Алмазная реальность - Виктор Бурцев

– Значит, операция прошла успешно?

– Более чем. Выловили практически всех, Артем, конечно, поработал на славу… А ведь мы едва новую войну не начали, а?

– Да. Едва.

– Репортаж-то свой написал?

– Да это уже на книгу тянет, а не на репортаж… Вот засяду да как напишу!

– Ладно, отдыхай пока. Тебя еще по спецслужбам затаскают, будешь всякие воспоминания надиктовывать… Да, с Колей и доктором Мурзиком тоже все в порядке. Коле мои – «Акварис», то бишь – обещали машину, как у меня, а Мурзика принудительно лечат от алкоголизма. Доктор-то хороший, даже с известным именем оказался.

– Вот видишь, как хорошо все кончилось, – улыбнулся я. – Как в доброй детской книжке. Все злодеи наказаны, все герои получили подарки и радостно пляшут на лужайке. Ты не хочешь радостно поплясать на лужайке?

– Хочу.

– Тогда я за тобой заеду, когда выпишешься. Знаю я одну лужайку…

– Только не «Алебастр», пожалуйста, – серьезным тоном сказал Мартин.

Приехав домой, я обнаружил, что холодильник пуст, а пищедоставка не работает в связи с профилактикой. Ничего не оставалось, кроме как тащиться в ночной супермаркет.

Прямо у входа в меня врезался низенький человек, куда-то спешивший, уставившись себе под ноги. Он ойкнул и извинился, но я придержал его за плечо:

– Товарищ капитан! Добрый вечер! Курицын, а это был он, желчно сказал:

– Не такой уж и добрый. Тем не менее здравствуйте. Давно вас не было видно.

– Африка, потом Украина, – развел я руками. – По городам и весям.

– В Африку вас занесло… А мой-то погиб, – сухо сказал капитан, и я даже не понял, о ком он. А потом вспомнил:

– Сын?

– Вовка… Их из Намибии перебросили в Мозамбик, когда наши стали мир укреплять… Против морской пехоты. Они сдаваться уж было собрались, свои же все-таки, а по ним с орбитальной платформы, лазерами… Прислали страховку и благодарность. Сволочи…

Я молчал, потому что не знал, что я могу сказать этому маленькому злому человеку. Он, наверное, и не ждал от меня никаких слов, потому что буркнул себе под нос слова прощания и побежал дальше.

А я вспомнил, как в джунглях Африки, на краю лагеря, в клетке из бамбуковых стволиков сидел бабуин. Как он злобно скалился и бросался на прутья, как просовывал сквозь них лапу наружу и пытался дотянуться до черных солдат, дразнивших его…

– Чего обезьянку тираните? – спросил тогда Федор у нашего земляка наемника.

– А это пленный, – усмехнулся тот – Бабуин-стрелок. Не слыхали? Говорят, наша разработка, в свое время проданная ЮАР.

Я подошел тогда ближе и взглянул бабуину в глаза. Ничего, кроме жуткой злобы.

Что они здесь все творят, черт побери, подумал я, и бабуин плюнул мне в лицо.

Вот тогда все и началось.

Нет, началось значительно раньше, когда мистер Бэбедж построил свою чертову вычислительную машину…

А еще я вспомнил микрочип, который спрятал под камнем в цветнике Маши, подруги шофера Коли.

Надеюсь, там он и сгниет.

Хотя все ненужные вещи в этом мире имеют свойство не пропадать ни при каких обстоятельствах.

Знаете, всегда трудно подводить итоги.

Наверное, потому, что жизнь человека не делится на этапы, хотя иногда кажется, будто что-то кончилось, что-то началось… Ерунда. Жизнь – это такая лента. Длинная. А может быть, даже бесконечная. Лента Мебиуса. Она переворачивается где-то там, далеко… Переворачивается и идет снова, дальше. Закручивается, сращивается… Без конца.

Мой кабинет, в котором я почти никогда не сидел, все тот же, словно я и не покидал его. Все по-прежнему, даже пыль старая. Следы от пальцев на черном пластике…

Впрочем, кому это интересно? Кроме меня, наверное, никому.

После событий на Украине прошло уже достаточно времени. Год. Я успел отдохнуть, прийти в себя. Успел дать в рожу очередному полкану. Потому я все еще капитан, хотя мог бы… Или нет? Какой из меня, на фиг, майор? Майор – это уже что-то степенное, серьезное. Я же как был экстремалом, так им и остался.

Только ночные звонки меня больше не беспокоят, и, что там происходит в виртуальном мире, мне неизвестно. Впрочем, если Артем не звонит, значит, не нужно…

Вуду почти оправилась от происшедшего. Она все чаще и чаще возвращается в реальность. Откуда? Я не знаю, а спрашивать не имею желания. Просто сижу возле ее кровати и жду, пока она откроет глаза или когда в этих глазах появится осмысленное выражение.

Доктор Мурзилка, который ее теперь лечит, говорит, что это не кома и не просто потеря сознания, а что-то другое. Что, понять трудно, но лечению поддается. Я очень ему верю, особенно когда выяснилось, что он не просто кустарь-алкоголик, а в прошлом едва ли не мировое светило.

Так проходит мое свободное время, Мурзилка что-то говорит, говорит, бубнит… А я сижу возле кровати и жду. Вот она откроет глаза и скажет…

Мурзилка утверждает, что все будет в порядке. Я ему верю…

Таманский на связь не выходит. Он занял пост заведующего отделом оперативных новостей в «Юропиэн геральд» и загружен по самые уши. Эта служба была сотворена специально для него. Мне кажется, он доволен.

Последний репортаж Таманского был из Берлина с церемонии подписания мира.

Единственный, о ком я ничего не знаю, это Шептун. Через три дня после того, как его поместили в клинику, на больницу был совершен налет. И Шеп пропал. Мурзилка утверждает, что ему крышка, такой перегрузки не перенесет ни один организм. В клинике у него были шансы, а так…

Не знаю. Киберандеграунд молчит. Уж что-что, а смерть самого Шептуна не прошла бы незамеченной.

Хотя скоро такого понятия, как «кибер», вообще не будет. Парламент с подачи некоего Александра Рэта отменил пятидесятипроцентный барьер для КИ. Теперь получается, что нет никакой разницы между человеком и кибером… Хорошо это? Или плохо?

Наверное, просто не имеет значения.

Не хочу думать только об одном… Мы уничтожили не все чипы. Я знаю это точно. Таманскому я не сказал. Зачем ему?

В палате тепло и тихо. В коридоре молчит неработающий телефон. Пришлось отключить его на время…

Я сижу возле ее кровати и жду. Прошел год… Сложный и запутанный год. За окнами снег. Сейчас Вуду придет в себя, и мы выпьем шампанского. Натурального, я могу себе это позволить. Сначала выпьем, а потом покурим травки, хотя Мурзилка страшно ругается и грозит выставить меня из клиники к такой-то матери… Но сегодня он дома. Любые праздники повергают доктора Кравченко в жесточайшее уныние, вероятно, по причине хирургически привитой ему неспособности пить.

Сейчас Вуду очнется, мы выпьем, покурим и займемся любовью. Экстремалы мы или нет?!

И ни о чем не будем думать. Ни о чем.

Тихо. Снежинки, как камни, падают через черную ночную воду.

Я просто устал. Это пройдет. Обязательно пройдет.

В приемной зазвонил телефон…