Производственный роман - Петер Эстерхази

Томчани докуривает сигарету, она в последний раз вспыхивает. Куда выкинуть, лукаво спрашивает он у уборщицы. А мне-то что, ворчливо отвечает женщина и в поисках убежища наклоняется к ведру графу передается напряжение, возникшее между этими двумя из-за противоречия интересов, и он с достоинством удаляется. Это довольно высокий человек, какими обычно и бывают оппозиционеры. Из 903-й комнаты выходит Мэрилин Монро с кипой бумаг под мышкой, она чуть не сбивает графа с ног. Какие брови — дивится граф. И какие густые волосы под мышками. И в самом деле: верхняя часть документов почти скрыта ими, что является в какой-то мере нарушением рабочей дисциплины: едва ли этот потный комок полезен для бумаги. Мэрилин мрачно огибает мужчину, лидера оппозиции. Тот делает в сторону блондинки неуверенный шаг. Он еще не женат. Маленькие головки с галереи для дам с любопытством склоняются вниз, когда он поднимает тонкое, некрасивое, но внушающее симпатию лицо. Все эти женщины, увы, принадлежат к оппозиции. Там, наверху, складывается иной раз великолепная картина. Богатство красок, веселье, оживление, красноречивые веера, пребывающие в вечном движении, отчего поднимается целый маленький вихрь. Помимо того, что большой любитель роз герцог Дьюла Одескалки и его партия находят галерею для дам чрезвычайно привлекательной, есть в ней и практическая польза. После одной-двух продолжительных бесед можно смело жениться. (Несколько десятков лет галерею аккуратно посещала чудесная барышня. Это была красивая, высокая, статная женщина с благородным, полным достоинства лицом. Проказники-депутаты окрестили ее Хунгарией Венгрией. За двадцать лет красавица, конечно, постарела, во многом утратила свое очарование, но и по сей день регулярно появляется на галерее. Еще большие проказники-депутаты теперь уже добавляют к ее имени: Хунгария Венгрия, но после татарского нашествия.)

Девушка достигла двери товарища Пека, состроив гримаску, оглядывается на Имре Томчани, который еще не придумал, как закончить разговор с тетей Шари24. Придумает тетя Шари25: шли бы вы, Имрушка, спокойно по своим делам. И не нужно здесь караулить. Томчани без всякого повода приходит в смущение, что даже умудренная жизнью женщина неправильно истолковывает: или это проверка?

Мэрилин Монро поправляет юбку, перекручивает ее вокруг талии, набирает воздуха и ладонью проводит по ребрам. Это визит, решает Аппоньи, более-менее верно. Он довольно близко стоит к Томчани: взгляд девушки принимает на свой счет. Широким, покачивающимся шагом он, как элегантный катер, спешит по коридору.

Мэрилин роняет кипу бумаг на стол — осторожно, чтобы возникший ветерок совсем не сдул Грегори Пека. Между ними вновь начинается тяжелая схватка, Мэрилин коленом прижимает плечо своего начальника. Мадам, говорит, что-то жуя, Джакомо из своей безопасной корзинки, мадам, ваш зад подобен альпийскому эдельвейсу. Мэрилин нервно перелистывает бумаги. Пожалуйста, товарищ Пек. Спасибо, Мэрилин. А сам прижимает волосатую руку к коленной чашечке. Вздохи, попискивания.

Именно в этот момент заглядывает Альберт Аппоньи. Что вам надо, покраснев, вопит товарищ Пек. Пардон, господа, произносит граф с выработанным столетиями тактом и пятится в коридор. Эй, приятель, а дверь кто будет закрывать, кричит ему вслед Джакомо. Усики его дрожат от деланного возмущения, каналья.

Граф, как оплеванный, остолбенело стоит в коридоре. Но жизнь продолжается2б. Ноздри графа вздрагивают. Взгляд его свободен, он парит как орел, и им капельку манипулируют. Quelle finesse![10]

Прочь, прочь отсюда! Дунай. На старом Дунае по вечерам и на рассвете туман можно почти что есть ложкой. Кораблей на великой царственной реке не видно, только слышно. Стучит, посвистывает множество моторов, развлекая публику. Слабый луч солнца! рассеивает эту мрачную, серую бескрайнюю Господню пелену. Луч солнца: проблеск, обещание, летящий вперед вестник, чье дыхание касается оцепеневших лугов, который пробуждает оцепеневшие сердца и пропадает, как сон.

Ну а Дунай пребывает в прежнем своем состоянии, даже крах никак на него не повлиял. Он медленно, с достоинством колышется, как «вечные часы»? у которых «в подмастерьях время». То, что его оседлали двумя новыми цепными мостами, а венгерская пароходная компания соскочила с его спины, Дунай не занимает. Вода бесчувственная стихия. По обоим беретам в зеркало воды глядятся великолепные особняки, и далеко-далеко, куда только ни кинешь взгляд, повсюду башни, купола и замки.

Велики гомон и движение, производимые здесь человечеством, этот вечно суетливый хаос равнодушно сталкивающихся, проносящихся друг мимо друга частиц, подобных множеству неразгаданных тайн. Куда они спешат, в какую сторону идут, к чему стремятся, кто может сказать. Авто, тарахтя, на большой скорости подъезжает к станции австрийской железнодорожной компании, по деревянной мостовой Кольцевого проспекта гордо стучат копыта лошадей, уже открыт универмаг женской одежды «Шимон Хольцер», собаки нет-нет да исчезают в таинственных двориках, и крутится, крутится зонтик…

На углу улицы Петефи на земле с азиатским комфортом расположился старик нищий, держа правой рукой перед снующей туда-сюда почт, публикой свою шапку, так чтобы находящуюся в ней напечатанную записку она могла прочесть даже издалека: EIN ARMER TAUBER MANN BITTET 1 KR. (Бедный глухой просит подать 1 крейцер); судя по всему, этот листок приносит довольно хорошую прибыль. Очень приятно и радостно осознавать, что эта «большая деревня» так быстро достигает размеров Нью-Йорка — хотя бы по части надувательства.

Но лучше всего дела, безусловно, обстоят у дамского башмачника. То, о чем впечатлительные поэты и восторженные влюбленные лишь безотчетно мечтают: крошечные, величиной с бисквитное пирожное, ножки — пред ним это божественное нечто является ему, сбросив таинственный покров. Он может его рассмотреть, подивиться на него, измерить узкой длинной ленточкой из бумаги длину, ширину и высоту подъема. Обычно старый мастер гладит рукой тонкие чулки, в то время как молодому подмастерью приходится довольствоваться лишь взглядами — да и то, если его допускают. Он бы сам с удовольствием высчитал 2τπ для этой грациозной ножки (площадь ступни: двойной радиус, помноженный на число Лудольфа), с которой старик так равнодушно обращается и которую хозяйка все равно так опасливо прикрывает! Эх, вот когда он станет мастером!

Витрины Будапешта — правдивый барометр будущего (сегодняшний день всегда наивернейшим образом представляет мир торговли): цапли и орлиные перья сменяют друг друга в витринах цветочных магазинов в витринах ювелиров сверкают блестящие брошки брильянтовые застежки и цепочки для ментиков!

У витрины «Монастерли» настоящее столпотворение: там публика разглядывает туалеты графинь Каройи, стоящие целое состояние.

«Аргози-брайсес», самые лучшие подтяжки. Согласно статистике больницы Св. Рокуса, в случаях заболевания ревматизмом, подагрой, при ноющих болях в голове, зубах и ушах, получении вывихов и тяжелых ушибов после применения чрезвычайно действенного препарата «Репаратор» из 136 пациентов 129 было выписано здоровыми, а 7 с улучшенным самочувствием. В прекрасно оборудованной приемной д-ра Лейтнера (улица Доб, д. 18) надежно, качественно и быстро осуществляется лечение интимных заболеваний, всяческих последствий мастурбации, импотенции, штриктур, белей и всех прочих женских заболеваний без отрыва пациента от его занятий, возможно также заочное лечение, презервативы! Настоящие французские «штучки», презервативы из резины и рыбного пузыря с гарантией, 3–6 форинтов за дюжину. «Бутс Америкэн» (Capottes) 3–5 форинтов. Новинка! Женские контрацептивы «Пели поруо 2 форинта. Дамские губки из Парижа 2–5 форинтов. Конфиденциально!!!

Вот так: шутки, веселье, оживление. Все это одна большаясемья, которая благоволит всего одному домашнему животному. Не австрийскому двуглавому орлу, а «Синей кошке». Постепенно — однако — все меняется (не меняется только Алджи Бэти). К чистокровному патриархальному типу начинают примешиваться господчики современной закваски, у которых нет времени рассиживаться за белыми столами, которые дома по ночам при скупом свете лампы читают Спенсера и Блунтшиля, или такие, которые мечутся туда, мечутся сюда, гонятся за гешефтом, строят железные дороги. Эти веселиться не умеют, у них голова забита цифрами. Далее следуют карьеристы во всех видах и формах. Ну, а карьерист, тот только цепляется, но не смеется. У карьериста рот захлопнут, а ладонь раскрыта. Везде дым коромыслом, в типографиях ругают журнальные тексты, поэты, запершись в своих кельях, сооружают праздничные оды, главы делегаций составляют свои речи, дамы оттачивают языки.

А там, у вас, все это время печально собирают дань люди Сапари.