен получить деньги с хозяина автомобиля" (Париж, 1910).

Как мы видим, в этом случае Ленина и его имущество, велосипед, защитило буржуазное государство, против которого Ленин активно выступил в своей работе "Государство и революция".

Осенью супруги переменили квартиру: поселились в тех же краях, на глухой улочке Мари-Роз, две комнаты и кухня, окна выходили в какой-то сад. "Приемной" стала кухня, где и велись все задушевные разговоры. По утрам приходила "femme de menage" - домашняя работница.

В 1910 году в Париж приехала из Брюсселя Инесса Арманд и сразу же стала одним из активных членов нашей Парижской группы. Вместе с Семашко и Бритманом (Казаковым) она вошла в президиум группы и повела обширную переписку с другими заграничными группами. Она жила с семьей, двумя девочками-дочерьми и сынишкой. Она была очень горячей большевичкой, и очень быстро около неё стала группироваться наша парижская публика.

Парижская группа стала. Бедствовали многие россияне ужасно. Рабочие кое-как устраивались, положение же интеллигенции было крайне тяжелое.

Переходить на рабочее положение не всегда было посильно. Жить на средства эмигрантской кассы, питаться в долг в эмигрантской столовке было тяжело.

Участница событий 1905 года в России Серафима Гопнер делится своими воспоминаниями о Ленине того периода:

"После основательных "провалов" в Одессе и Екатеринославе в конце лета 1910 года, после бесчисленных попыток продолжать подпольную партийную работу на родине мне пришлось уехать из России. Перехитрив полицию, я получила заграничный паспорт и в сентябре очутилась в Париже.

...Париж был в те годы, после поражения революции 1905-1907 годов, одним из крупнейших центров русской политической эмиграции. Сюда съезжались многие революционеры, бежавшие от суда, из тюрьмы, с царской каторги и ссылки. Большинству эмигрантов жилось очень трудно.

В Париже жил в те годы Владимир Ильич Ленин. Я мечтала о встрече с ним, но мне казалось, что Ленину мое посещение не будет интересно, что ничего нового я ему сообщить не смогу.

...Во время этой встречи я получила также наглядный пример организованности, которую Ленин соблюдал во всем и повсюду. В самом начале я спросила Ленина, сколько времени он может посвятить беседе со мной; Владимир Ильич ответил: "Времени хватит, а так как мы соединим беседу с чаепитием, то в нашем распоряжении час-полтора". И вот, когда я увлеклась рассказом и забыла о времени, Ленин посмотрел вдруг на часы: очевидно, назначенное время истекло. Я поспешила закончить сообщение. Дослушав меня, Ленин быстро взял со стола недопитый стакан чаю, повторил предложение написать корреспонденцию, дружески простился и ушел в рабочую комнату. Эта комната, которую кто-то в воспоминаниях назвал "кабинетом", меньше всего походила на кабинет. По стенам некрашеные полки с книгами, посреди комнаты продолговатый, тоже некрашеный, стол, покрытый бумагой и заваленный газетами, два-три стареньких самых дешевых стула - вот и весь "кабинет".