Мастер гендзюцу: проснись, если сможешь - Эпсилон Тукана

навалилась на Шисуи всей своей тяжестью. Прежде он не замечал, какая она насыщенная и грубая. Но вот сейчас…

Он рассеянно кивал встречным знакомым, тогда как в голове царил хаос. Сон должен был как-то осадить события прошлого дня, но на деле добавил еще больше вопросов, впечатлений и навязчивых мыслей. Миссия, собрание клана, рассказ Итачи, схватка с Саей — все слилось в одну непрерывную линию. Тягучую, липкую.

— Черт… — пробормотал он себе под нос и с яростью почесал затылок.

Гендзюцу Саи не было похоже ни на одно другое. Она создавала иллюзию не в сознании противника, а в своем собственном, и только потом погружала в нее остальных. Какую цель преследовала Сая? Почему она убивала именно Учиха?

Мысли путались, склеивались. И в хороводе вопросов проступало бледное лицо девушки в темно-зеленом кимоно.

Мэй.

Шисуи остановился посреди улицы и зажмурился. Видение не уходило.

Почему в иллюзии Саи оказались они с Итачи — Шисуи догадывался. Но каким образом туда попала Мэй? Она появлялась и в первый раз, когда Итачи провалился вместе с Теккой, и сейчас. И оба раза спасала их.

Мэй каким-то образом могла управлять миром Саи. Пусть совсем чуточку, но этой капли контроля хватило, чтобы сохранить им жизни. Два человека, имеющие власть над одним миром. Как такое возможно?

Шисуи подозревал, что Мэй может быть замаскированным клоном Саи, который пытался завоевать его доверие. Шиноби ведь должен учитывать все варианты. Но сердцем он в это не верил. Сая и так могла убить их, ей ни к чему было притворяться. А значит, Мэй была настоящей.

Какими глазами она провожала его, когда он покидал пещеру! Сколько было в ее взгляде боли, надежды и искренней… Нет. Он даже мысленно не мог произнести это слово.

Где-то внутри больно шевельнулась совесть.

Что я наделал?..

Гендзюцу, предназначенное для Саи, он по инерции использовал на Мэй. Вот что позволило ему управлять иллюзорным миром сна: создать из пламени крошечного дракона, обратить океан дотоном в землю, сражаться с Саей на равных. Если бы не этот случайный порыв, если бы он не перепутал девушек и не применил к Мэй гендзюцу — Итачи бы этим утром не проснулся.

Но чем это обернулось для самой Мэй? Она наверняка наблюдала за ними прежде, чем Шисуи затянули под воду щупальца. Как бы иначе она успела перенести его в свою миниатюрную пещерку?

Может, он даже вызывал у нее симпатию уже тогда. Но гендзюцу, превратившее девушку в мост между Шисуи и миром Саи, усилило это легкое чувство многократно. Чтобы мост работал, Мэй не должна была отторгать волю Шисуи, которая свободно струилась сквозь нее. Однако, защита против отторжения сработала непредсказуемо.

«Я — осел», — подумал Шисуи.

Он злился сам на себя, а его душу разрывали противоречивые чувства.

Торжество и облегчение. План сработал. Не так, как ожидалось, но сработал. Какой-никакой, но ему удалось получить контроль над иллюзорным миром, техники теперь действовали.

Досада. Он уже прижал Саю, куноичи не была готова к такому решительному отпору. Почему Микото-сан выдернула их из сна так невовремя? Да, они с Итачи оба выжили, но решить проблему с ночным убийцей можно было уже сегодня, а теперь придется снова погружаться в сон, и Сая будет уже готова, ее не удастся застать врасплох.

Недоумение. Почему гендзюцу сработало на Мэй? Кто она такая? Какая связь между ней и Саей?

И вина. Горькое настоявшееся чувство вины. Он внушил девушке то, чего не должен был; играл с чувствами человека, который и так желал ему добра. Это было бесчестно.

Однако Шисуи не планировал ничего менять. На кону стояли жизни его собратьев, ради этого стоило подавить в себе чувство порядочности к случайной девушке.

«Интересно встретить ее вживую, — размышлял он. — Когда это все закончится, я просто обязан отменить гендзюцу».

Но душу точил червячок сомнения. Не поздно ли? Поможет ли отмена гендзюцу, или Мэй так и останется навсегда с навязанным ей чувством… Нет, он все-таки не мог озвучить это слово.

Шисуи, поглощенный мыслями, чуть не прошел мимо своего дома.

Внутри было тихо. Из кухни вышла мама, немолодая женщина с усталым лицом.

«Если бы я погиб сегодня ночью, на кого бы оставил ее?» — подумал Шисуи, но вслух сказал:

— Как отец?

Мать молча покачала головой.

Шисуи был единственным кормильцем семьи. Мать присматривала за отцом и вела домашние дела, а он… Ему нельзя было умирать.

Шисуи разулся и заглянул в комнату к отцу. Тот лежал на кровати, глядя в потолок.

— Привет.

Мужчина повернул к нему голову и вежливо произнес:

— Добрый день. Вы… вы…

— Я — Шисуи, — напомнил он мягко.

— Шисуи, — пробормотал отец, смакуя новое для него имя.

Судя по озадаченному выражению лица, он пытался отыскать это имя в памяти, но тщетно.

Однако Шисуи не смутился.

— Как ты себя чувствуешь?

Отец скривился. Шисуи видел, как ему больно. Он даже не узнавал его, собственного сына, хотя искренне пытался быть вежливым. Отец потерял ногу в последней Великой Войне. Травма приковала его к постели, и он чувствовал себя все хуже и хуже.

«Если бы я стал калекой, я бы лучше умер», — горько подумал Шисуи.

Но отцу и так оставалось недолго. Он угасал на глазах с каждым днем. От прежнего человека, которого Шисуи любил и уважал, осталась лишь тень. Он не желал отцу смерти, но осознавал, что по-настоящему его родитель умер уже давно — в тот день, когда впервые не признал в нем сына. С тех пор вместо жизни тянулось лишь жалкое существование разбитого тела, когда-то бывшего его папой. Шисуи уже морально был готов к тому, что в один день этого человека не станет, дом опустеет и они останутся с мамой вдвоем.

Он коротко кивнул и покинул комнату отца.

****

Итачи взял несколько выходных, но отдыхать отнюдь не планировал.

На пути к кварталу Учиха его окликнули:

— Эй, Итачи-кун!

Он обернулся на знакомый голос и увидел Изуми, машущую ему рукой. Она подбежала поближе.

— Как миссия?

— Все хорошо, — сдержанно ответил Итачи.

То и дело его охватывали воспоминания из сна. Улицы Конохи, Изуми… Сая.

— Пройдемся? — предложил Итачи.

Изуми просияла.

Они бесцельно бродили по деревне. Девочка шагала рядом пружинистой походкой, заглядывала ему в глаза и что-то воодушевленно рассказывала. Итачи не слушал ее, как обычно.

На