Венок для мертвой Офелии - Марина Серова

– Королева!

Она и в самом деле была похожа на королеву. И взглядом, и осанкой. И красотой своей.

И как же мне хотелось, чтобы и для нее нашелся настоящий король! Ну хоть бы и не совсем король. Пусть он будет странный, пузатый какой-нибудь, лысый… Но будет ее любить и ею восхищаться. Она же этого заслуживает!

Она и сейчас выглядела такой счастливой. Да, для нее это было событие. Театр! Она же в настоящих театрах не была уже лет сто. И вот, надела парадное платье. И единственные сережки, с почти незаметными бриллиантиками, подарок матери еще…

Это для меня – искушенной, избалованной – совсем некстати этот дурацкий театральный вечер в поселковом ДК, я бы лучше посидела в тишине у реки, наслаждаясь тишиной и плеском воды. Послушала бы, как где-то ухает сова и поют свои свадебные песни лягушки. Да, мне куда больше хотелось бы сидеть сейчас у реки или в саду, пить парное молоко и смотреть на звезды.

Но вместо этого надо было идти в духоту актового зала и смотреть, как милая провинциальная барышня пытается сыграть Офелию. «О, нимфа, нимфа…»

«В конце концов, я и так – эгоистка. Живу только для себя. Могу я хотя бы один вечер в своей жизни прожить для хорошего человека? Доставить Ольге радость…»

Подумав об этом и прошептав слова своему отражению в зеркале, я одела на лицо свою самую лучезарную улыбку и вышла в коридор, где меня уже ждали Ольга и Варька в самых своих лучших туалетах, правда, Варькина рожица выглядела довольно-таки унылой. Она просто еще не умела скрывать свои чувства. И сразу было видно, что лучше бы она посмотрела какой-нибудь сериал про работу судмедэкспертов, чем попыталась понять высокий слог Вильяма нашего Шекспира.

Надо заметить, что театральный вечер неожиданно меня порадовал. Сначала я с некоторым скепсисом отнеслась к появлению на сцене Аси в белом платьице и с такими же белыми цветочками в волосах. И даже посочувствовала ей – поскольку на этой аляповатой клубной сцене Ася смотрелась дико и неуместно. Тут бы как-то более к месту была бы «простая русская баба», а не эфирное создание, лепетавшее непонятный для местных теток вздор про «резеду» и свою великую любовь к Гамлету. Гамлет, впрочем, теткам тоже не понравился бы. Их «Гамлеты» или вовсе не пришли, предпочитая высоким поэтическим чувствам уютный вечер с пивом «Охота» в обществе глухарей и лесников вкупе с ментами, а те, кого им удалось притащить с собой, явно скучали и испытывали дискомфорт и, как следствие этого, уныние.

Мы сидели всей компанией во втором ряду. Варька все время вертелась, рассматривая пришедших. Я старалась не отвлекаться, мне вообще не нравилось, что местная публика подтягивалась уже в ходе представления. Бедная Ася держалась стойко, делала вид, что не обращает внимания на постоянное движение в зале, но, наверное, проняло, в конце концов, и ее. Когда вроде все успокоились и настала тишина, вновь хлопнула дверь. Кто-то прошел в середину партера. Ася остановилась. Слова замерли у нее на губах. Монолог Офелии оборвался, наступила странная тишина, и, надо сказать, это была та самая «пауза», которую учил держать актеров незабвенный Станиславский. Паузу Аська держала хорошо. У меня даже мурашки по коже побежали. Захотелось обернуться. Но вместо меня это сделала Варька.

– Вот черт, пришел! – прошептала она еле слышно. Я обернулась, но чертей я не увидела. В зале было темно и довольно тихо. В проеме дверей действительно стоял мужчина, теперь я это увидела. Почему-то сразу вспомнилась легенда, которую мне рассказала Аська. Хотя человек этот совсем не был похож на черта, но нарисовать его было тоже легко, потому что лица видно не было. Словно почувствовав мой пристальный взгляд, он слегка подался назад, в темноту. Теперь я вообще не могла его увидеть. Он слился с темнотой, словно растворился в ней.

Тем временем Аська пришла в себя и паузу прервала. Что было правильно, потому что я уже начала думать, что она забыла слова.

– Вот вам… – пробормотала Аська дрожащим голосом, – вот вам… мои цветы…

«Черт, – подумала я с невольным уважением, – а ведь она прекрасно играет-то… Настоящая Офелия! И внешность такая… Я бы сказала, как раз для этой роли…»

Мою малолетнюю подругу тем временем почему-то больше волновал зал. Она развернулась уже почти всем туловищем, всматриваясь в темноту с куда большим интересом, нежели глядя на сцену.

– Варька, – прошипела, не выдержав, Ольга. – Поимей совесть! На односельчан ты и днем насмотришься, а вот классику вряд ли увидишь на этой сцене…

– Прочитаю, – отмахнулась девица, – или скачаю на торренте и посмотрю этого твоего «Гамлета».

– Ну вот что с ней делать? – беспомощно посмотрела на меня Ольга.

Я пожала плечами. Откуда мне знать, что делать с умненькими и в то же время такими бестолковыми детишками, как Варька? В принципе я даже могла ее понять. Варька играла в сыщицу, ей было интереснее наблюдать жизнь вокруг нее, придумывая страшные тайны, чем смотреть, как юная дева сходит с ума от неразделенной любви.

Даже если эту деву играла ее хорошая знакомая.

Самое загадочное, что, прочитав текст на русском языке, Ася вдруг посмотрела в зал, прищурилась и – замерла. Постояв так немного, она вдруг с отчаянием проговорила:

– My honour’d lord, you know right well you did; And, with them, words of so sweet breath composed… As made the things more rich: their perfume lost, Take these again; for to the noble mind… Rich gifts wax poor when givers prove unkind. There, my lord…

После этого она ушла со сцены. Даже не ушла – убежала. Настолько естественно у нее это получилось, что зал сначала замер, а потом – разразился аплодисментами. Не хлопала и не кричала «браво» только Варька, по той причине, что голова у нее была повернута на сто восемьдесят градусов, и ее куда больше интересовала хлопнувшая в этот момент дверь. Надо сказать, что и я невольно заинтересовалась. Обернувшись, я, впрочем, увидела только темную тень, исчезнувшую в проеме.

– Сергей Иваныч, – прошептала Варька. – Странно… Чего это он?

Я пожала плечами.

– Проникся. Шекспиром, – сказала я. – В отличие от тебя он не чужд прекрасного.

– Я тоже не чужда, – сказала девица. – Просто я по-английски не врубаюсь.

– А тебе для этого по-русски прочитали, – съязвила я. – Спецом для неучей.

– А, – протянула Варька. – Да, там про подарки было… Что не фиг было мне дарить подарки, когда ты, типа, не собирался отнестись серьезно к моей любви. И чтобы он забрал эти подарки, раз он гад такой.

– А откуда ты знаешь, что это был Сергей Иваныч? – спросила я.

– Тоже мне, бином Ньютона, – фыркнула Варька. – Он там стоял. Потом в темноту ушел, чтоб не палиться. Слушай, Тань, а может… У них с Аськой любовь?

Я постаралась сделать серьезное и взрослое лицо, исполненное строгости. Сурово посмотрела на Варьку. Она смотрела на меня почти умоляюще: «Ну, скажи, что это любовь, мне так хочется. Это же так интересно». Но я осталась непреклонной.

– Варь, – сказала я. – Зачем придумывать то, чего нет? А если даже и есть… То это не наше с тобой дело. Поняла?

– Поняла, – вздохнула Варька. Потом, еще немного подумала и сказала упрямо: – А все-таки вот это – про забирай свои подарки и не писай в мой горшок, это Аська Сергею Иванычу адресовала… И не спорь, Тань, это видно было очень даже хорошо!

Такая крутая трактовка шекспировского текста сразила меня наповал. Я даже не стала возражать, потому что, по сути, это было верно. А раз дитя ухватывает суть, что ж? Пусть ухватывает хоть на сленге, лишь бы вообще понимало.

– Кстати, – продолжила Варька, – я заметила, что Сергей Иваныч отчего-то на этих подарках слегка спалился.

– Как это? – переспросила я. Молодежный сленг все-таки временами ставил меня в тупик.

– Да так, – снисходительно хмыкнула Варька. – Как она начала про эти подарки, глядя прямо на него, так он тут же собрался и, не простившись, быстро слинял.

– Может, он Шекспира не любит? Как и ты, – не удержалась я.

– Я Шекспира люблю, – опровергла мои инсинуации Варька. – Очень! А что Сергей Иваныч его невзлюбил, да так резко – это вот странно. Тем более, что-то не думаю я, что тут вся публика на Шекспире выросла и страсть как его обожает. Однако ж ничего так. Терпят. Сидят.

– Они лучше воспитаны, – возразила я.

– Ну да, ну да, – закивала Варька, – особенно наш алкаш дядя Петя очень воспитанный…

Тем временем вернулась Ася. Повторила на бис свой монолог. И – словно в подтверждение Варькиных слов – воспитанный дядя Петя, приподнявшись в кресле, зычным голосом воскликнул:

– Ай, ядрить в корень, душевно мужик стишата слагал! А ты, Настена, прямо у нас как Нонна Мордюкова, красота неописуемая и талант такой же!

Варька фыркнула. Жена дяди Пети засмущалась и укоризненно выматерилась на мужа, пытаясь его усадить обратно. Но, судя по запаху, дядя Петя уже вкусил своей амброзии, и теперь его душа рвалась к высокому.

И, не обращая внимания на такие мелкие препятствия, как ноги и колени соседей, дядя Петя рванул всем телом за своей душой туда, где на сцене замерла в испуге нежная Офелия.