Так было суждено - Неизв.

— Голову твою. Отрубленную. В состоянии идти?

— Ну, допусм.

— Что?

— До-пус-тим, — по слогам повторила Юля.

— Значит так, Яна. Веди этих двоих в общежитие. И как можно скорее. Постарайся проскочить незамеченной мимо коменданта. Если кто-то в состоянии, потом сам ляжет спать и хорошенько подумает над своим поведением, — эта фраза предназначалась Тане, но Марина специально обращалась только к своей подруге Яне. — А эту, — короткий кивок в сторону, — уложить спать и надавать по голове. Иначе это сделаю я.

— Да без проблем, Марин.

— Спасибо.

— Ты же знаешь, не за что, — улыбнулась Яна. — А ты что делать будешь?

— А я постараюсь устранить последствия. Или хотя бы смягчить их. Все, ступайте.

Когда Яна, осторожно придерживая все еще не совсем пришедшую в себя Юлю, громко хохотала, потому что кареглазая ее забавила, Марина некоторое время смотрела вслед удаляющимся фигурам, пока те не скрылись во мраке. Затем девушка подняла жестоко брошенный на землю велосипед и покатила его в сторону городка, хмуря брови и напряженно думая о чем-то.

====== Внезапности ======

С того времени, как зеленый велосипед с оранжевыми колесами, тряся от страха своей цепью, был нагло украден и жестоко брошен на землю, а затем каким-то загадочным образом возвращен хозяину, уже минуло несколько недель. Инцидент не придавался огласке, однако все-таки благодаря чьему-то длинному языку, который Марина арктическим голосом пообещала отрезать, прошел грязный слушок, что староста и еще три девушки ограбили магазин, угнали велосипед у директора и т. д. Конечно, этому вообще никто не поверил, так как светловолосая для всех была примером для подражания и объектом чуть ли не вожделения, но на душе оставался неприятный осадок, который практически невозможно было в один миг соскоблить.

Юля, которую Яна уложила спать по настоятельной просьбе Марины, сначала отчаянно брыкалась и кричала, что она супермен, который опаздывает на работу и хочет съесть хот-дог, потом остепенилась и засопела в обе дырочки. Яна же не удержалась и, взяв со стола маркер своей старой подруги, нарисовала Юле одну сплошную бровь, написала на лбу «йа Брежнев» и добавила усы. В итоге получился вполне миловидный кот. Разве одна сплошная черная бровь в три сантиметра толщиной портила всю картину.

Когда к полуночи возвратилась уставшая как собака Марина, кареглазая сбросилась на пол и стала махать лапой, как будто пытаясь дотянуться до невидимого клубка — да, Юле снилось, что она кот. Несмотря на то, что в комнате стоял непроглядный мрак — шторы были плотно завешены — и практически ничего не было видно, девушке все-таки удалось различить брежневские брови, точнее бровь, а затем уже и усы. Светловолосая скептически посмотрела на недокота, который в тот момент мирно дрых на полу, и, не включая свет, дабы не разбудить несостоявшегося супергероя, разделась и без сил упала на кровать. Благо, что в школу на следующий день не надо было идти.

Когда кареглазая проснулась утром, она, понятное дело, ощутила все симптомы похмелья: невыносимая и раздирающая на куски головная боль, противная сухость во рту и отсутствие всякого аппетита. Разумеется, все это было приправлено изрядной долей раздражения, так что кареглазая по утру ходила нервная, огрызалась больше и жестче, чем обычно, но Марину не трогала. Толком вроде как и не помнила, что было, но чувствовала, что все-таки благодаря светловолосой ее задница осталась в целости и сохранности. Днем Яна рассказала, что было с девушкой и с Таней, и, хохоча, добавила туда, как обычно, драконов с девственницами. Второй половине рассказа Юля верила слабо, а вот за первую было все-таки немного стыдно. Подойдя к Марине, когда та вернулась с совещания Совета Шестнадцати, пробубнила под нос что-то вроде «спасибо» и, не дожидаясь, ответа, умотала гулять, по пути чуть не сшибив Валю — если ее вообще можно сшибить.

И сейчас Юля, уже освоившаяся в новой школе, изучила вдоль и поперек здание и школы, и общежития, бежала как оголтелая, потому что уже очень опаздывала на урок. При желании девушка могла спокойно пропустить занятия, но только не урок Надежды Викторовны, ее классной руководительницы.

На улице уже никого не было, никто никуда не спешил, что позволяло сделать вывод о том, что все нормальные люди уже сидят в классе и с заунывным выражением лица шкрябают в тетради «Такое-то сентября» и «Классная работа», которая никакой классной и не являлась.

Отдышавшись, переводя дух и набравшись храбрости, кареглазая нерешительно постучала в дверь кабинета, за которой слышалось, как ломались предметы, кто-то кричал: «Я не хочу умирать!» и хруст. Юля понадеялась, что это был не хруст сломанных конечностей, и открыла дверь. В классе все сразу притихли. Надежда Викторовна не привыкла, что к ней опаздывают на урок, дышат слишком громко и смотрят в окно — для Марины делалось исключение. Роковая блондинка строго посмотрела на опоздавшую, выдержала минутную паузу, за время которой ученица сама должна была себя расчленить, сжечь и развеять прахом над морем, а затем грозно вымолвила:

— Котикова… Вы, сдается мне, немного опоздали.

— Я? — глупо брякнула Юля, решив притвориться наивной дурочкой, которая забыла, что существует такое понятие как «часы».

— Котикова, почему Вы улыбаетесь? — вкрадчиво поинтересовалась учительница.

И вот здесь Юля прокололась. Она улыбнулась шире, чем того позволял случай — если он вообще позволял в этой ситуации улыбнуться.

— Здесь улыбаться имею право только я! Остальные получают либо так нужные мозгам знания, либо получают по этим же самым мозгам! Котикова, что Вы выбираете: н-ку в журнале или ответ по домашней работе?

Кареглазая честно задумалась. Н-ок у девушки за две недели наскреблось не так уж и много, но такими темпами ее могут выгнать из школы за многочисленные прогулы. С другой стороны, домашнюю работу девушка не выполнила, потому что стащила у Марины ноутбук, пока та была на совещании, установила на него стратегию и долгое время в нее резалась, покуда у нее не отняли компьютер.

— Н-ку?

— Неверный ответ, Котикова, — прошипела Надежда Викторовна. — Можете оставить свой портфель, а затем идти к доске и отвечать то стихотворение, которое Вы, я очень в это верю, выучили. Я могу рассчитывать на высшее исполнение?

— Да, разумеется, — с каменным выражением лица произнесла Юля, в этот момент желая провалиться сквозь землю, нежели предстать перед всем классом и хорошо поставленным голосом произнести «э-э-э».

Яна, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула, так хитро и широко улыбалась, что кареглазой захотелось запустить в нее плоскогубцами, которые Валя постоянно носила с собой. Аня, в глазах которой Юля предстала незаслуженной жертвой Надежды Викторовны, думала, как лучше всего помочь восстановить справедливость, которая, по мнению рыжеволосого чуда, была самым наглым и бессовестным образом нарушена. В итоге девушка пришла к выводу, что будет шепотом произносить каждую строку, а Юля — повторять за ней. Был риск, что это услышит Надежда Викторовна, но Аня решила попытаться хоть как-то выручить бедолагу. Еще одной проблемой было то, что Аня сидела на третьей парте, то есть шепот в этом случае являлся бы понятием относительным.

Таня ободряюще улыбнулась Юле, однако в этой улыбке было больше сочувствия, чем поддержки. Инна, которая сидела словно под черным куполом своих волос — лица девушки кареглазая так до сих пор и не увидела — и что-то бормотала себе под нос, негромко сказала:

— Поверь мне, новенькая, бывают вещи и похуже.

На произнесенную загробным голосом ободряющую фразу, из-за которой Юля чуть не ляпнулась в обморок и не поседела, кареглазая все-таки благодарно кивнула.

И вот настал этот момент, когда Юля стояла у доски. Кареглазая давно просекла, что с такими учительницами, как Надежда Викторовна, обворожительная улыбочка не помогает, а лишь потом выходит боком, причем выходит, топчась именно по тебе, покуда ты не исторгнешь свой предсмертный стон.

— Что же за стихотворение Вы нам расскажете, Котикова? — если бы тигр умел улыбаться, то это было бы похоже на улыбку Юлиной классной руководительницы. Клыков, разве что, чуть-чуть не хватало.

— Мы сейчас проходим замечательную поэтессу, да… — пафосно начала Юля. — И, конечно же, я прочла далеко не одно ее творение. Меня так захватили ее стихи, что многие строфы перемешались в голове, и я не могу толком вспомнить, что к чему относится…

— Я уверена, — перебила Юлю Надежда Викторовна, — что Вы сейчас приведете свои мысли в порядок и все прекрасно вспомните.

— Да, разумеется, — на всякий случай кареглазая кивнула.

— И, к слову, какую замечательную поэтессу мы сейчас проходим?

— Ну, она такая замечательная… — начала девушка.

— Так какую?

Аня уже раскрыла рот и вот-вот готова была произнести фамилию, как Надежда Викторовна, не поворачивая головы в сторону рыжей, произнесла: