Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества - Бьёрн Ларссон

Я промолчал. Откуда мне было знать, как бы я поступил на его месте?

— Ну, а там пошло-поехало. Я увлёк за собой остальных. Даже первого помощника… хотя нельзя сказать, чтобы совсем добровольно. Ему пришлось выбирать между нами и хождением по доске.[5] Впоследствии я научился у него штурманскому делу и меня выбрали капитаном. Вот и вся моя история. Что ты о ней скажешь, дружище?

Ошеломлённый и в то же время гордый, я пробормотал что-то неразборчивое. Ведь я познакомился с настоящим вожаком пиратов и сидел с ним за одним столом, распивая пиво и беседуя, точно мы были старые друзья.

— Только, ради всего святого, парень, будь осторожен. Ты ведь натурой в меня, я это разглядел с самого начала. Дело тут несколько сложнее, чем может показаться по моим рассказам. Став джентльменом удачи, ты чаще всего отрезаешь себе путь назад. И уж тем более невозможно что-либо изменить, если ты побывал пиратским капитаном… Как бы ни велико было твоё желание начать с чистого листа… Ты словно идёшь по проволоке, натянутой над бездной, и на одном конце её тебя ожидает виселица, а на другом — если ты недостаточно кровожаден, — предательский удар ножом. Да-да, я не раз видел, как команда убивает выборных капитанов за то, что они не захотели подчиниться решению совета, пусть даже самому идиотскому. Но были и другие избранные, поумнее… Они наперёд отказывались от подобной чести, чтоб их потом не прикончили за излишнюю покладистость. Люди — они такие… что пираты, а что все прочие. Не умеют стоять на собственных ногах, а потому не мыслят себе жизни без козлов отпущения. Так что послушай доброго совета, дружище, и не становись капитаном, даже если тебя захотят выбрать.

— Но ведь вы живы! — невольно воскликнул я.

— Жив. Если, конечно, моё существование можно назвать жизнью. Скорее всего, мне просто повезло. Я воспользовался амнистией которую объявил Морган. Видимо, я всё-таки дрожал за свою шкуру. И теперь сижу здесь. Я пошёл в грузчики. Дальних стран мне больше не видать. Должен тебе сказать вот что: хоть раз выйдя в море свободным (а пираты — люди вольные), ты уже не заставишь себя тянуть лямку подневольного, лямку раба. А матрос, что в купеческом, что в военно-морском флоте, не более чем раб.

Капитан Барлоу умолк. По его глазам видно было, что он унёсся мечтами туда, где был счастлив, — насколько может быть счастлив человек вроде него. Наверное, это и произвело на меня самое сильное впечатление. Я не знал, что такое свобода (а кто знает?), но я уже познал принуждение и готов был отдать жизнь, лишь бы — если такое возможно — больше не подвергаться ему. Во всяком случае, мне так казалось, хотя, конечно, мысль эта ещё толком не оформилась у меня в голове. Если бы я не видел, с каким блаженством капитан Барлоу предаётся воспоминаниям, я бы, может, и внял его предупреждению о незавидной судьбе, которая выпадает матросу на протяжении всей его, обычно недолгой, жизни.

Было бы неправдой сказать (а я пишу правдивую повесть, по крайней мере, тешу себя такой надеждой), что я мгновенно решил стать джентльменом удачи, буканьером, флибустьером или как там ещё называют пиратов и морских разбойников. И всё же от одной мысли о том, что можно жить вольной птицей и при этом оставаться в живых, сердце моё заколотилось.

Как я понял впоследствии, смысл жизни — в том, чтобы не подчиняться законам, не быть связанным по рукам и ногам. Ведь если ты приневолен, неважно, из чего твои путы и кто вязал узлы. Главное зло — сами путы, потому что ими ты в конечном счёте завязываешь узлом себя… или же из них делают для тебя петлю на виселице. Вот к какому выводу я пришёл… и, между прочим, до сих пор жив.

Мечтания капитана Барлоу были насильственно прерваны, когда дверь таверны распахнулась от пинка и впустила троих дюжих мужчин во главе с вышагивающим гоголем офицером.

— Дорогу представителям военно-морских сил! — заорал человек в офицерской форме. — Мы ищем дезертиров.

— Вербовочная команда, — прошептал капитан Барлоу. — Предоставь их мне, иначе оглянуться не успеешь, как загремишь во флот.

Офицер остановился посреди таверны и обвёл её удивлённым взглядом, однако не заметил нас, сидевших в тёмном углу.

— Проклятье! — сказал он своим подручным. — Тут никого нет. Видимо, кто-то проболтался о нашем приходе.

В тот же миг из-за портьеры высунулся Сквайр.

— Куда подевался народ, кабатчик? Здесь пусто, как в могиле. Можно, чёрт возьми, подумать, во всём Гриноке не осталось ни одного матроса.

Мы застыли в напряжённом ожидании и сидели тихо, словно мыши, хотя, насколько подсказывает мой опыт, мыши ведут себя отнюдь не тихо.

Сквайр промолчал, опасаясь капитана Барлоу, но многозначительно воззрился в наш угол.

— Да, дела идут не блестяще, — наконец произнёс он. — Позавчера у меня было битком набито, а вчера все как сквозь землю провалились. Я думал, они в порту, любуются эскадрой.

— Едва ли, — недовольно заметил офицер.

— Но и сегодня посетителей негусто, — вкрадчиво продолжая Сквайр. — Только стар да млад.

При этих словах он так пристально посмотрел офицеру через плечо, что тот в конце концов обернулся и углядел нас. Офицер мгновенно повеселел, за ним расплылся в злорадной ухмылке Сквайр. Вот, значит, как он надумал отомстить… С тех пор я зарубил себе на носу, что нельзя оставлять неприкрытым тыл, если кто-то рядом жаждет мести. А таковые всегда найдутся.

— И кто же у нас будете вы? — спросил офицер с наглой усмешкой, совершенно уверенный в том, что не пройдёт и часа, как мы с капитаном Барлоу очутимся на палубе одного из стоящих в Глазго британских военных кораблей.

— С вашего разрешения и к вашим услугам, капитан Барлоу! — выпалил мой товарищ голосом, который наверняка разнёсся аж за пределы таверны.

Офицер заморгал, однако не утратил своей дерзости.

— На каком судне, сэр? — осведомился он.

— В настоящее время ни на каком. Я достиг того почтенного возраста, когда следует уступать место для продвижения по службе молодым дарованиям вроде вас.

Лесть, очевидно, не произвела должного впечатления, так как офицер продолжал подозрительно рассматривать капитана Барлоу, возможно, прикидывая, насколько может быть опасен живущий на полжалованья отставной капитан — если офицер не догадался об истинных обстоятельствах капитана Барлоу, его доходах и карьере. Вероятно, он решил, что, судя по внешнему виду капитана и его пребыванию в такой пивной, опасности с его стороны ждать не приходится!

— Замечательно, капитан, — сказал офицер, переведя взгляд на меня. — К вам у нас никаких претензий нет. Но вы оказались в плохой компании. Ваш сосед по столу — из тех дезертиров, которых мы разыскиваем.