Бомба для банкира - Юлия Латынина

Упоминание о Баркине явно расстроило банкира.

— Это была какая-то случайность, — сказал Александр. — Какой-то сумасшедший торчок! Влезть в машину и стрелять по прохожим! Он сжег машину, как стрелял по прохожим — просто так.

— Давайте лучше поговорим о Баркине, — сказал милиционер, — тем более что вы вчера навещали его.

— Я? Навещал? — Шакуров побледнел и стал тоскливо оглядываться.

— Не озирайтесь, — сказал Сергей, — Сазан не придет, — я арестовал его вчера. На даче Баркина. Как вы думаете, за что?

Шакуров молчал.

— Он имел в руках заряженный пистолет. Как вы думаете, как звали человека по другую сторону пистолета и по чьему поручению убивал его Сазан?

Шакуров как-то нехорошо забулькал.

— Не помешаю?

Сергей оглянулся. В проеме двери стоял Сазан. На нем был светлый, в крупную клетку костюм, и плащ из чуть поблескивающей ткани. Правая рука его немного неловко была прижата к бедру, но когда Сазан молча прошел в директорский офис и сел за широкий, в форме буквы U стол, Сергей позавидовал его танцующей походке.

— Боже мой, — сказал Шакуров, — это ты?

— Я думал, — сказал Сергей, — что я тебя посадил хотя бы на трое суток.

— Трое суток? — улыбнулся Сазан. — Помилуйте, директор респектабельной фирмы приехал на дачу к своему школьному приятелю! Какой-то шиз, живший на даче, вздумал поупражняться на нем в стрельбе из обреза. Приехала милиция и не нашла ничего лучше, чем арестовать пострадавшего, который к тому же не сделал ни одного выстрела! Быстро? Да в любой цивилизованной стране я бы еще подал в суд, Сергей Александрович!

Сергей молча повернулся и пошел прочь.

— Ты… ты никого не убил? — со страхом спросил Шакуров.

— Я даже ни в кого не стрелял, — ответил Сазан. — а то бы я не отделался за смешные деньги.

— Ну и черт с ним, — вдруг сказал банкир, — пусть милиция его ищет. Зачем тебе напрягаться?

— Есть зачем. Во-первых, мент считает, будто Гуня действовал по моему приказу. Во-вторых, Гуня будет счастлив подтвердить эту версию.

Шакуров поднял голову и стал смотреть на своего друга, и глаза его опять затосковали от ужаса.

От банка Сергей поехал в двенадцатую школу, где учились когда-то трое неразлучных приятелей. Он хотел побольше узнать о их неразлучности и познакомиться с той учительницей физики, которая так нелестно отозвалась о системе учета и контроля моральных достоинств, разработанной генералом Баркиным.

Учительница оказалась худенькой пятидесятилетней женщиной в желтом платье, сильно изъеденной жизнью и скверной зарплатой.

На большой перемене она увела лейтенанта милиции в лабораторную комнату за физическим кабинетом, и Сергей спросил, помнит ли она трех учеников, — Нестеренко, Шакурова и Баркина, кончивших школу восемь лет назад.

— А что, — спросила учительница, — кто-нибудь что-то натворил?

— А кто, по вашему, мог что-то натворить?

— Конечно, Нестеренко.

— А что, он был в школе главный хулиган?

— Притча во языцех. Как выражались мои коллеги, он «никогда не обращал внимания на коллектив».

— И в чем это конкретно выражалось?

— Ну, например, однажды все эти трое увлеклись фотографией. В школе был фотокружок, и комната, где проявлялись снимки, и как-то мы готовили праздничную стенгазету и сняли всех учителей. И вот Нестеренко, который очень неплохо рисовал, тайком ото всех подретушировал снимки. Тому, у кого была лысина, он сделал лысину чуть побольше. Тому, у кого были острые зубы, он сделал зубки чуть поострее. Мой бедный нос, который, как вы видите, у особ более молодого возраста называется «орлиным», он изобразил с более заметным крючком. Наши зубки стали зубастей, а подбородки — подбородистей, сообщая лицам выражение, обычно свойственное портретам известных художников Кукрысниксов. Но это были не карикатуры. Просто, когда отпечатали снимки, учителя стояли в недоумении перед газетой и думали: «Точь-в-точь, Николай Сергеевич — как раз такая гнида, но неужели я действительно так выгляжу?» Но поскольку все мы воспитаны в том духе, что фотография не может лгать, мы недели две пребывали в неведении, пока истина как-то не просочилась наружу.

— А какие были у него отношения с Шакуровым?

— Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника апартеида.

— Что? — изумился Сергей.

— Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники апартеида? У нас учился сын одного посла из бюрющейся Африки. Сын борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не побъет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что тот, кто его побъет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим задом стекло на лестничной площадке.

— И при чем тут Шакуров?

— А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне… — С ума сойти, — сказал Сергей, — и Нестеренко не набил ему морду?

— Не знаю, — пожала плечами учительница, — но вряд ли они остались друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи… — А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?

— О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется, его там срезали… И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что такое основные и кислотные оксиды, — а он и не смог.

— Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит приятеля?

— А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто помогает ему.

— А Баркин что, этого не видел?

— А Баркину как будто нравилось, если его топили, и они ужасно подходили друг другу.

Тут перемена кончилась, и в класс за перегородкой повалили школьники.

Сергей выискал уличный автомат и позвонил в отделение. Снявший трубку Дмитриев сообщил, что Сергея ищет начальство и что начальство недовольно усердными и безрезультатными поисками Гуни, каковые поиски привели к недостаче милиционеров на других стратегически важных участках работы. Самая свежая и важная информация гласила, что через два часа после взрыва Гуню видели на Павелецком.

После разговора Сергей вернулся в служебную машину и поехал в «Балчуг». Ему было интересно посмотреть, с каким таким Макферсоном банкир встречается в «Балчуге», и встречается ли он с кем-нибудь вообще, — или просто хотел избавиться от лейтенанта Тихомирова.

Машина банкира действительно стояла на стоянке наискосок от гостиницы. Швейцар суетливо ловил такси для высокопоставленной дамы, и не обратил на Сергея внимания. Сергей подошел к двери обеденного зала, и вежливый официант спросил его, что ему угодно. Сергей ответил, что он просто хочет подождать Александра Шакурова.

— Он вас ждет, — сказал официант и повел его к столику в глубине зала. На столике, застеленном белой скатертью, стоял букет из гербер и еловых веток. Александр, уткувшись подбородком в скрещенные руки, сидел и смотрел на герберы.

— Садитесь, — сказал Александр, — я не вас жду. Как только человек, которого я жду, придет, вы уйдете.

— Я не у вас на службе. Меня нельзя прогнать из-за пачки цветных фотографий.

— У меня есть более важные дела, чем беседовать с вами.

— Удивительный народ банкиры. Их хотят убить, а них есть более важные дела. Какие: ссуда под курятник в Тамбовской области?

— Что вы мне хотите сказать?

— Мы установили имя человека, который покушался на вас, — это был Мефодий Баркин. Сразу после покушения он, видимо, уехал из Москвы с Павелецкого вокзала. В багажнике машины Сазана, среди мусора, мы нашли обрывки проволоки, идентичные той, что использовалась при присоединении шашки к аккумуляторной батарее. Если бы я меньше уважал закон, я бы мог промолчать, что видел, как Сазан выносил это мусорное ведро из квартиры Баркина, и тогда бы Сазана сегодня не выпустили даже за тысячу гринов, или сколько он там дал. А вы в это время сидели в машине.

— Ну и что? — осведомился Шакуров.

— Спрашивается, почему Сазан взял вас с собой? Потому что он знал, что Баркин уехал. А вы решили, что он будет убивать Баркина на ваших глазах. Сазан напугал вас до смерти и обеспечил себе моральное алиби.

— Мы были школьными друзьями, — сказал Шакуров, — что я, не имею права навестить друга?

— Да, вы трое были друзьями. А что это за история с сыном ангольского посла?

— У меня мать мыла полы в больнице. Я должен был вылезти наверх, чего бы это ни стоило, — мне или другим. Вам это не нравится?