Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит

превратиться в затягивающую трясину. Стены — оползти, как тающие свечи. Женщина и мужчина перед ним были куклами в театральных одеждах, которым нельзя доверять.

Краем глаза ловил хитрый и недобрый прищур глаз «отца», когда тот думал, что сын смотрит в другую сторону. «Мама» торопливо запахивала халат, пряча от сына чужое тело, способное выдать правду. По вечерам слышал, как «родители» шептались в своей спальне, обсуждая неведомые планы. Иногда они тихо смеялись, что пугало еще больше.

Мальчик догадался: чтобы вернуть маму с папой, надо убить пришельцев. Маленький и слабый, он не смог этого сделать, хотя отчаянно попытался. Мужчина вырвал из детской руки кухонный тесак и зверски орал на испуганного, захлёбывающе­гося от слёз ребёнка, забившегося под стол. Женщина делала страшные глаза и злобно шипела. Чтобы не сойти с ума, он прятался и спал в чулане, положив на кровать муляж, свёрнутый из старых штанов и рубашек. В тёплые дни ложился под сосной у могилы Панакоты. Только там было безопасно. Но злобные твари раз за разом находили его и вели в ненавистный дом.

Сначала наказывали, потом стали таскать к врачам. Те были тоже демоны, раздевали догола, тыкали в беззащитное тельце острыми иголками, травили горьким пойлом.

Как Роберто всё это вынес, не свихнулся, не умер от страха, беспомощности и боли! Представьте час непрерывного ужаса рядом с коварными чудовищами. А если это не час, а долгие годы? Со временем он научился прятаться, быть тихим и незаметным. Делать вид, что не догадывается о произошедшей подмене. Похоже, бесов удалось провести. Они поверили, что тихий и вежливый ребёнок теперь у них в лапах.

Словно святыни, он хранил старые фотографии настоящих папы и мамы. А еще полустёртое фото, где он вместе с Панакотой строили индейский вигвам. Он целовал блестящие клочки картона, как верующий иконы.

Тщетно надеяться, что болезненные воспоминания умирают, они прорываются в настоящее прыщами на лице подростка. Прошлое не исчезает, оно лишь затаивается в глубинах мутных вод подсознания и ждёт своего часа, как притаившийся в заводи крокодил.

Человек невероятно живуч. Пережив ужасные годы, Роберто получил паспорт, уехал в другой город и вычеркнул фальшивых родителей из своей жизни навсегда. Но кошмар остался, а его масштабы неизмеримо увеличились. Страной и большинством её жителей владели демоны, как евангельским стадом свиней. Но некому было отправить их в бездну. Враги побеждали. С каждым днем мир менялся все заметнее. Словно огромный маховик перемен раскручивался с пугающей неотвратимостью.

Как-то Роберто взглянул на небо и обнаружил, что звёзд стало меньше. Намного меньше. Он помнил ночное небо своего детства. Тысячи, миллионы светящихся точек. Почему другие люди этого не видят? Или не хотят замечать.

А оглядеться стоило. Изменился климат. Изнуряющая жара захватывает Европу каждое лето. У моря возник запах жареных котлет. В магазинах появились продукты, отмеченные как биологически чистые. А все остальные? Отравлены пестицидами, антибиотиками и консервантами.

Он мог обсудить происходящее только с единственным другом, Лучано Сорелли. Тот был хорошим хирургом, при этом умудрился сохранить детскую любознательность по отношению к окружающему миру. Изучил чёртову уйму всяческой научной белиберды и любил порассуждать в обнимку с бутылочкой кьянти. По пятницам они допоздна сидели в пиццерии у Пабло. Их разговоры были интересны обоим и наполнены значительностью, как и должно быть у друзей:

— Человеческое тело — симбиоз микроорганизмов, воды и белковых клеток, — утверждал Лучано. — Измени любой из компонентов — и человек либо умрёт, либо мутирует и станет другим.

— Поясни.

— Знаешь, сколько всевозможных существ, живёт внутри нас?

— Наверное, много.

— Не просто много. В десятки раз больше твоих «собственных» клеток.

— Подожди, а если убрать этих многочисленных микробов, что останется?

— Труп. Без микроорганизмов и вирусов мы не выживем.

— Так. Ещё и вирусы. Они тут причём?

— О вирусах толком ничего не известно, другая форма жизни на грани между живым существом и информационной программой. Но именно они влияют на генный код клеток, и, возможно, именно они создали разум.

Роберто чувствовал, как мысли друга бульдозером вспарывают сложившуюся реальность. Открывают внутренней пласт правды, спрятанный за коркой общего невежества.

Лучано поднял свой бокал, тщательно вглядываясь во что-то, видимое только ему и выпил:

— За последние пятьдесят лет симбиоз внутри нашего организма полностью разрушен.

Роберто чувствовал, какой властью обладают слова друга.

— Ну и ну! Ты не преувеличиваешь?

— Давай по порядку. Антибиотики частично убили, частично отравили полезные бактерии. Остались лишь микробы-наркоманы, сдуревшие от лекарств и химии.

— Давно догадываюсь, что моим кишечником командуют психи.

— Это естественно. Поколение пердунов заселяет планету. Но и это не самое страшное.

— Что может быть хуже?

— Знаешь, восемьдесят процентов массы клеток, составляет вода?

— Слышал.

— Японский учёный Эмото Массару доказал, что обычная вода — живое существо, имеющее память и эмоции. Но её заперли в тюрьму ядовитых пластиковых бутылок. Может быть, она кричит, молит о помощи? А может быть, давно умерла. И люди пьют мёртвую жидкость, насыщенную отравой. Какой уж тут симбиоз?

Роберто с сомнением посмотрел на свой стакан с минеральной. Подумал и сделал глоток из бокала с вином.

— И самое паршивое. На наши клетки напали новые, неубиваемые вирусы и принялись что-то менять в генах. Мы уже не совсем мы. Будто в организм человека внедрилось что-то иное и постепенно захватывает его.

— Думаешь, внутрь к человеку подселили «чужого» из фильма ужасов?

— Похоже. В людских телах идёт невидимая война. Отсюда всплеск аутоиммунных заболеваний, когда организм борется сам с собой.

— Да, все сейчас умирают от рака.

— Человек уже потерял большинство отпущенных ему природой свойств. Даже дети не делаются естественным путём.

— Чёрт возьми. Ты не преувеличиваешь?

— Люди из пробирок — уже реальность. Их число растёт в геометрической прогрессии. Думаю, через десять лет обычное зачатие будет считаться неприличным.

— Но секс останется?

Они задумчиво посмотрели на округлый зад молоденькой официантки. Она почувствовала их внимание, обернулась, одарила улыбкой.

— Я не пророк. Но вот что странно. Нам стали внушать, что пол — вопрос психологический. Ребёнок сами вправе выбирать, кем он хочет называться, мальчиком или девочкой. Гендерные различия второстепенны. Однополые браки скоро станут нормой.

— Как думаешь, куда мы катимся?

— Возникает новое человечество.

Роберто чувствовал, как в мозгу загадочный механизм лихорадочно сортировал услышанное, связывал обрывки фактов, додумывал недосказанное. Лучано — очень умный человек. И отмахнуться от того, что он рассказал, было нельзя.

Действительно, медленно и осторожно происходят перемены. И если кто-то их заметит, то назовёт эволюцией.

Он не знал, что творится в душе других людей, но ему самому было тошно. Увернуться от изменённого мира было нельзя, как невозможно выйти сухим из воды. Словно ты приехал в город твоего детства, а вместо знакомых домиков в окружении тенистых садов видишь небоскрёбы и улицы, закатанные в асфальт.

Когда-то он любил ходить в театры. А сейчас? Он бежал из оперы, где актёры визжали и орали свои арии, словно их резали. Аккомпанементом служил звук ножовки по металлу.

Искусство стало иным. В музеях выставлены новые шедевры: горы мусора, бесформенная мазня, человеческие экскременты, замазанные чёрной краской холсты.

Музыка, что случилось с ней? Мелодию заменила скороговорка клоунов, корчащих из себя прожжённых жизнью бандитов.

Вроде бы всё складывалось само собой, но кто-то же раскрутил этот маховик перемен. И продолжал подталкивать его лёгким, чуть заметным касанием.