Бомба для банкира - Юлия Латынина

— Кому принадлежала машина?

— Машина принадлежала директору «Межинвестбанка», господину Александру Шакурову. У Баркина было сотрясение мозга, или он его симулировал. Его навестили дружки. Баркин сказал, что он ехал на машине друга и решил подвезти незнакомого пассажира. Тот оказался бандитом и вышвырнул Баркина из машины. Незадолго до этого директор подал заявление об угоне. Машину нашли за городом, сожженную.

— Оригинально, — сказал Сергей.

— Что?

— Зачем бандит стрелял по прохожим. По логике вещей ему надо было стрелять в Баркина, так? И притом, даже если у Баркина дефицит мозгов, у него должны быть отличные кулаки. Других Сазан не держит. Если бы охранник увидел, что пассажир стреляет в прохожих, он бы трижды успел выкинуть его из машины.

Когда Валерий вошел в квартиру химика, под мышкой у него был снаряженный ТТ.

Химик на кухне варил макароны и радушно предложил их посетителю. Валерий от макарон отказался. Ему было противно есть макароны человека, которого он убъет, да он и не любил макарон. Стенах кухоньки были украшены фотографиям кошек, и на узком подоконнике красовался фикус, посаженный в обрезанную пятилитровую жестянку из-под венгерского компота.

Валерий сел на стул у колченого пластикового столика и сказал:

— Игорь Семенович, мы ведь, кажется, с вами договаривались, что вы поставляете свою стряпню мне и только мне.

Аспирант удивленно обернулся.

— Да, — сказал он, — и мы, между прочим, договаривались, что вы будете за нее платить.

— Разве я не плачу? — поинтересовался Валерий.

— А двадцать пятого?

Валерий подумал. Двадцать пятого он ничего не брал от химика, и никто из его людей не брал.

— Простите, Игорь Семенович, запамятовал. Сколько я взал двадцать пятого?

— Двести.

— А кто пришел?

— Кто звонил, тот и пришел, — обиделся химик, — зубастый такой, глазки на стебельках.

У них было правило: человек от Валерия звонит и приходит, и Валерий сам не имеет обычно контакта с химиком, чтобы не засветиться.

— Гуня?

— Да, вроде бы так.

Валерий вытащил бумажник.

— Значит, — сказал Валерий, — двадцать пятого к вам пришел Гуня, взял двести, и сказал, что я заплачу?

— А что? — встревожился аспирант. — Он вам меньше передал… Или… Валерий вынул из бумажника деньги и подсунул их под хлебницу.

— Нет, — сказал он, — ничего. Все в порядке. Знаете что: если Гуня опять позвонит вам с просьбой о тесте, перезвоните, пожалуйста, мне.

Химик глядел на бандита большими глазами. До него вдруг дошло, что с Гуней может случиться что-то нехорошее.

— А если, — испуганно спросил Игорь Семенович, — он придет без звонка?

Валерий подошел к окну и глянул вниз. Пятиэтажка выходила на широкий проспект, и напротив кишел людьми большой магазин с надписью «Рыба-Мясо».

— Если он придет без звонка, — сказал Валерий, — не открывайте ему, а подойдите к окну, и уберите с окна вашу банку с салатом. И не бойтесь, — сказал Валерий, — этот человек, Гуня, — он идиот.

Встал, простился и вышел.

Химик в полном недоумении глядел то на деньги, то на горшок с фикусом, пока его не вывел из задумчивости запах сгоревших в кастрюле макарон.

Прямо от химика Сазан поехал к Александру. Было уже одиннадцать вечера, но банкир был еще у себя в конторе. При виде Сазана он вздрогнул и потупил глаза.

— Саша, — сказал Сазан, — ты заработался. Пора отдохнуть.

Банкир стал покорно собирать со стола бумаги. Сазан подозвал одного из телохранителей и приказал:

— Отгоните его машину домой. Саше надо расслабиться, мы едем в гости.

За руль сел Сазан, а Шакуров поместился, скорчившись, справа. Пальцы его слегка дрожали. Было заметно, что он ожидает выстрела, и не из-за соседнего угла, а с места водителя.

— В какие гости мы едем? — спросил Александр.

— К Гуне, — сказал Сазан. — Все-таки нехорошо, — двадцать лет вместе, человек плачет, гостинцы шлет, а ты — ни слова.

— Не слал он мне никаких гостинцев, — удивился Александр.

— Сегодня утром прислал. Твой бухгалтер его получил вместо тебя.

— Боже мой, — тихо сказал банкир.

Машина мягко летела по ночной мостовой, покрытой матовой корочкой льда, — дневной дождь и ночной холод сыграли в этот день с автолюбителями неприятную штуку.

В миру Гуню звали Мефодием Баркиным, и Мефодий Баркин был третьим в их школьной компании, а год назад стал числиться при Валерии. Сам Валерий не взял бы его в к себе, — что-то пугливое жило в Гуниных глазах, пугливое и скверное. В детстве Гуня клал под поезда кошек и играл с девчонками в классики. Но Александр попросил за Гуню, потому что Гуня был не только его школьным приятелем, но и генеральским сыном, и Александру было приятно, что он, Александр Шакуров, сын токаря, стал банкиром, а генеральский сын Мефодий Баркин пашет на него шофером за триста зелененьких.

Гуня обедал с Александром в дорогих ресторанах за счет работодателя, и когда Александр платил за еду, было видно, что Гуня не чувствовал благодарности, а хотел бы положить эти деньги себе в карман.

Кончилось все омерзительно. Однажды, когда они возвращались втроем из ресторана, Гуня стал хвастаться, что им теперь все можно, и что они хозяева жизни, — хотя хозяева, собственно, были Валерий и Александр, а Гуня только вел машину. В доказательство он вытащил «вальтер» и стал развлекаться пальбой по прохожим. Больше двух выстрелов он сделать не успел: Валерий сидел справа от водителя. Он вышиб Гуню из-за руля, чуть не рассадив неуправляемую машину о фонарный столб. Пистолет из рук Гуни полетел на коробку скоростей, а Гуня вывалился на дорогу. Валера поднял пистолет и собрался стрелять в Гуню, но тут Александр очнулся и заорал в полном ужасе:

— Валера! Ради бога! Это же моя машина!

Сазан высадил на перекрестке дрожащего директора банка и объяснил ему, что надо делать. В ту же ночь он отогнал машину за город, облил бензином и сжег. Александр заявил об угоне машины, и милиция принялась разыскивать неизвестного, развлекавшегося стрельбой по прохожим и выкидыванием водителей из машин. Впрочем, милиция не особенно напрягалась.

Валера вышвырнул Гуню из организации в тот же день, как тот выписался из больницы.

Александр запретил убивать Гуню, и Сазан с самого начала сказал, что он еще пожалеет об этом запрете.

И тут Александр похолодел.

— Погоди, — сказал он, — зачем же мы к нему едем?

Сазан промолчал.

— Ты что, меня хочешь в это дело впутать?! — заорал банкир. — Что я там буду делать?

— Смотреть, — сказал Сазан, — смотреть и слушать. — Я не хочу, чтобы завтра твой друг мент пришел к тебе и сказал: «Сазан подложил бомбу к вашей двери, а когда дело не удалось, замочил первого попавшегося под руки подозреваемого. И свалил все на него».

Сазан остановил машину у ночного киоска и купил бутылку ликера и коробку шоколадных конфет.

В старой генеральской квартире, в окне пятого этажа, выходящем на Садовую, горел свет, и сквозь кисейную занавеску просвечивал телевизор. Друзья поднялись на пятый этаж, и Сазан нажал на кнопку звонка. Банкиру казалось, что он видит дурной сон. Ему вдруг представилось, что ему опять десять лет, и кнопка звонка так безбожно высока, что до нее нельзя дотянуться, а можно только допрыгнуть, — и что вот сейчас дверь отворит Лидия Павловна, в штопанном халате и с наколкой на красивых седых волосах, и скажет:

— А, мальчики. У Феди опять болит горло, и гулять я его не пущу. Хотите чаю?

Дверь отворилась, и на пороге показалась Лидия Павловна, в штопанном халате и с черепаховым гребнем на сморщенной, как грецкий орех, головке. Она близоруко вглядывалась в темноту.

— А, Сашенька! — вдруг изумилась она. — И Валерик! А Феди дома нет. Хотите чаю?

— Что же вы так, Лидия Павловна, — сказал Сазан, галантно передавая ей ликер и шоколад, — спрашивать надо, кто за дверью. Стоят два молодых бугая, — а вдруг мы бандиты?

Старушка засмеялась.

— Ну какой же вы бандит, Валерик?

Гуни действительно не было, иначе бы в прихожей царил беспорядок, а на кухне жарилось бы что-нибудь вкусное для внука.

Через пять минут молодые люди сидели в гостиной. На диване перед включенным телевизором грелась молодая беременная кошка, и было слышно, как начинает свистеть на кухне чайник. Это была хорошая, большая генеральская квартира в добротном доме с высокими потолками, с огромной гостиной, с трофейным роялем, на котором в детстве мучили Гуню, и прочей трофейной мебелью: а кроме трофейной мебели, ничего нового в гостиной не было.

— А Федя сегодня будет? — спросил Сазан, когда старушка разлила в тонкие, мейсенского трофейного фарфора чашечки ароматный чай.

— Не знаю, — покачала та головой. — Он теперь редко дома ночует. С тех пор, как он уволился от Саши, целыми днями пропадает. Саша, вы не сердитесь, что он ушел?