Приключения Синих Космонавтиков. История одного запоя - Илья Уткин

– Ой! – крикнула она. – Вы тут! Я думала у кафе переждать, но там такое! Вон, смотрите!

Сверху, шурша и подпрыгивая, барабаня по скату крыши щедро сыпался град. Я безучастно смотрел на мелькающие шарики льда: мне было холодно, больно, тоскливо…

Из далеких пещер памяти выплыла картинка: белая комната, куски белой керамики – разбитая раковина. Тайник за душевой кабинкой. Черненькая девочка с белоснежным айфоном. Да, верно, я был в гостях. А что потом?

– С вами явно что-то случилось, – услышал я голос художницы. – У вас ужасный вид. Бинт на шее. А у меня такое ощущение, что я вас где-то видела.

– Я – писатель, – подумав, начал рассказывать я, – ехал к сыну, выпил с друзьями… потерялся. Похоже, чем-то некачественным отравился. Теперь – ни денег, ни документов. Ни ключей, ни телефона. Ни ботинок.

– Я же говорила, что с вами беда приключилась! – в голосе девушки звучало настоящее ликование.

Пришла мысль, что, если бы не мой расчёт на то, что девчонка заплатит за мой проезд до города, я мог бы, в принципе, ее придушить. Ну, или хотя бы дать ей хорошего пинка!

Но если удастся ее разжалобить, может, повезет рубликов еще на двести, чтобы хватило похмелиться?

– А вас не Михаилом зовут? – девушка придвинулась совсем близко.

– Да, откуда вы знаете? – моментально сориентировался и солгал я. Болен-то болен, но сообразил сразу, с кем путает меня девица – с Мишей Козинским! В городском литобъединении наше внешнее сходство давно было притчей во языцех. Только Миша теперь носил бороду и отращивал на затылке хвост.… Такой типичный питерский вития – заядлый тусовщик с навечно приклеенной многозначительной ухмылкой и вонючей трубкой во рту. А какой писатель – графоман с апломбом, ходячая самореклама, бабник и зажимщик, человечек с гнильцой, одно слово, трезвенник. И нишу себе определил соответствующую – исторические эссе, дамские романы, сидней шелдон, розовые сопли. Да еще в политику лез. Меня Миша презирал – за то, что volens nolens приходилось быть двойником клоуна и пропойцы, непонятно как пробравшегося в ряды интеллектуальной элиты. Понятно, что и я Козинского на дух не переносил. Но в моем плачевном положении эта история подворачивалась как нельзя кстати, и я поспешил ухватиться за нее, как утопающий – за пластиковую соломинку.

– Да, я – Михаил Козинский, – с горькой улыбкой выдал я и, сразу войдя в образ, порывисто отвернулся – словно мне стало нестерпимо стыдно, что меня, известного человека, маститого литератора, звезду ток шоу, застали в таком нелицеприятном виде.

– Я вас почти сразу узнала! – радостно воскликнула девушка, схватив меня за локоть. – Вы просто не в курсе, как я ценю вашу прозу! Не знала только, что вы пьете! И здорово, наверное, зашибаете? Как Чарльз Буковски! Вы даже на Рурка похожи, ну, это я уже о фильме! Я люблю такое читать – Довлатова, Ерофеева «Москва-Петушки». Кабинетных жульвернов не признаю! Уже остыл, извините. Но еще теплый. Пейте!

Только сейчас я заметил в своей руке крышечку от термоса. Я сделал глоток и немедленно подавился застрявшим во рту песком.

– Так вас ждет сын? – не унималась художница. – Хотите позвонить? У меня есть телефон. Да! Можете позвонить жене!

– Нет. Не сейчас. Мы в разводе… Спасибо за чай…

– Идемте скорей! – она опять вцепилась в мою руку. – Не влезем!

В маршрутку и правда – мы еле втиснулись с ее дурацким ящиком. Там мне сразу стало так худо, будто меня живого засунули в братскую могилу и стали засыпать землей. Я боролся с тошнотой, в голос стонал от острой боли в ноге и ужаса при мысли, что на нее вот-вот кто-нибудь наступит. Люди ехали молча, плотно спрессованные в проходе, но водитель останавливал машину на каждом повороте и терпеливо ждал, пока в салон чудом не ввинтится хотя бы еще один упертый придурок. Моя спутница передала за проезд и всю дорогу держала меня за рукав. Я уже почти терял сознание от стресса и духоты, когда она, наконец, не сообщила мне:

– Мы выходим. Пожалуйста. Я потом все объясню.

О, боже! Я всегда знал, что испытать настоящее счастье – очень легко. Нужно только, чтобы было плохо, потом – чтобы стало совсем-совсем плохо, а затем – опять просто плохо – и все, кайф нереальный!

Дождь еще шел, но уже небольшой, и сквозь тучи пробивалось мутное пятно солнца. Идти я не мог, попытался прыгать на одной ноге, но сразу понял, что такая физкультура меня сразу прикончит.

– А что с ногой? – озаботилась девушка. – Обопритесь на меня! Не бойтесь, я очень крепкая. Кстати, меня Валерией зовут. Видите дом? У нас его называют «муравейником». Я в нем и живу. Ну, в смысле – снимаю. Я влюблена в Сестрорецк. Михаил, не стесняйтесь, обнимите меня за плечо. Нам идти пятьдесят метров. Потерпите?

Я, вроде, поартачился для вида, но плечо девушки, похоже, было моей единственной опорой и поддержкой в моем донельзя жалком состоянии. Вариант с квартирой – был еще одним щедрым подарком судьбы. До своего дома я без посторонней помощи не добрался бы ни за что. Да и попасть в свою квартиру без ключа не смог бы.

Мы поднялись на четвертый этаж и зашли в маленькую «двушку», очень скромно обставленную. Лера жила в комнате с видом на Разлив, вторая комната была заперта хозяевами. Прямо с порога она потащила меня в душ. Мужской одежды взять было негде, но все мое рванье, кроме трусов, она решительно отправила в мусорное ведро, а взамен выдала клетчатый плед.

– Палец у вас, я думаю, сломан, – сказала она, осмотрев мою ногу после того, как я, чисто вымытый и укутанный в нелепую тогу, угнездился в единственном в комнате кресле. – У меня есть новая футболка, безразмерная. А ваши брюки я, пожалуй, вытащу назад из помойки, постираю, обрежу, сделаю шорты по колено. Потом надо идти в травмпункт. Здесь рядом, за углом, на Борисова. Я зимой там была.

Мы пили чай с вареньем, и я мужественно проталкивал в горло бутерброд с прогорклым сыром. Мои брюки немного покувыркались в «стиралке», а потом Лера повесила их на спинку стула и обработала феном.

– Что вы сейчас пишете? – спросила она, все так же мило улыбаясь. Я заметил, что улыбались только ее губы, темные миндалевидные глаза оставались неподвижными, лишенными выражения.

– Вы уже написали продолжение «Воительниц»?

Тот факт, что у меня жестоко дергало в ноге, что я невыносимо страдал от глубокого похмелья, казалось, совсем не вызывал в ней какого-либо сочувствия. Подход к проблеме был предельно прагматичен: с переломом нужно в поликлинику, отравление лечим малиновым чаем. Хуже всего было то, что в ее доме не было ни капли спиртного, ни лекарств, ни «колес» – ничего. Хоть я и не мог нормально передвигаться, но, пока она посещала туалет – я летал по воздуху, парил, порхал над полочками и ящичками… увы, более пустого, скучного, антигуманного места мне встречать еще никогда не приходилось!

– Я читала все предыдущие книги серии. Говорят, по ним собираются снимать фильм? Это правда?

– Возможно, – отвечал я уклончиво.

– Вы – такой очень «довлатовский» персонаж. Но пишете совсем о другом. Вы пишите о любви, о прошлом, размышляете о морали, человеческих взаимоотношениях. А в реальной жизни кажетесь таким… беспомощным. Только прошу – не обижайтесь на меня.

– Да вы знаете, Лера, мне нехорошо. Нужно поправить здоровье, иначе могут быть серьезные проблемы с сердцем. Люди… особенно, мои коллеги по цеху нередко погибают в таких ситуациях, не получив помощи. Сами врачи спешат использовать спирт или что подвернется, лишь бы не опоздать, успеть вывести больного из опасного цикла. Годится все, что угодно: корвалол, настойки из аптеки – они стоят копейки. Вы правы – я не алкоголик, я – писатель, поэт, общественный деятель, просто иногда мне в силу профессии приходится участвовать в разного рода мероприятиях. Женщины могут строить карьеру через «постель», но некоторые из них ухитряются этого избежать, а мужчинам – нет, уж нам никак не отвертеться от ритуальных возлияний, от бань-саун, выездов на природу с удочками или ружьем, а без этого, уж поверьте мне, не бывает крепких партнерских отношений, нормальной дружбы, творческого сотрудничества. А вот физические возможности у всех разные. Мой организм часто не выдерживает. Мне доктор так и сказал: случится, попадете под метеоритный дождь – наутро – хоть на ракете, хоть пешком – ищите спасительные сто грамм, а лучше – двести, иначе – смерть, инфаркт, катастрофа. Так я прошу вас, Лерочка…

– У меня отец так всегда маму уговаривал, – улыбаясь одними губами, отвечала маленькая сучка, – только он умер не от абстиненции, а от опоя.

Я скрипнул зубами.

– Не совсем то, но мне почему-то вспоминается «Мизери» Стивена Кинга. Не читали?

– Я читала. Но я не люблю бульварное чтиво. Стивен Кинг – очень яркий пример меркантилизма в литературе – современного американского «проектного» подхода – пишем сразу пластмассовый экшен в расчёте на последующую экранизацию. Читаешь прозу, а видишь все тот же блокбастер с набором навязанных жанром штампов. Души нет, сопереживания нет. И вообще – ни чуточки не пугает. Реальность в тысячу раз страшнее.