Алмазная реальность - Виктор Бурцев

Батальоном, в расположение которого мы попали, командовал некий майор Хоббс. Чистокровный зулус (как объяснил мне наш верный спутник капитан Нуйома, не объяснив, впрочем, происхождение фамилии майора), он относился к белым, а тем более к журналистам настороженно, но охотно позволил Войту сфотографировать его на фоне подбитого Т-80 с эмблемами ангольской армии. Танк остался здесь после попытки прорвать линию обороны.

– А на той стороне штук восемь наших, – шепотом сказал сержант Костик, возникший из сумерек. – Тоже после попытки… На днях опять будем ломиться, так что вы попали под самую раздачу. Поздравляю.

На окраине лагеря, возле штабеля каких-то ящиков, в клетке из бамбуковых стволиков сидел бабуин. Грязный и окровавленный, он злобно скалил желтые клыки и бросался на прутья, просовывал когтистую лапу наружу и пытался дотянуться до солдат, дразнивших его стволами автоматов.

– Чего обезьянку тираните? – спросил Федор.

– А это пленный, – жестко усмехнулся Костик. – Бабуин-стрелок. Не слыхали?

– Нет, – признался я.

– Подарки с той стороны. Говорят, наша разработка, в свое время проданная ЮАР. Ловят вот таких приятелей, вживляют им в мозг маленький – с горошину – микрочип с батарейкой, вручают одноразовый ракетомет или лазерку и выпускают. Обезьяна та же самая, но в башке у нее программа: стрельнуть в человека, который похож на тот образ, что задан условием задачи. То есть в меня, например, или в другого бойца мозамбикской или малавийской армии. Обычно через пару дней батарейка сдыхает и обезьяна опять становится обезьяной, но частенько они успевают отправить на тот свет пару-тройку человек или вывести из строя технику. Этого поймали, когда он еще ничего не успел, а электроника работает: вон как злится… А вот и самопал его валяется.

Возле клетки в самом деле лежал коротенький ракетомет с одним зарядом. Такие клепали чуть ли не кустарным образом в реквизированных армией мастерских Киншасы. Ракета маломощная, но с небольшого расстояния может такое натворить…

Я подошел ближе и посмотрел бабуину в глаза. Ничего, кроме жуткой злобы, такой злобы, выразить которую животное, пусть даже умная обезьяна, просто не в силах.

Что они здесь все творят, черт побери?

В этот момент бабуин плюнул мне в лицо.

Вечером капитан Нуйома разыскал наше лежбище и отозвал меня в сторону. Почему-то он считал меня старшим в отряде. Так оно, наверное, и было: Федор официально мне подчинялся, а флегматичный Войт требовал постоянной опеки. Я же со своим боевым опытом, приобретенным при весьма странных обстоятельствах, как раз и годился на роль капрала. Да и мой журналистский сан приравнивал меня, как минимум, к младшему офицеру.

– Послушайте, Таманский, – сказал он, впервые называя меня по фамилии. – Только что пришла очередная порция новостей из штаба корпуса. Совсем недалеко бесчинствует ваш давний приятель – некий генерал Мбопа. Знаете такого?

– Я знал одного Мбопу, Мозеса Мбопу, но это было в Москве несколько лет назад. Неужели он?

– Он самый. У вас он занимался разными незаконными делами, потом перебрался к Нкелеле. Известная личность, могу заметить.

– Постойте, а откуда у вас информация о моем московском знакомстве с Мбопой? – Вопрос пришел мне в голову сам по себе, но, надо заметить, вовремя.

Нуйома попинал ногой в тяжеленном ботинке ствол невесть как сюда попавшего уродливого баобаба.

– Я многое обязан знать по роду своей деятельности Вы не в стране обезьян, хотя последних тут хватает… Мы знаем историю с НЕРвами, Таманский, и знаем, что вы далеко не штатское лицо, как бы вы им ни хотели казаться

– Хорошо. Допустим, Мбопа мне знаком, хотя лично с ним я общался очень и очень мало. Скажем так: мы находились по одну сторону баррикады.

– И вот сейчас ваш бывший соратник шныряет со своим отрядом по лесам и методично выжигает все, что попадается на пути. Завтра утром мы высылаем спецгруппу, антитеррористическую команду, и я хочу предложить вам принять участие в охоте. Вы ведь за этим приехали в Африку, не так ли?

– За этим тоже, – сухо сказал я.

– Вы трое там не помешаете. Вернее, четверо. Я присмотрел вам еще одного оруженосца и ординарца, парень хороший, правда, глуповат. Звать его Карунга, доброволец из матабеле.

Капитан свистнул. Из сумерек появился жирный тип в мешковатой форме, по ходу он что-то поспешно дожевывал.

– Я, господин!

– Вот твой новый хозяин, рядовой, – объявил Нуйома, не потрудившись даже выслушать мое мнение на сей счет.

– Да, господин. – Это уже ко мне. Я посмотрел на проказливую рожу Карунги, на его обширное пузо.

– Можешь идти, – распорядился я. – Завтра в шесть будь здесь со всеми вещами.

– Да, господин. – Карунга исчез.

– Несколько жирноват, но преданный и неплохо знает местность, – прокомментировал капитан. – Жирный, как баобаб… Недавно вычитал такое сравнение у Юбы Уэтху, это африканская поэтесса. Вы, конечно, не слыхали.

– Не очень удачно, – сказал я.

– Может быть, может быть… Но посмотрите на баобаб – разве он не похож на толстого, жирного мужчину, вставшего к тому же на голову? Знаете, есть легенда о том, что великий Нкулу-кулу посадил баобаб вверх тормашками. Поэтому ветви его так похожи на корни. Да… Но довольно о легендах. Завтра утром прибудет вертолет. Отсюда полетите, вместе с группой, а там – по обстоятельствам. Командир группы – лейтенант Эймс, но его все зовут Индуна. У них там двадцать четыре человека плюс вас четверо плюс пилоты. Путешествие обещает быть интересным… Спокойной ночи, Таманский.

Два японских грузовика «ЭМДеко» – не самый лучший транспорт для передвижения по саванне в условиях почти абсолютного бездорожья, но выбирать не из чего.

Излишне жесткая подвеска «ЭМДеко» позволяет ощутить каждую кочку собственной задницей, а уж про рытвины и ухабы говорить просто страшно. К тому же из Ламбразони водитель никакой. Нужно было сесть в другую машину, там за рулем Коваленко, у него с техникой проблем меньше. Мексиканец Карлито, сидевший слева от меня, на каждой кочке вздрагивал и бормотал что-то вроде молитвы, но с употреблением невероятно неприличных слов.

Машины шли параллельно друг другу, чтобы никому не пришлось глотать едкую пыль, что поднималась из-под колес и зависала в неподвижном воздухе. Замечательные следы мы оставляем, но с этим приходится мириться. К тому же погоне еще придется повозиться с персоналом станции, который заперт в катакомбах… Да еще в заминированную станцию нужно войти, пусть в качестве мин обычные «растяжки». Все-таки хоть какое-то время у нас есть.

К четырем часам мы прошли уже, наверное, километров восемьдесят, что для такой местности очень неплохо. На вертушке нас быстро нагонят, но это не сразу. К тому же для вертушки у нас имеется пара-тройка сюрпризов в виде нескольких миниатюрных «стингеров» старого образца, подобранных на уничтоженной станции.

Впервые за весь период этой исключительно неудачной кампании у меня появилась надежда. Пусть не выжить, но продать свою черную шкуру.

Трясясь в кузове грузовика, я мысленно вернулся в те дни, когда оказался при дворе Нкелеле, пытаясь разобраться в течениях, политике и интригах. Несмотря ни на опыт, ни на возраст, я не сразу понял, что стоит за всеми этими хитросплетениями.

«Независимые черные» после истории с алмазными НЕРвами продержались еще год. После чего русские вытеснили нас со всех территорий влияния, а затем в ходе короткой вооруженной борьбы просто развеяли «независимых» по ветру. Причем я на них даже не обижаюсь. Они были в своем праве. На своей территории, на своей земле. Просто случилось то, что должно было случиться давно.

Затем развернулась вся эта катавасия в Африке. И я оказался одним из многих при дворе маршала Нкелеле. Сначала в должности советника, потом действующего советника, а потом в должности боевого генерала. Звучало громко, а на самом деле боевой генерал – это всего только командир группы, предназначенной для выполнения спецзадания. Таких генералов в армии Анголы пруд пруди. Но пока я крутился в водоворотах дворцовой жизни, я понял, что должность боевого генерала – это лучшее, что можно получить. Потому что за взлетами и падениями при дворе, за сложными стратегическими ходами, за необсуждаемыми приказами и еженедельными расстрелами неугодных, слишком много узнавших, за «случайными» смертями стояло Ничто. Да, именно Ничто. В лице маршала Нкелеле. И это было страшно. У маршала была всеобъемлющая и всепроникающая власть. Он знал все и всех, вне зависимости от того, были представлены ему эти люди или нет. Семнадцать покушений на него провалились по совершенно невероятным причинам. Заговорщики просто исчезали из дворца. Их трупы обнаруживались неподалеку, во рву, предназначенном специально для этих целей.