Бомба для банкира - Юлия Латынина

— А я вас — сказала девушка, — по телевизору видела. Давно. Вы…, вот только фамилию забыла, — и девушка запнулась.

Человек улыбнулся смущенно и расстрогано.

— Может быть… — пробормотал он. — А фамилия моя Ганкин. Виктор Львович.

— Таня.

— Вы депутатом были, членом межрегиональной группы.

Виктор Львович покраснел. Видно было, что про межрегиональную группу помнили уже немногие.

Они сидели и ждали Валерия.

— Странно, — тоскливо промолвил Ганкин, — очень странно. Простите, Таня, вы давно с ним знакомы?

— Нет, — сказала Таня, — с сегодняшнего утра. Вы не подумайте, я не… я никогда… Но он так забавно со мной познакомился! Я работаю на ламинаторе, знаете, закатывать права, и он хотел со мной познакомиться, а документов у него с собой не было. И вот он вытащил сто долларов и говорит: «Закатайте».

Таня прыснула. Ганкин нахмурился: он смотрел на крайний стол слева. Там тоже обнаружился непорядок. Двое мужиков в дорогих костюмах с явным недоумением поглядывали на едва початую тарелку, стоявшую на перед третьим пустым стулом, и вертели головами в поисках отлучившегося товарища.

— Таня?

Таня и Ганкин обернулись. За ними стоял молодой человек с короткой стрижкой и твердой челюстью. Тане он сразу не понравился.

— Я от Валерия, — сказал парень, — ему пришлось срочно уехать, и он просил отвезти вас домой.

— Я сам отвезу девушку домой, — сказал Ганкин.

Когда они доехали до Таниного дома, Ганкин сказал:

— Таня, вы милая и хорошая девушка. Позвольте старому человеку дать вам совет: не связывайтесь с Валерием.

— Но ведь вы его друг?

Ганкин помолчал. По крыше машины опять хлестал дождь, и на приборной доске мигал указатель левого поворота.

— Таня, — спросил Ганкин, — вы знаете, что такое феодализм?

И, не особенно утруждаясь услышать ответ, бывший депутат, доктор исторических наук, сказал:

— Когда-то жила-была Римская империя. Это была скверная империя, управлявшаяся коррумпированными чиновниками. Чиновники продавали ее оптом и в розницу, но тем не менее в ней были суды, города, и немножечко правосудия. Я даже подозреваю, что в некоторых восточных областях Римской империи во времена Адриана дело с правосудием обстояло лучше, чем сейчас, спустя две тысячи лет. Потом на эту империю нахлынули варвары. Они ничего не имели против ее строя, они просто хотели завладеть ее богатствами. Но в результате этой погони за богатством все коммуникации империи были разрушены. Торговцев грабили на дорогах. Крестьян грабили в селах. Горожан сжигали в городах. Города превратились в замки. Война стала единственным способом экономического обмена. Люди разделились на два класса: те, кто грабит, и те, кого грабят. И тогда торговцы и крестьяне стали просить у своих грабителей покровительства. Они хотели, чтобы одни грабители защитили их от других. Теперь грабителей называли феодалами, а те, кого грабят, назывались крепостными.

Ганкин замолчал.

— Понятно, — сказала Таня, — и вы — крепостной Валерия.

Ганкин молча ткнул пальцем назад. Там, метрах в пяти от подъезда, не особенно скрываясь, урчал белый «оппель» — молодой человек с квадатной челюстью, выполняя указания шефа, смотрел, куда именно Ганкин повез девушку, и не поднялся ли с ней в квартиру, и сколько сидел в машине.

— Покамест, — ответил Ганкин, — я его будущий крепостной. Соль всей истории заключается в том, что торговцы и крестьяне становились крепостными добровольно. Они меняли свободу на безопасность.

Валерий доставил свою трепещущую жертву в старую хрущобу на Автозаводской. Белые девятиэтажки с квадратиками светящихся окон плыли в ночном небе, и вдалеке был виден бетонный забор железной дороги и мост через станцию. Вытаскивая своего пленника из машины, Валерий принюхался и сказал:

— Сукин ты сын, ты же ведь ссал недавно!

В подъезде им попалась какая-то поздняя дамочка, — но она увидела только молодого парня, который заволакивал в лифт своего пьяного друга.

На седьмом этаже Валерий отпер дверь в темную однокомнатную квартиру, втолкнул пленника в прихожую, запер дверь и включил свет.

В квартире было прохладно, и стоял тоскливый нежилой запах.

Валерий проверил, плотно ли задернуты шторы. Он снял с пленника наручники, поставил его к трубе парового отопления в углу комнаты и вновь застегнул наручники, заправив их за трубу. Человек подогнул ноги и сделал вид, что падает. Валерий несильно пнул его коленом и сказал:

— Подбери амбар.

Человек испуганно подобрал живот. Потом он вдруг набрал в грудь воздуха и начал орать. Проорал он недолго. Сазан одной рукой зажал ему рот, а другой ударил в солнечное сплетение. Человек булькнул, съехал по трубе вниз и растянулся на полу, неловко задрав руки. Стало слышно, как по трубе бежит вода: видимо, в котельной кончали топить.

Сазан пошел на кухню и вернулся оттуда с электрическим утюгом. Он поставил утюг на пол, взял стул, и сел, расставив ноги, над человеком, ожидая, пока тот очнется. Прошло пятнадцать минут. Человек стал лупать глазами. Сазан содрал с человека пиджак и рубашку. Кожа на толстом человеке висела складками и напоминала давно нестиранную майку.

Стены в хрущобе были дерьмовые, и хотя Сазан знал, что население соседней квартиры никогда не станет звонить ни в какую милицию по причине имеющегося в квартире самогонного аппарата, он все-таки поднялся и включил стоявший в нише хельги телевизор. Телевизор бодрым голосом принялся извещать мир о преимуществах шоколада Фрут энд Нат.

Сазан наклонился над человеком и спросил:

— Ты посылал бомбу Шакурову?

Глаза человека наполнились ужасом.

— Нет, — замотал он головой, — нет.

Сазан взял человека за шею и стал потихоньку ее сжимать. Человек захрипел. Ноги его заскребли по полу. Сазан отпустил человека и снова тихо спросил:

— Кого посылал с бомбой? Не скажешь — в толчок по кусочкам спущу.

— Никого, — хрипел человек.

Сазан включил утюг в сеть и поставил его на «лен». Пока он залеплял человеку пластырем рот, утюг уже нагрелся. Сазан попробовал его пальцем и приложил к животу человека. Тот задергался, как шарик на мягкой резинке, которыми раньше торговали старушки в праздничный день седьмого ноября.

— Алло, я вас слушаю, — сказал Сазан.

Из глаз человека текли слезы. В комнате запахло жжеными волосами и мясом. Человеческая кожу была менее теплостойкой, чем лен.

Сазан вытащил утюг из розетки, отлепил пластырь и сказал:

— Ты послал бомбу?

— Да, — прошептал человек.

— С кем?

— Украинец. Я его не знаю. Он сразу же уехал.

— Где брал бомбу?

— Он сам привез. Из Житомира.

Носок Сазанова ботинка въехал толстяку под ребра.

Человек пискнул и потерял сознание.

Сазан сел на диван и стал ждать.

Кто-то заскребся у двери. Сазан поглядел в глазок и открыл, — это были его люди, два брата, — Сева и Гена.

Сазан молча ткнул пальцем в раскрытую дверь комнаты, — и тут на кухне зазвонил телефон.

Валерий пошел на кухню.

— Это Ися, — сказала трубка, — мы провели анализ взрывчатки. Это пластит, и нам очень повезло.

— А?

— Характер посторонних примесей свидетельствует, что этот человек покупал пластит там же, где и мы.

Валера кивнул.

Давным-давно, когда рынок взрывчатки был весьма ограничен, Валерий завел очень хорошие контакты с одним химиком, аспирантом МГУ. Тот варил свое зелье в отменной университетской лаборатории, но у него было плохо с вытяжкой, и в конечном продукте все время оставались примеси. Химик объяснял Валерию, в чем дело, в надежде, что Валера даст денег на вытяжной шкаф, но Валерий денег не дал, потому что пластита, в общем, ему нужно было мало, и вообще в последнее время взрывчатку стало проще купить.

Сазан повесил трубку и прошел в комнату: поросячий человек опять ожил и с ужасом глядел на новых мучителей.

— Сколько он нам должен, — спросил Гена.

— Пятьсот, — сказал Сазан.

В глазах братьев плясали сладострастные огоньки.

— Погодите, пока я не приеду, — сказал Сазан братьям, — да пусть оботрет в ванной штаны.

Потом он вернулся на кухню, набрал телефон химика, и сказал, что заглянет к нему через полчасика.

Сергей отнес фотографию Чизаеву, и тот перезвонил ему к вечеру.

— Записывайте, — сказал Чизаев, — на фотографии изображен Мефодий Кириллович Баркин, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, холост, сын генерала Баркина, привлекался, но не судим. Двенадцатого января 1993 года Баркина поймали на Киевском рынке с маковой соломкой в количестве двадцати грамм, для личного пользования. С прошлого года, предположительно, работает на Сазана.

— Все, — спросил Сергей.

— Нет, не все. В прошлом месяце Баркин был замешан в одном происшествии, которое вас непременно заинтересует. В 21:52 по Новогиреевской ехал бежевый «Мерседес-500» с новым номером A843KA/77RUS. Вдруг «Мерседес» вильнул в сторону, и из него началась пальба. Одна пуля разбила банку с майонезом, находившуюся в сумке на колесиках, которую тащила за собой пожилая дама, а другая пробила насквозь грудь закутанной в меха красавицы, изображенной, по счастью, на рекламном щите. Прохожие завизжали. Дверца «Мерседеса» распахнулась, и на мостовую вылетел господин Баркин. Подъехала милиция, и Баркина забрала.