Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно рядом раздались крики. Худая и костлявая пожилая женщина в чёрной рясе, надетой прямо на скелет, грозно потрясала воздетыми руками, указывая в сторону собора Святого Петра:
— Грядёт! Огонь небесный сожжёт великий город! И вот! Уже молнии падают на собор Святого Петра. Святые отцы гибнут!
Люди пытались отодвинуться от брызжущих слюней, опасаясь, что вслед дама выплюнет и все зубы. Кто-то стал показывать осведомлённость, получая свою долю странного удовольствия, как человек, непрерывно расчёсывающий зудящий укус.
— В Библии сказано!
— Не может быть.
— Точно. Перед Концом Света начнётся война в Сирии.
— Какой ужас, она уже идёт!
— Отключили дьявольский адронный коллайдер.
— Кто?
— Ясно кто. Учёные-масоны. Испугались! Не поздно ли?
— Читали, огромный астероид пролетел рядом с Землёй? Чудом не зацепил.
— Где же пролетел? Он грохнулся в России. Название города еще такое странное, Чель-Ябинск.
— Так то другой. Второй подряд. Третий будет последним.
— Ничего так не бодрит, как в башку метеорит!
— Зря шутите, сеньор. Всё это не к добру.
— Точно!
— Воистину!
Роберто ощущал, как части мозаики складывались в узор. Точнее, в кошмарный триптих Босха, который он видел в бельгийском музее. На картине в сияющем свете сидел грозный Судья в окружении ангелов, а внизу на площади толпились люди, похожие на зверей или звери — вылитые люди. Эту толпу окружали неведомые механизмы, с помощью которых жуткие твари их терзали.
Всё как сейчас. Судья и ангелы прятались в сиянии низкого зимнего солнца. Зато отлично просматривались кровавые головы кардиналов. Почему они носят такие шапки? Предвидят, что на том свете с них сдерут скальпы? И взрежут животы так, что раны будут похожи на их алые пояса на чёрных рясах? Кто знает? Может быть, так и будет. Религия туманна и расплывчата. Возможно, только сам Иисус Христос понимал суть своего учения. Но унёс эту тайну с собой на крест. Если уж Богу досталась мученическая смерть, что говорить о его праведных слугах.
Грозный Суд будет безжалостным. Понимают ли это остальные или надеются сделать фото и предъявить его как доказательство дружбы с небесными чинами: «Ваша честь, взгляните, вот я, а вот семь ангелов Апокалипсиса. Да, мы близко знакомы. Зачтётся???»
Ноги гудели не на шутку, да и спина стала побаливать. Папа всё не появлялся… Но вокруг начало происходить невероятное, словно какая-то чужая сила уже взялась управлять событиями, выстраивая их в цепочку.
Люди в толпе превращались в зверей. Удивительно, что немногие, кто оставался человеком, не замечали перемен. Вот мужчина рядом вдруг стал ежом в вязаной шапке. Щетинистые, покрытые колючками щёки и брови оставляли открытыми лишь крохотное место, где рядом с бугристым носом в глубоком прищуре прятались чёрные как угли глаза. Он тяжело дышал, будто только что пробежал стометровку.
Страшно залаял человек-гиена, рядом взвыла женщина-лиса с острыми мелкими зубами. Вокруг скалились жуткие морды диких зверей. Кабаны, гигантские рыбы, крысы, насекомые. Разверстые пасти, капающая слюна, глаза навыкате, зловонное дыхание.
Все они одержимы. Наш мир окончательно захвачен. Вокруг нет ничего, чему стоило бы доверять, лишь призраки, обман и иллюзия. И злом, как вирусом, заражено почти всё человечество. Иммунитет лишь у единиц.
Неожиданно в толпе зашевелились, пропускали вперёд тощего и долговязого орангутанга с человеческим детёнышем на руках. Роберто вжался в соседа, освобождая проход. Зачем Господь наказал невинного ребёнка, дав ему родиться в этом мире?
Детство — страшная пора жизни среди издевательств сверстников и учителей, бесконечных хворей и несправедливых наказаний. Именно тогда ты понимаешь, что попал в ад, который здесь, на земле, а не где-то в мифическом ином мире. Что имел в виду Иисус, который сказал: «Будьте как дети»? Может быть, посланец Божий этим не благословил, а проклял всё человечество?
Роберто догадался об этом слишком рано, когда новогодние ёлки были большими, а игрушки — волшебными. Воспоминания царапали душу хуже разъярённой кошки.
В тот страшный день он играл со своим плюшевым медвежонком. Постепенно возня перешла в нешуточную борьбу, ведь Панакота (так звали медведя) был рослым, почти до плеча Роберто.
Неожиданно в комнату вошел отец. Он только что вернулся с работы и был необычно мрачен.
— Папа, папа. Посмотри, как мы боксируем.
— Разве так надо? Хочешь, покажу?
— Конечно.
И тут папа ударил медвежонка. Это был страшный удар, короткий и злой. Панакота отлетел к стене, и его голова с выпученными бусинками-глазками оторвалась. А отец молча вышел из комнаты, тяжело ступая и горбясь, словно только что совершил страшное убийство.
Мальчик в ужасе обнял своего медведя, приставил голову на место. Но там, где была шея, теперь торчали ошметки войлока и ваты. Один глаз вылетел и повис на тонкой нитке. Мама застала сына, прижимающего изувеченную голову друга к обрубку туловища. Он не плакал, просто с ужасом показал ей на то, что минуту назад было медведем.
Женщина вздохнула:
— У папы был тяжёлый день. Я пришью Панакотику голову, и он станет как новый.
Голос у мамы был усталый и спокойный. Она не понимала, что близкий друг погиб, а убитые не оживают. Как не воскресли бабушка с дедушкой. Он хотел расплакаться, но не смог. Слёз не было. Оттолкнул мамину руку, взял искалеченные части медведя и вышел из дома.
Он закопал Панакоту под большой сосной в мягкий песок, щедро смешанный с сосновыми иголками. Густая крона надёжно защищала могилку от дождя. Сверху подгрёб холмик, который получился золотого цвета, как шкурка друга. Погладил ладонью тёплую почву, ощущая пальцами тело умершего. Сверху на руку упало несколько капель янтарной смолы. А может быть, мёда. А возможно, это были слёзы дерева.
И вдруг услышал тяжёлый удар колокола где-то глубоко внутри своего мозга. Боль, возникшая в голове, спустилась чёрным комком по шее, задержалась в сердце так, что он не мог вздохнуть. А затем вдруг провалилась в живот. Штаны стали мокрыми и горячими, запахло какой-то кислятиной. Понял, что описался, как маленький ребёнок. Но это постыдное действие принесло освобождение, и наконец он заплакал.
В эту ночь ему приснился кошмар, где любимых маму с папой подменили. Настоящих украл высокий худой незнакомец. Он завернул тела в плед, который лежал в гостиной на диване, и унёс. А новые лишь выглядели похоже, но на самом деле были демонами, призванными не выпускать ребёнка из преисподней окружающего мира.
Он проснулся от своего крика. Долго лежал в мокрой от пота постели. Боялся встать, потому, что понял: сон был правдой. Реальность разлетелась на мелкие осколки. И её уже нельзя было ни склеить, ни пришить. Ничего не исправить. К старому возврата нет.
— Где наш плед? — закричал он в ужасе.
— Отдала в чистку, — пряча глаза, сказала мама. — Что ты так волнуешься?
Он мгновенно повзрослел и понял, что находится далеко, за тридевять земель от своих родных родителей, старого дома, города, планеты. Вокруг чужой, неизвестный мир. Это странное пространство замаскировали под хорошо знакомую комнату. Но он понимал, что здесь всё бутафорское, нарисованное кистью в его воспалённом разуме. Твёрдый пол под ногами мог в любой момент
