Собственность мажора - Кристина Зайцева

– Мамочка… – зову я в отчаянии, потому что она продолжает смотреть.

Упрямо. Не моргая. Смотреть на то, как ее муж смеётся, прекрасно проводя чертов воскресный вечер в компании какой-то расфуфыренной бабы, в то время как мама проводит вечера за книгой или за вечным ожиданием, когда он, наконец-то, вернётся домой!

А когда по ее побледневшей щеке скатывается слеза, я вскакиваю, с громким скрипом проехавшись стулом по полу.

Улыбка на мужественном лице бизнесмена Баркова немного блекнет, когда он видит меня, и в следующую секунд его глаза, метнувшись в сторону, падают на маму.

Вся его проклятая веселость вмиг улетучивается! Взгляд становится напряженным и пристальным. Впивается в неё, будто клещами!

– Извините, – хрипло произносит мама, медленно поднимаясь из-за стола, а потом так же медленно она уходит, опустив лицо и прикрывая рукой свой живот.

Мгновение смотрю ей вслед, испытывая болезненное давление в груди и, опомнившись, бросаюсь за ней. Замерев на выходе, вижу ее у гардероба, и лезу в сумку, ища свой собственный номерок.

– Оля…

Вздрагиваю, отскакивая в сторону, будто ужаленная.

Игнорируя меня, Игорь Барков широким шагом оказывается рядом с мамой.

Хватая свою шубу из рук гардеробщика, она одевается, продолжая прятать лицо в волосах, а ее руки слегка подрагивают.

– Давай, помогу… – мрачно говорит этот невообразимый козел, пытаясь придержать для неё шубу, но когда она вскидывает голову, мое сердце падает в пятки.

Потому что ее лицо залито слезами!

– Мое пальто, быстро, – велит Барков, пихая свой номерок пареньку, и его голос хрипит, а руки ложатся на ее плечи.

И в этот момент с ней что-то происходит.

И это пугает меня, потому что я никогда в жизни ее такой не видела!

Пихнув его в грудь так, что этот стотонный кретин пошатнулся, она выкрикивает:

– Нне тррогай меня!

– Оля, тихо… – поднимает он руки, «сдаваясь». – Успокойся…

– Нне тррогай меня! – снова кричит она, повторяя свои действия.

Пихает его в грудь со всей дури, и смотрит в его лицо с остервенелой злостью.

– Ббольше никогда мменя нне трогай!

Мое сердце так колотится, что на лбу проступает пот.

Ей нельзя так волноваться! Нельзя!

– Я не трогаю… давай выйдем и поговорим…

– Ппошел тты!

– Успокойся…

– Ппошел ты!

– Ладно, как скажешь… – делает он шаг назад, но это выглядит так, будто он дал ей один квадратный метр личного пространства.

Ее это тоже не устраивает, поэтому, толкнув его с дороги, она распахивает дверь и вылетает в снежный холодный вечер, на ходу запахивая шубу.

Смотрю на дверь потрясенная и, опомнившись, бросаюсь к гардеробу.

Быстро просунув руки в рукава пальто, Барков срывается с места и выскакивает за дверь. Подлетев к стойке, вручаю свой номерок и вырываю свою шубу из рук бедного парня.

На ходу одеваясь, вылетаю на улицу, получая ледяной удар по своим горящим щекам.

От волнения и злости потряхивает, особенно когда вижу, как в пяти шагах от двери этот громила пытается удержать маму на месте, сдавив ручищами ее плечи.

И даже отсюда мне ясно, что лучше ему отпустить ее к чертям собачьим!

Она выворачивается и кричит:

– Отпусти!

– Это моя старая знакомая…

– Да плевать мне! Уббери сввои лапы!

– Поехали домой.

– Пошёл ты! Каттись куда хочешь!

Это так громко и дико, что у меня приоткрывается рот. На них оборачиваются прохожие, я бы тоже обернулась!

– Оля…

– Не говори со мной!

Сорвавшись с места, шагаю на Баркова-старшего и впиваюсь пальцами в его рукав.

– Отпустите… – требую, пытаясь сбросить с маминого плеча его руку.

Он вцепился в ее шубу, как питбуль!

И даже в четыре руки справиться с ним мы бы не смогли, если бы до него наконец-то не дошло, как все это выглядит.

Сжав зубы и окинув горящими глазами стоянку у ресторана, он хрипло говорит:

– Подгоню машину…

В ответ мама вырывает из его ладони своё запястье и, развернувшись, уходит по улице. Растрепанная, заплаканная и… беременная его ребенком.

Если бы могла, я бы двинула ему в челюсть.

– Мы сами доберемся, – говорю ему сипло. – Отдыхайте, Игорь Николаевич.

Медленно переведя на меня глаза, он смотрит так, будто только что заметил мое присутствие. Я не удивлюсь, если он даже имени моего не помнит! Теперь уже я не удивлюсь ничему.

Развернувшись, бегу за мамой и беру ее руку в свою, как только догоняю. Ее рука ледяная. Мама смотрит перед собой и по ее щекам текут слёзы.

Я не хочу, чтобы она плакала. Тем более из-за мужика, который… ее недостоин!

– Вызови нам такси, ссолнышко… – пытается она дышать, но то и дело захлебывается.

– Мамочка, дыши… – тонко прошу я. – Куда… куда поедем?

– К… – выдавливает она. – К… к Ббарковым. Ссобберем ввещи… и… кота…

О… мамочки…

– Ладно я… сейчас… – лезу в карман, но все же выпаливаю. – Мам, ты уверена?

В таком состоянии, как у неё, можно наделать всяких опрометчивых поступков…

– Да! – отрезает, и я не припомню столько злости и решимости в ее голосе, пожалуй, никогда.

Что он с ней сделал?!

Запрокинув лицо и закрыв глаза, она позволяет снежинка оседать на свои мокрые щёки. Роюсь в телефоне, пытаясь решить, куда вызвать такси.

Усадив ее на скамейку троллейбусной остановки за углом, тычу по кнопкам.

Тихие всхлипы на заднем сидении такси просто разрывают мне сердце!

Город такой красивый и нарядный. Через неделю Новый год, который мы, как и всю жизнь до этого, встретим втроем. Теперь втроем.

Я, мама и дед.

Когда такси высаживает нас у знакомого зеленого забора я вижу, что ворота открыты настежь, а во дворе стоит чёрный джип хозяина.

Сам он расхаживает перед лестницей на второй этаж, глядя на нас исподлобья с мрачным, просто мрачнейшим напряжением!

– Оль… – проводит он рукой по лицу и волосам, но она проносится мимо него, даже не взглянув и не потрудившись разуться.

Делаю то же самое.

Взбегаю по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Следом за ней вхожу в хозяйскую спальню, в центре которой огромная кровать, куда я плюхаю мамин чемодан, достав его с верхней полки в гардеробной.

Мы приехали в этот дом полгода назад с двумя чемоданами. Большая часть наших вещей так и осталась на квартире, потому что первые месяцы беременности у мамы были не самыми простыми и нам было просто не до этого!

Но сейчас, сгребая из шкафа свою одежду, я понимаю, что половину придется бросить…

– Мяв…

– Сейчас… – давлю я на крышку, дергая за молнию. – По-до-жди…

Выдохнув и стряхнув со лба волосы, обнимаю ладонью щуплые рёбра Черного и засовываю его в свой карман, после чего вылетаю из комнаты и врезаюсь носом в источающую древесно-пряный аромат грудь.

– Че тут происходит? – хрипловато спрашивает сынок дьявола, преградив мне проход своим голым и немного мокрым торсом.

Пялюсь на идеальные рельефы его грудИ и кубики пресса, выплевывая:

– А тебе не пофиг?

Его скуластое лицо гладко выбрито. С зачесанных назад волос капает вода, косые мышцы на животе плавно убегают за резинку спортивных штанов. И он босой.

– Нет, раз я спрашиваю, –