Змееловы - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скорее всего — мементо витэ[5], — улыбнулась Анна Ивановна.
Чижак снова бросил взгляд на Олю: она о чем-то тихо переговаривалась со Степаном.
Но Христофор не сложил оружия.
— Боязнь смерти, обожествление ее — вот смысл почитания змеи огнепоклонниками и буддистами. — Он громко хрустнул огурцом. — А мы все-таки психи. Как те, что носятся на мотоциклах, переплывают в одиночку океан в погоне за этим… — он щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово, — остреньким соусом к постной жизни…
— Не в ту степь вы, Христофор, — потрепала его по плечу Анна Ивановна.
— Я — что! — Горохов грустно улыбнулся. И неожиданно закончил: — Мне деньги нужны.
Анна Ивановна рассмеялась.
Вениамин Чижак, сидевший между тетей Капой и Клавдией Тимофеевной, решил свое обаяние распространить на них и с серьезным видом сказал:
— Ходить в гости — традиция, идущая из глубокой древности. Во времена юности человечества существовал наивный и мудрый обычай съедать гостей…
— Да ну! — ужаснулась тетя Капа. — Зачем же их съедать-то?
— Если хозяева не успевали съесть гостей, — ответил Веня, поглаживая бороду, — то гости обедали хозяевами. Эта милая привычка сохранилась до последнего времени у туземцев Соломоновых островов.
— Пресвятая богородица! — перекрестилась старушка. — Ажио мороз по коже…
— Между прочим, сейчас борьба с гостем ведется несколько по-иному, — продолжал Чижак, словно читал интересную лекцию. — Существует два способа. Первый — пассивный: не впускать гостя в дом, но если он все-таки прорвется, то ни в коем случае не кормить. Ежели гость окажется упорный, следует напустить на него злую собаку или, что более эффективно, — тещу.
Клавдия Тимофеевна прыснула в кулак. Тетя Капа еще не понимала, что Веня их разыгрывает.
— Второй способ — активный. В ответ на один визит нанести три или четыре, чтобы гость понял, как тяжело приходится хозяину. Если и это не помогает, то, когда гость снова появится в вашем доме, накормите его так, чтобы дело дошло до «скорой помощи». Этот способ называется «демьянов», по имени изобретателя «демьяновой ухи»…
Тут только и до тети Капы дошло, что Чижак шутит. Она залилась смехом, утирая глаза платочком.
Азаров продолжал шептаться с Олей. Зина сидела на стуле прямо, ни на кого не глядя. Вася все еще расправлялся с закуской.
Вдруг Вениамин предложил:
— Я считаю, надо запечатлеть для потомков этот торжественный день. Роль запечатлителя беру на себя.
— А роль проявителя и отпечатывателя? — спросил Горохов.
— Прошу не беспокоиться, — прижал руку к груди Веня.
— Колумба-то сегодня прорвало, — тихонько толкнул бригадира Василий.
Тот буркнул:
— От кислятины. — И кивнул на шампанское.
Веня протер запотевшее окно:
— Дождя нет. Желающие фотографироваться — на улицу.
Все гурьбой вывалились во двор.
Моросить действительно перестало. Сквозь тучи, через грязно-голубоватые разрывы, пробивались кое-где косые полосы солнечных лучей, вырывая из темного однообразного ковра тайги, раскинувшегося по холмам, яркие свежие пятна. Влажный воздух пах мокрой зеленью.
— Красота какая! — не удержалась Анна Ивановна.
Чижак, как заправский фотограф, расставил всех по классическому правилу: высокие сзади, кто пониже — в первом ряду.
Отойдя на несколько шагов, он долго целился объективом, возился с выдержкой, диафрагмой и вдруг объявил:
— Секундочку… Оставайтесь в таком положении. Заела пленка.
Он вбежал в дом, на ходу перехватил соленый грибок и заглянул в комнату Зины.
Зина сидела на кровати и плакала. Чижак смутился.
— Прости, не помешал?
Девушка поспешно вытерла глаза.
— Нет, что вы, Веня.
— Пленка заела, понимаешь? Помочь можешь только ты. Давай что-нибудь светонепроницаемое.
— Что именно?
— Пальто, плащ…
Зина вынула из шкафа пальто.
— Отлично! — Вениамин укрыл фотоаппарат и залез в рукава. — Зинуля, подоткни со всех сторон, чтобы свет не прошел. — Кряхтя и кусая губы, Чижак возился с пленкой. — Между прочим, не обижайся, Зинулик, хочу дать совет. По-дружески… Тьфу ты черт, крепко засела! Брось ты это… переживать. Наш бригадир обжегся один раз, теперь всё! Его никто не проймет…
— И с чего вы взяли, что я переживаю? — Зина отвернулась к зеркалу, поправила прическу. — Так, вспомнила тут одно…
— Вот и чудесно! — Веня скинул с рук пальто. — Идем сниматься. — Он легонько хлопнул девушку по спине и рассмеялся: — Никому не говори: я эту штуку держу в руках второй раз в жизни.
— Пожалуйста. Мне-то что…
Воспользовавшись тем, что незадачливый фотограф отлучился, Петр Григорьевич незаметно увлек Степана в сторону.
— Ну как вам наши края? — начал он издалека.
— Нравятся, — простодушно признался Азаров.
— Богатые, — кивнул Эпов. — Только не ленись: будет тебе хлеб, будет и маслице. Далековато, правда, от всяких столиц, да мы не жалуемся… Кончится экспедиция, вы опять все свое хозяйство на поезд и увезете?
— Наверное, — ответил Степан.
— А может, уступите мне вагончик, для пасеки моей в самый раз.
Степан растерялся. И, чтобы прекратить разговор, отшутился:
— Яд можем продать, а вагончики — собственность института.
— Яд мне ни к чему, — серьезно сказал Эпов. — А вот вагончик… За ценой не постою. Вам их везти обойдется дороже, чем они того стоят. А может случиться, что вы на следующий год снова сюда. Я бы арендовал его вам.
— Петр Григорьевич, это собственность института, и ею распоряжается дирекция.
— Может, с Кравченко поговорить? — настаивал Петр Григорьевич.
— Не советую. Она за это не возьмется, — вежливо, но твердо сказал Азаров.
— Нет так нет. Я это так, к случаю пришлось… Хозяйство мое тебе как? (Степан молча кивнул.) С Клавой за двадцать лет нажили. — Эпов обвел взглядом двор. — Можно сказать, на голом месте начали. Пришел с войны, сразу взялся обеими руками…
Петр Григорьевич показал Степану хлев, из которого пахло скотиной и навозом. В полумраке Азаров разглядел пятнистый лоснящийся бок буренки. Корова скосила на них темный влажный глаз. Она методически двигала нижней челюстью, издавая негромкий чавкающий звук.
— Зорька наша, — с гордостью сказал хозяин. — Добрая скотина. Четыре семьи может напоить молочком запросто, сметанкой и маслицем вдоволь попотчевать…
Степан чувствовал неловкость. Он не мог взять в толк, с какой стати Зинин отец все ему показывает. Петр Григорьевич подвел его к сарайчику с маленьким подслеповатым окошком. На пороге валялись куриные перья. Из глубины послышалось шевеление и недовольный клекот пеструшек, не поделивших уютные места на насесте.
— Дура птица! — засмеялся Эпов. — Ой дура! Все говорю Клаве: зачем такая прорва курей — семь десятков! Продать половину! Да разве с женщиной договоришься? Куды там! А с весны хочет поросенка или двух взять. Мы прошлый год держали. Хлопот, конечно, много, а с другой стороны, сальце свое, окорока в погребе повесишь. Магазинное, оно не то по вкусу да и дороже выходит…
Петр Григорьевич, увидев, что Степан никак не реагирует на его слова, откашлялся и указал на другое деревянное строение с большими воротами.
— Коней держал. Теперь как бы не по времени: техника заедает. Машину собираюсь покупать. Водить, правда, не умею. — Эпов вздохнул. — Одна надежда: может, зять будет с правами… Не водишь?
— Плохо. — Степан, кажется, понял, куда клонит Эпов, а тот продолжал:
— Мне что, подбросить этак километров за полтораста на пасеку да где хорошие охотничьи места, а вообще пускай распоряжается автомобилем как душе угодно. А то все приходится к Сеньке-милиционеру на поклон ходить: мотоцикл у него служебный. Когда возьмет, а когда и со свояком едет…
— Хорошая у вас охота? — спросил Степан, чтобы переменить тему разговора. Ему стало не по себе.
— Лет двадцать назад лучше была. Загнали зверя в тайгу. Раньше кабанов били прямо у самого Талышинска, можно сказать, у себя в огороде, а теперь ехать надо… У меня ведь сын был, Андрей, — неожиданно сказал Петр Григорьевич. — Чуть моложе тебя. Утонул в сорок девятом. А теперь бабье царство. — Эпов вздохнул. Потом махнул рукой, словно отгоняя тяжелые воспоминания. — Дочери что? Повыйдут замуж, уйдут. Как я увел Клавдию… Ты небось женат? — как бы невзначай полюбопытствовал Петр Григорьевич.
— Был, — буркнул Степан.
— Ясно, — поспешно сказал хозяин. — И дети?..
— Дочь, — так же нехотя ответил Азаров.
— Безотцовщина, — вздохнул Петр Григорьевич.
— Почему же, — нахмурился Степан. — Она больше со мной бывает, чем с матерью…
— Вот и взяли бы ее сюда. У нас хорошо для дитя: воздух, лес, климат самый подходящий… Молоко свое, постоит час — с палец жиру… Клавдия Тимофеевна присмотрела бы. Страсть как детей любит…