Мастер гендзюцу: проснись, если сможешь - Эпсилон Тукана

за разом возвращаясь к размышлениям о смерти Мэйсы, она приходила к тому, что в этом есть рациональное зерно.

Ее никто не любил. Ни мачеха, ни собственный отец, ни сама Кику, разумеется. Мэйса не получала от жизни ничего. Она вряд ли осознавала себя как личность. Обуза, калека. Безумная. По мнению Кику, она скорее страдала, чем жила, и смерть стала бы для нее избавлением.

Комок злобы вдруг начал мерно покачиваться в своем шерстяном гнезде.

«Ну вот и что она делает?» — сердито подумала Кику.

А Мэйса раскачивалась все сильнее и сильнее, неотрывно глядя в одну точку. Платок спал с ее плеча, обнажив пустоту на месте левой руки. Инвалидная коляска ходила ходуном и начала понемногу перемещаться со своего места. Кику окликнула ее:

— Мэйса.

Никакой реакции. Только ритмичный скрип коляски. Сестра раскачивалась уже с такой амплитудой, что Кику испугалась, не выпадет ли она из кресла.

«Потом поднимать ее… Черт».

— Мэйса, — сдержанно повторила Кику.

Скрип. Задушенное пыхтение. Кику почувствовала, что горло сводит подступающий комок отчаяния. Она яростно рявкнула:

— Мэйса!

Какое счастье, что матери не было дома. Мама бы наверняка отчитала ее за грубость. Дома не было никого вообще, только она и сестра. Сестра прекратила качаться. Ее застывший взгляд начал блуждать по комнате, пока не наткнулся на источник звука — Кику.

Стеклянные глаза, абсолютно безразличные.

— Ты, — Кику больше не могла сдерживать рвущиеся из груди рыдания. — Ты, ничтожное существо.

Она захлебнулась истерикой.

— Как же я ненавижу тебя…

Она в беспамятстве кричала все, что ей приходило в голову. Ненависть к сестре, гнетущее чувство скованности, все, что накопилось в душе за последние шесть лет, в один момент выплеснулось из нее.

Голос охрип. Все тело сотрясала паническая дрожь.

— Я не могу жить с тобой. Знаешь, лучше бы тебя вообще не было.

Сестра тупо смотрела нее. В ее взгляде не читалось ни капли понимания.

— Ты слышишь меня? — отчаянно крикнула Кику. Уже не сознавала, что она говорит: — Я хочу, чтобы ты умерла! Умри, пожалуйста, Мэйса!

Все тот же бессмысленный взгляд скользнул с Кику в прежнюю невидимую точку. Калека снова начала потихоньку раскачиваться. Ни единое слово ее будто бы не тронуло.

— Мэйса! — в истерике взвизгнула Кику.

****

Изуми ждала его на площадке. Итачи издали помахал ей, и подруга радостно откликнулась на приветствие, но заметила Шисуи и стушевалась. Еще бы. Его лучший друг был старше, ему уже присвоили ранг джонина. Изуми просто не знала, как вести себя с ним. Она чувствовала себя лишней в их обществе.

— Изуми-чан! — весело позвал Шисуи. — Итачи сказал, ты составишь нам компанию?

Изуми смущенно кивнула. Кажется, она опасалась, что Шисуи посчитает ее ночевку в доме Итачи неприемлемой или станет смеяться. Но Шисуи обращался к ней приветливо и без тени издевки.

— Правильно, — серьезно произнес он. — Лучше лишний раз не рисковать. Поверь мне, с Итачи будет безопаснее всего.

Шисуи вдруг ухмыльнулся и подхватил рукой пышный хвостик Итачи, перетянутый резинкой у самого низа.

— Ита-чи, — пропел он, сделав ударение на последний слог. — Пока ты с нами — клан Учиха в безопасности.

Он потрепал его по голове, но Итачи раздраженно отпихнул руку Шисуи:

— Хватит.

Шисуи звонко рассмеялся, глядя, как он убирает с лица выбившиеся из прически пряди.

— Ладно, идем. Уже почти стемнело.

Итачи знал, что Шисуи переживает. Его показная веселость была направлена исключительно на Изуми. Та чувствовала себя неловко, и друг пытался немного расшевелить ее, показать, что они принимают ее в свою компанию.

Они успели все обсудить до встречи с Изуми. Рассказ Шисуи немало удивил Итачи. Неожиданное спасение, девушка в темно-зеленом кимоно, огненный дракончик. Все это было странно и не до конца понятно.

— Я дома! — воскликнул Итачи, разуваясь.

Изуми несмело застыла у двери.

В коридоре показалась мама.

— Итачи? О, Шисуи-кун, Изуми-чан, рада вас видеть!

При виде нее Изуми немного оттаяла и тоже сняла сандалии.

За столом уже сидел отец и маленький Саске. Отец отвлекся от газеты и смерил холодным взглядом гостей. Итачи еще днем успел предупредить его о своих планах, и отец не был против. Оказалось, он даже рад, что у него есть друзья помимо Шисуи.

Под стальным взглядом главы клана Изуми побледнела. Но отец внезапно сказал, повторяя недавние слова Шисуи:

— Правильно. Здесь вы будете в безопасности.

И вернулся к газете.

Итачи скептически взглянул на него. Отец все еще искал неуловимого ночного преступника и полагал, что старший сын привел друзей ночевать в их дом потому, что он как глава клана Учиха и Военной Полиции Листа своим мастерством и силой сумел бы защитить их.

Но незримая битва за жизнь разворачивалась на слоях, недоступных Злому Глазу Фугаку. Это Итачи, ожидающий атаки гендзюцу, мог защитить Изуми, Саске и Шисуи. Отнюдь не отец. А Шисуи, в свою очередь, был тем, кто сражался на невидимом фронте за жизни остальных Учиха.

Итачи подметил, что, в отличие от отца, мать наблюдала за Изуми с подозрением. И он догадывался почему. Только этим утром она застала их с Шисуи в спальне под действием гендзюцу. Она не требовала подробных объяснений и сдержала свое слово — отец ничего не узнал об утреннем происшествии. Но теперь, когда Итачи привел Изуми, мама насторожилась.

К тому же Шисуи поклялся, что Итачи будет в безопасности. Но как насчет самого Шисуи и этой полуосиротевшей девочки? У мамы было доброе сердце, она переживала и за чужих ребят. Итачи различал в ее выражении лица откровенную досаду, что она взяла с Шисуи клятву только за жизнь своего сына.

Как ни странно, Итачи безошибочно определял чувства матери, в то время как смущение и робость Изуми все еще оставались для него загадкой.

Он невольно сознавал, что ему недоступен целый пласт человеческой жизни, как когда-то был недоступен шаринган. Как активировать шаринган, он уже знал. А вот как отыскать дорогу к тем чувствам, которые раз за разом переполняли Изуми — Итачи не имел ни малейшего понятия.

А Шисуи, кажется, понимал. Пока Изуми ужинала, погрузив взгляд в тарелку с рисом, он наблюдал за ней, и в его глазах сплетались одновременно нежность и мудрость.

Как всегда, Шисуи понимает все, а я — ничего.

Заметив взгляд, Шисуи переключился