Колкая малина - Валерий Горелов

на него пытаются состряпать.Опять под утро снились бойцовские собакиС добрыми улыбками судебных приставов,И скрипучий тротуар в серые бараки —Чрево обитания бандитов и воров.Зевает утро, моросящее на серого мастиффа,А он, в трусах и форменной фуражке,Сам, без землекопов и тарифа,Вырыл схрон на приусадебном участке.Натужно тащит оцинкованный сундукС грузом своих рыночных активовОчень важный и раскормленный индюк —Мастер вымогательств и распилов.Минутой позже в этом же раскопеЕго зароют вместе с кобелём.Картинка поменяется, как в калейдоскопе,И всё накроет проливным дождём.К нему не приставы судебные пришли,Чтобы себе чего-нибудь отжать.Его давно в другие списки занесли,И вот – зашли, чтобы отнятое отнять.

Государь

Обосновал МакиавеллиВ своём трактате «Государь»,Как к власти открывает двериИз смуты сотворенный царь.Как он эффектно и циничноСумел свой люд за горло ухватить,При этом обязательно публичноСебя, незаменимого, хвалить.Он всеми силами пытался возродитьИз прошлого фальшивый реализм,Понимая, что нельзя не победить,Если под себя подмять патриотизм.Цель по-разному приветствует средства,Когда все танцы – к настроению вождя.При том, как церковь оболгала небеса,За добродетель выдавая пагубность греха.Свита шею гнёт и лицемерит,А государь – удав и пустослов,Который на себя любой костюм примерит,Чтоб защитить своё от затаившихся врагов.Он сам придумает долги и согрешенья,И будет тюрьмы до отказа забивать.И, исходя из собственного мненья,Пошлёт без колебаний убивать.

Собачий вой

Поэма

Скисшая деревня, собачья брехня,Убитая дорога, телега у плетня.С недельного запоя такое не приснится,Что тут, в реальном смысле, сумело раскрутиться.По деревне, как на праздник, шум и суета,Купола на Храме рушит голытьба.В вожаках у них мандатное лицо —Барышня с наганом, в кожаном пальто.Она с утра все ляжки заголяла,Да боевые песни распевала,Но, случись, ее собаки покусали,Из засады, подлые, напали.Все бытье свое собаки голодали,Их просто для забавы ругали и пинали,Но сразу чухнув, кто это в пальто,Они рванули защищать собачье житье.Комиссарша тут не затупила,Двух подлюк с нагана порешила,Но, чтоб исправить этот кавардак,Из деревни выгнали собак.А те быстро в стаю посбивалисьИ недобро на деревню озирались.Как только вожака себе найдут,В деревню обязательно зайдут.В оскверненном Храме плачут образа,Тлеет, словно дышит, тонкая свеча,Богоборцы с голоду воздухом икают,Новый мир в деревне радостно встречают.Голытьба глумится над скинутым Крестом,Кто строит жабьи рожи, а кто вопит козлом,Да и комиссарша в кожаном пальтоМетко отстрелялась в аиста гнездо.Выпив чайник браги из гнилой свеклы,Она на сеновале сняла с себя трусы.К телу комиссарскому очередь стоит,А она все те же песни голосит.Это – смычка города с кормилицей-деревней,А что ещё, скажите, будет задушевней,Чем пьяное соитие серпа и молоткаНа вонючем сене гнилого чердака?К сапогам прилипли окурки и навоз,Всю деревню чешет злой педикулёз,И от этой скверны не спасёт наган.Бурно отдыхает завшивленный шалман.Хлопчы побойчее смачно рукоблудят,А вокруг деревни скоро обезлюдят.У собак свои задумки на обед,В вожаках у них волчица-людоед.Справно отдыхали, если бы не Гоша,Он был круто накалён для «синего» дебоша.Вдруг ему узрелась парочка чертейИ шабаш змеиный на буграх грудей.И колол он их вилами под собачий вой,Гоша-земледелец был парень боевой.И пала комиссарша в классовой борьбе,На своей подстилке, в кожаном пальте́.Скоро налетели с алыми звезда́ми,С горячими сердцами и чистыми руками,Они были ловки шашками руба́ть,И за комиссаршу шкуры посдирать.Тех, кто был расстрелян латышскими стрелками,Почему-то все дразнили кулаками.И остался только правильный народ,Тот, который песни нужные поет.На сельсовете свежий флаг приколотили,А во дворе с доски трибуну смастерили,Здесь в главных дирижерах мандатное лицо —Орденоносец Швондер в кожаном пальто.Из амбаров хлеб последний выгребают,Видно, мироедов гнусных добивают,Вся деревня варит суп из лебеды,Но точно не для них голодные бунты.Здесь теперь важнейший из вопросов:Кто будет первым по количеству доносов?Сейчас в почете власти запродатьИ друга детства, и родную мать.Здесь звезды на погостах стройными рядами,Вечный сон не будет больше под Крестами.Дребезжит осинка жиденьким листом,Заехали на жительство Гоморра и Содом.«Кубанские казаки» – главное кино,Но кто-то есть за кадром, в кожаном пальто.Кажется, деревни пузо наедали,Но это режиссеры пыль в глаза пускали.Тщательно считают в поле трудодниИ лакают брагу из гнилой свеклы,Гошины потомки с вилами шныряют,И собаки воют, вроде что-то знают.Тем, кто раньше водку кровью запивали,Им сейчас в газетах глазки вытыкали.Идеологически предатели разбиты,К ним теперь применят меры соц. защиты.Тот, кто баб беременных с нагана пострелял,В камере углы от страха обдристал.Бывший маршал тоже слюни распустил,Он людей в Тамбове газами травил.А дракон на троне злобно ухмылялся,Он непонятно с кем полночи прошептался,А потом забылся в беспокойном сне,Мысленно готовясь к мировой войне.Когда в деревню танки заползали,Кто был натаскан предавать – они предали,На сельсовете новый флаг приколотилиИ старую трибуну подновили.На ней теперь с повязкой говоритель,Новых правил яростный ревнитель.Его собаки, падлы, покусали,Все галифе на заднице порвали.Гошины потомки с острыми вил́амиИ собачья стая с такими же зубами,Эти не умеют шкурой торговатьИ за свою землицу будут воевать.Солдаты умирали, пощады не просили,А мамы на коленях бороны тащили,Мальчики тушили огонь на чердаках,А девочки стирали бинты в госпиталях.Вот такая армия и выгнала врага,Только она красной вовсе не была.Флаг на сельсовете ладят обновить,Но собаки не остались с красным флагом жить.Аист над деревней высоко летает,Этот неба вестник что-то выжидает.Грязными руками хлеб не замесить,Есть на свете нечто, что нельзя купить.А красные настряпали все, чего хотели,Годы, как синицы, в небо улетели,Отцвела деревня, как в болоте мох,Может это выдох, а может быть и вдох.Митру патриарха выдают в прокат,А рясы – как подстилки под поповский зад.К алтарям сползлись режима иждивенцы,Верой торговавшие иуды-обновленцы.Храмы безголовые заросли бурьяном,Вера своих предков признана дурманом.Души пожирал советский модернизм,Красными гвоздиками расцвел социализм.А перевернутую лилию на кладбище сваяли.С тех высот ударно, сутками, вещали,На примерах прошлого снова жить учили.И собаки подлые от досады взвыли.Они брюхом чуяли это божество —Швондера с наганом, в кожаном пальто.Видимо уже прижился навсегдаГардероб из кожи, стиля Октября.Те, кто в тему говорил, тех и награждали,И при этом, для страховки, жарко целовали,Все писали рапорта и, конечно, врали.Новой общностью людей все это прозвали.Главные сатиры и их госаппаратКушают под водку кабаний карбонад.Этим пассажирам в черных «членовозах»Очень не по чину думать о колхозах.Их кайлом тяжелым надо наградитьИ северные реки услать поворотить,Из деревни выгнать красный сельсоветИ собакам кинуть кости на обед.Но эти гады лучших сумели затравить,И по закону жизни с них надобно спроситьЗа ту дверную ручку с веревочной петлей,В которой отцвела рожденная зарей.Может быть, и будет суд наш справедливым,Но только никого не сделает счастливым.Пусть в аду коптится черная душа,Согласно приговору Высшего суда.Белая береза в кроне золотойДребезжит листвою под собачий вой,Пеночка-веснянка над гнездом рыдает,Гадюка в черной коже птенчиков глотает.Перестала певчей быть пеночка-веснянкаИ забыла навсегда, где скатерть-самобранка.Теперь толпится очередь за пайкой мамалыги,Зубами раздирая мозоли от мотыги.Памятники идолам в цивильных пиджаках,Во френчах и шинелях, в погонах на плечах.Не наши это дедушки в историю вошли,Наши, если выжили, в правах поражены.И с нас когда-то тоже