Собственность мажора - Кристина Зайцева

спрашивает не менее странно.

– Ты… ты пьяный что ли? – хрипит мой голос, а сердце подпрыгивает к горлу.

Лицо Баркова вдруг посещает улыбка.

Я в жизни не видела, чтобы он улыбался. Это сложно назвать полноценной улыбкой, но ему просто до обморока идет.

Посмотрев куда-то в сторону, он молчит секунду, а потом говорит:

– Теперь можешь смотреть. И трогать тоже можешь. Где захочешь.

Повернув ко мне голову, серьезно смотрит в мои глаза.

Сглатываю, потеряв дар речи.

Теперь?

Нет, нет, нет, нет…

– Я не собираюсь тебя трогать, – сиплю я. – Мне надо домой. Дай ключи…

– Домой пока рано, – делает он шаг вперед, глядя на меня так… так…

Его слова с колоссальным опозданием доходят до меня.

Ах вот как? Там дома его отец, можно даже не сомневаться.

Меня накрывает разочарование. Такое острое, что я прячу глаза.

– Ты мне… зубы заговариваешь, да?

– В том числе, – сжимает ладонями мои плечи.

– Ты издеваешься?!

Дернув меня в сторону, заставляет отойти от двери и прижимает спиной к стене рядом. А потом подходит так близко, что я чувствую его всего.

Проклятый транс сковывает движения. Смотрю на него, пока мои мысли сталкиваются друг с другом и рассыпаются на мелкие кусочки.

– Отомри, Оленёнок, – делает он глубокий вдох.

Смотрит на меня еще секунду, а потом себе под нос бормочет:

– Ладно. Погнали…

– Что?..

Смотрю на его руку, которой он упирается в стену над моей головой. Смотрю в его глаза, которые смотрят на меня с высоты его роста.

– Барков… – предупреждаю я, но в моем голосе паника.

Его ладонь обнимает мою щеку и подбородок.

Мое сердце выскакивает из груди.

Склонив голову, он замирает в миллиметре от моих губ, обдавая их дыханием.

У меня слабеют колени.

Глаза закрываются, и я перестаю дышать, превратившись томительное ожидание.

Я так долго этого ждала. И ничего не изменилось! Сейчас я его просто ненавижу.

А потом происходит это – лёгкое касание, от которого мое тело взрывается мурашками. Шумный вдох Баркова, и его губы сминают мои.

Немного жесткие и слишком напористые.

Хватаюсь пальцами за его плечи, чтобы не упасть. Его рука сдавливает мою талию.

Оторвавшись от моих губ, он смотрит в мое лицо. Его собственные губы приоткрыты, глаза сверкают.

Смотрю на него шокированно.

Как в замедленной съемке поднимаю руку и отвешиваю ему пощечину.

По его лицу, как вспышка, пробегает улыбка. В ответ он кладет ладонь на мою шею и целует опять.

Господи…

Он грубиян во всем. Даже в поцелуях.

Когда отстраняется во второй раз, я, не открывая глаз, шепчу:

– Я думала… ты умеешь лучше…

– Лучше чем Колесов? – слышу я грубый вопрос.

– Да…

Моей щеки касается холодный нос.

– Он тебя целовал?

Губы очерчивают скулу. Меня не держат ноги. Жмурю глаза, откидывая голову.

– Не твое собачье дело…

– Понравилось с ним?

Щекочет губами щеку.

– Да…

Сейчас я даже вспомнить не могу, как было с ним!

Губы Ника опять на моих. Только теперь мои знают чего ждать, поэтому подстраиваются под этого неандертальца.

Громко дышим в сумерках двора, которые навалились непонятно откуда.

– Расскажешь ему про это?

Это немного отрезвляет. Тряхнув своими куриными мозгами, открываю глаза.

Я не собираюсь пускаться в долгие объяснения того, почему не собираюсь рассказывать об ЭТОМ кому-то, кроме Аньки.

Барков смотрит на меня, сжав челюсти.

– Об этом? – пытаюсь вырваться из его рук. – О чем тут рассказывать?

– Напомнить? – сильнее стискивает он мою талию.

– В отличии от тебя, он знает, что в поцелуе участвуют двое!

Кажется впервые в жизни мне удалось лишить его самообладания!

– В… смысле? – спрашивает, прищурившись.

Мой опыт с парнями такой, что из него с трудом можно составить какие-нибудь рейтинги. Тем не менее, я с удовольствием сообщаю:

– В прямом! Потренируйся на помидорах. Мне нравится, когда меня целуют, а не когда… жрут…

Его лицо каменеет.

Упрямо смотрю в его глаза.

– Допустим… – тянет он мрачно.

Кусаю губу, безумно довольная собой. Я хотела его обидеть… но я ведь не шучу! Он целуется, как бульдозер.

Дверь подъезда распахивается, и оттуда появляется хозяин заводов, газет и пароходов.

Ник разжимает руки, оборачиваясь вслед за ним.

– Поехали, – отрывисто велит Барков-старший, направляясь к машине и даже на нас не взглянув.

Вид у него совсем не радостный. Это вселяет огромный оптимизм.

– Ключи, – говорю, отскочив подальше.

Мне нужно собраться с мыслями.

Все та же красная лампочка внутри меня бьет тревогу и к ней присоединилась сигнализация.

Я не могу пустить его в свое сердце. Уже сейчас я понимаю, что тогда мне конец…

– Заеду за тобой завтра, – лезет он в карман. – Часов в одиннадцать.

Достав оттуда ключи, плавно бросает их мне.

– Я… – пячусь к двери, чувствуя стеснение в горле. – Не могу… я с тобой никуда не поеду…

– Позвоню тебе.

– Я не возьму, – мотаю головой.

Но он уже идет к своей машине.

Глава 10

– Вот это – Нине Павловне… – пихает мама палку какой-то экстравагантной колбасы в квадратный подарочный пакет.

Нина Павловна – это соседка с третьего. В ее однушке я провела множество часов с первого по четвёртый класс. Она уже лет двадцать на пенсии, поэтому забирала меня из школы, когда мама не могла. Зато все наши с мамой выходные были посвящены мне одной. Ей никогда не было лень отдавать мне своё свободное время. Какой бы уставшей она не была. Как бы туго не шли наши дела, она ни разу в жизни на меня не накричала. И ни разу в жизни не сказала, что жалеет о том, что я у нее есть. И пусть у меня был только один родитель, но я купалась в любви. И сейчас купаюсь. Может поэтому мне всего в жизни хватает?

Убрав в сторону пакет, мама упирается ладонями в столешницу на нашей крошечной кухне и смотрит на маленькую гору премиальных мясных деликатесов перед собой. Смотрит так, будто хочет испепелить ее взглядом.

Это банально до уровня каких-нибудь дешевых анекдотов. Но впечатление быстро развеивается, если присмотреться к этой горе повнимательнее.

Черт.

Игорь Барков настоящие “грабли”. Он притащил в наш дом эко-пакет с таким набором еды, которым не побрезговала бы даже Английская Королева. Это ужасно не романтично! Это вообще-то безвкусица, если уж на то пошло. Богатый мужчина должен дарить женщине бриллианты, а не… колбасы.

Замерев в дверном проеме, смотрю на напряженные плечи мамы. Она выглядит так, будто внутри у нее натянули пружину. Топает по полу тапком и постукивает пальцами по столу. На ее безымянном пальце нет кольца. Она сняла его еще в тот день, когда мы вернулись домой. Такое нельзя не заметить. Там было три здоровых бриллианта, и мне казалось, что носить его ей тяжело физически, но она все равно носила! Это было первое обручальное кольцо в ее жизни и оно было ей дорого, как и мужчина, который надел его на неё.

Все ее страхи я понимаю. Может она думает, что не понимаю? У нее будет ребенок. Ей тридцать восемь, и она… опять одна.

Кошусь на деда, сидящего за кухонным столом. Перелистывая газету, задумчиво почесывает за ухом Черного.

– Может мы