Бомба для банкира - Юлия Латынина

Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и бросился в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь и кто-то, тяжело дыша, рванул по щебенчатой дорожке прочь от дома. Сазан повернулся обратно, перепрыгнул через разоренную поленницу и дунул по раскисшим грядкам к забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану опять пришлось падать.

Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по застывшим в каток лужам. Сазан выпрыгнул на середину дороги, схватил пистолет в обе руки и тщательно прицелился. Человек, ошалев от страха, летел вперед. Сазан не стрелял. Верхушки дальних деревьев вдруг озарились разноцветными бликами. Сазан словно застыл с пистолетом в руке. В следующую секунду послышался визг шин, и на дорогу вылетела из-за поворота зеленая девятка. Девятка плясала, соскальзывая с ледяной колеи, и вместе с ней плясала дорога, звезды, сосульки на придорожных соснах и прошлогодняя бочка, выставившая из канавы заледеневшее рыло. Человек вскрикнул и поскользнулся. Девятка летела вперед. Человек упал на спину и поехал навстречу девятке. Шины девятки нехорошо запели по льду, машина развернулась, перепорхнула через сугроб и влетела в старый забор. Забор жалобно затрещал и рухнул мгновенно и бесповоротно, как советская власть. Дверца девятки распахнулась, и из нее выскочили люди.

— Не стрелять! Милиция!

Сазан бросил пистолет на дорогу и молча поднял руки. Правый рукав намок от крови, и держать руку было тяжело.

Тихомиров, тяжело дыша, подбежал к нему и с немалым торжеством заломил руки назад. Бандит без сопротивления упал на колени, нырнул глазами вниз и угодил в продолговатую лужу, обрамленную вмерзшей в снег галькой и полусгнившими листьями. Из-за поворота выехала еще одна машина, на этот раз с мигалкой и синей полосой на боку. Из машины выскочили люди с автоматами. Они молча накинулись на человека в луже и принялись обрабатывать его сапогами.

— Отставить! — заорал Сергей.

Сазана отпустили, и он перевернулся на спину и сел. Дорогой его плащ, предварительно пострадавший от поленницы и забора, окончательно изгваздался, и наконец-то шикарный бандит выглядел не очень презентабельно.

— Я не стрелял, — сказал Сазан.

— Да? А вон это что?

И Тихомиров ткнул в лежащего на дороге человека.

— Сам поскользнулся, — сказал Сазан.

Двое милиционеров поднимали лежащего. Тот ошалело мотал головой. Тихомиров осторожно, чтобы не залапать пальчиков, поднял пистолет, брошенный Сазаном, понюхал его и удивился. Из пистолета не стреляли ни сегодня, ни вчера.

— Тем лучше, — сказал Тихомиров. — Если ты не сядешь за убийство Баркина, то Баркин посадит тебя за взрыв у «Межинвеста».

Сазан молча усмехнулся и встал на ноги. Двое парней в камуфляже предостерегающе передернули затворы автоматов. Тихомиров побежал вперед к девятке. Человек, убегавший от Сазана, уже сидел, привалившись к колесу, и блестел испуганными глазами. Тихомиров сорвал с него шапку и отступил. У беглеца были черные, всклокоченные волосы, пьяное лицо с лишаем-волчанкой во всю щеку, и было беглецу лет пятьдесят.

— Это что за фрукт? — удивился из-за спины Дмитриев.

— Бомж, — сказал Сазан. — Жил тут, понимаешь, на пустой даче. А когда я приехал к моему другу, со страху вздумал палить в меня из обреза.

Парень с автоматом поднял бомжа за шкирку и принялся запихивать его в машину. Сазан пожал плечами и пошел прочь.

— А ты куда? — окликнул его Тихомиров.

— А что, у милиции ко мне есть претензии?

— Статья 218-ая. Незаконное хранение огнестрельного оружия.

Сазан молча подставил запястья, и Сергей защелкнул на них наручники.

Было уже одиннадцать утра, когда Тихомиров и Дмитриев поднялись на четвертый этаж генеральского дома на Садовой. Двери на лестничных клетках ощетинились выразительными глазками и черной кожей, за которой угадывались ребра сейфовых замков. На площадке второго этажа висела на тонком стебельке телекамера, проводившая милиционеров любопытным оком. Дверь генеральской квартиры была деревянная и двустворчатая, и красили ее лет десять назад.

Дверь открыла чистенькая старушка. В ногах ее путалась белая беременная кошка.

— Добрый день, — сказал Сергей, — я ищу Мефодия Баркина.

— А его нет, — сказала старушка, — да вы заходите.

Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в Гелищево, — бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у отчима на Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего на Гуню человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке гранатомет. И хуже всего обстояло дело с трезвым, но сильно избитым парнем, которого парочка нетрезвых, и совсем небитых милиционеров доставили в 135-ое отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не знали, как это разъяснить начальству.

Старушка пригласила посетителей в гостиную, расставила на столе симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.

— А вы откуда будете? — спросила старушка, разливая чай.

— Из милиции.

Старушка встревожилась.

— Неужели Федя что-то натворил?

— Да как вам сказать… — Это, наверное, из-за Валерия.

— А что, — сказал Сергей, — Валерий уже был здесь?

— Да, они приехали вчера вместе с Александром, — и старушка указала на коробку конфет.

Сергей кивнул головой и незаметно положил на стол только что взятую им конфету.

— И чего они хотели?

— Валерий говорил, что ему срочно надо найти Федю, что у них есть какое-то выгодное дело. Александр был ужасно расстроенный, а Валерик, — я даже удивилась, какой он стал заботливый.

— Мусор вынес, — процедил сквозь зубы Сергей.

Пластиковый пакет с мусором так и остался в машине Сазана, припаркованной у переезда. Перетряхнув картофельные очистки и крошки от засохшего пирога, эксперты нашли в мусоре обрезки проводов, — к вечеру Сергей ожидал заключения о том, идентичны ли эти обрезки тем проводам, которые были использованы во взрывном устройстве. И еще была в этом мусоре банка из-под пива Heineken, и выпущена была эта банка в той же самой республике Германии и на том же самом заводе, что и другие, оставленные на крыльце банка. Сазан на вопросы не отвечал, хамил и выпендривался, говорил, что никакого мусора не видел, а вот мусоров перед собой видит предостаточно. Его уже собрались бить, но тут пришло начальство и отправило Сазана в больницу, потому что тот распоролся где-то о гвоздь и вытекло из него чуть не две чекушки.

— А что, — спросил Сергей, — раньше Валерий не был таким предупредительным?

— Валерий, — разъяснила старушка, — всегда оказывал на Федю дурное влияние.

— Например?

— Вы знаете, мой сын разработал свою систему воспитания. Он ввел жетоны, которые он выдавал Феде за все, что тот делал. Например, за хорошо заправленную кровать и за почищенные зубы он выдавал один жетон, за пятерку по математике — пять жетонов, а за двойку он отбирал пять жетонов. В конце недели Федя приносил ему все жетоны, и Василий подсчитывал их. Если жетонов было много, Василий менял их, скажем, на деньги для мороженого, а если в жетонах был недостаток, начинал порку. Василий всегда говорил, что главный недостаток денег — в том, что они выдаются только в вознаграждение за работу, не охватывая всех человеческих поступков. Он считал, что его жетоны в будущем помогут вести учет и контроль надо всеми человеческими поступками, и это избавит общество от необходимости денег. Он считал, что замена денег жетонами — это путь к коммунизму.

— Понятно, — сказал Сергей, — и при чем здесь Валерий Нестеренко?

— Василий держал жетоны в железном ящичке, а ключ носил с собой. Валерик умудрился подделать ключ к ящику, и они таскали оттуда жетоны чуть не полгода.

— И отец ничего не заметил?

— Валерик наставлял Федю, чтобы тот никогда не брал больше пяти-шести жетонов. Но тот брал все больше и больше, а однажды в пятницу он разбил камнем соседское стекло, и отец отобрал у него сорок жетонов. И Федя, от страха перед поркой, пошел и взял эти сорок жетонов из сейфа. Тогда все, конечно, обнаружилось. Василий чуть не запорол его до смерти.

— А Валерий?

— Василий ходил в школу, устроил жуткий скандал, и требовал исключения Валерика. Он называл его грабителем и вором. Валерика не исключили, но завуч очень заинтересовалась этими жетонами. Они хотели ввести их во всей школе и выдавать их за комсомольскую работу и поведение.

— А почему же не ввели?

— У них было общее школьное собрание, на котором завуч сказала, что с этой четверти они вводят жетоны. И тут встала учительница физики и сказала, что знает ли уважаемая завуч, что такие жетоны выдаются за примерное поведение пациентам дурдома, на Западе, и не хотят ли они сделать из школы дурдом?