Производственный роман - Петер Эстерхази

Томчани с трудом поднимается с липкого стула, кожзаменитель издает противный звук. В дверях он сталкивается с летящим на всех парах Грегори Пеком. Они здороваются, и оба делают шаг назад, потом, осознав комичность ситуации, усмехаются и делают шаг вперед. Вдруг Имре что-то приходит в голову, и он ставит ноги на ширину плеч, узкие джинсы на бедрах натягиваются, там, где ткань уже протерлась и надо бы уже заштопать. Довольный Грегори Пек пробегает между расставленных ног, как под триумфальной аркой. Имре пора идти.

Имре, послушай, пока утрясается твое дело, по поводу которого тебе ни капли не стоит беспокоиться, я тебя поддержу, по мере своих возможностей, и, как ты убедился в Зале заседаний, Миклош тоже с сочувствием думает об этой проблеме, я хотел бы тебе доверить небольшое спецпоручение. Поначалу оно может показаться бредовой затеей, но ты, я знаю, состроишь кислую мину и будешь не прав. Работа требует ловкости, расторопности, смелости, присутствия духа и всевозможных плюсовых качеств. Вашему поколению и так недостает ситуаций, в которых человек проверяется на прочность. Товарищ Пек тычет пальцем в сторону хомячков так, чтобы они этого не заметили; еще обидятся. К ним мухи слетаются, шепчет он. Имре кивает, з-з-з, кивает. Ты бы не мог их отловить. Молодой человек сдержанно отвечает. Это задание не касается непосредственно моей специальности. Нет, широкоэкранно отвечает Грегори Пек и начинает перекладывать папки.

Глава V, в которой два золотистых хомяка — определив, что такое: для себя, и что такое для других, — преподносят Читателю неожиданный подарок

Если б мир был пташкой малой,Он в горсти бы уместился,Днем и ночью заливался,Мир, когда бы был он пташкой.

Но когда бы мир был пташкой,Как в горсти он уместится,Рук бы не было в помине,Если б мир был весь как пташка.

Кабы был бы я начальничком,

— то вставал бы с петухами я,

— цельный день бы пел я песенки,

— не терял бы даром времени,

— ну а в S 8-то за 5 минут я велел бы приносить себе

График Посещаемости,

— и ходил бы я-то гоголем,

— я ходил-бродил бы гоголем,

— и заказывал бы кофию,

— уважал бы сильно женский пол, уважая (ха-ха),

осторожничал,

— злато было б, добрый конь и меч при мне,

— прав бы был я,

— был я при галстуке, сам его завязывал,

— а волосики свои бы я приглаживал, а брюченьки свои бы я выглаживал, свитерочек бы на мне бы простенький был, ан за большие деньги купленный, ну а стрижечка моя б была привычная, ан никто бы к ней не подкопался бы,

— а носочек свой бы прочищал бы я,

— а случись, что нету подписи, я б красные вопросищи пририсовывал,

— и устраивал бы я бы перекличечку, самолично проверял бы расстояние между стоящими и выправку. («Равнение» произведено только тогда, когда подчиненный смотрящим в сторону направляющего глазом видит только своего соседа, а другим — только воображаемую линию строя, исключая графиню Хан-Хан, которая одноглаза.)

Кабы был бы я начальничком,

— я б держал бы псов времени да на мясе да и с кровушкой,

— и уж те, кто припозднилися, так и мчались бы по коридору-то без памяти,

— и тому бы было счастие, кто бы в той моей избушечке на куриных на двух ноженьках называл меня «бабулею», хоть и не нарушил бы я правил ни приличия, ни грамматики, что лишь только удалось бы при немалой смелости,

— раздавал бы и награды я, а и плел бы я свои интри-жечки, да и тень бы я еще отбрасывал,

— воровал, обдуривал и врал еще,

— и сгонял бы я с людей да семь потов. (Уж пришлось поплясать им под мою дуду; и: дуда бы пела сладким голосом.)

Кабы был бы я начальничком, ни за что не пощадил бы я

— изъявляющих да восклицающих, пожелательных, да побудительных, и в придачу вопрошающих,

— ни придаточных, ни главных,

— да ни личных бы, ни притяжательных, ни возвратных, ни взаимных бы, и ни указательных, ни относительных, ни неопределенных и ни обобщающих,

— и ни собственных, ни модифицированных, ни одночленных, и ни многочленных бы, ни на место, ни на время указующих, ни на состояние и ни образ ни на действия, ни устойчивых и ни частичных-то, ой да ни составных и ни исключения, да и ни тех кто — неполная конструкция,

— да и ни особых-то ни случаев; ведь обиду нанести-то есть возможности и вопросом, да и в форме изъявления, да и прочих предложений-то посредствием.

Кабы был бы я начальничком,

— очертил бы вкруг стола да меловой я круг, только сам бы преступал его, да и уборщица,

— не велел бы величать себя «товарищем», был бы я «Господином начальником», а и всех бы величал бы я товарищем, исключая тетю Шари18 лишь, уборщицу,

— а и было б у меня 7 полюбовниц-то, да и 7 бы и на 7 было начальников, стал бы членом я 7 организаций-то: Всевенгерского-то пленума Общегосударственного, да и Совета-то и профсоюзов всех, и центрального руководства профсоюзного, да и правления и профсоюзов-то, да к тому же профсоюзной той комиссии, да и исполнительной комиссии и профсоюзной, да и уж и прочая и прочая,

— ну а самым-то ранним да утречком, не напившись утреннего кофею, уж звонил бы я по телефонному-то аппаратику самому секретарю да органа властии,[6] кто бы был мне вместо младшей-то сестренушки, был бы другом мне, со которым-то давным-давно да плечом к плечу громили мы бандита контрреволюционного, кто пытался колесо-то той истории да и повернуть-то вспять да заново, он был бы мне и дядею, и куманьком, да и старшим моим был бы родичем, и сыночком, да и нянькой, и подмогою, дорогим был бы самым мне на свете он, но однако я и виду бы не подал бы,

— не подмажешь — не поедешь-то,

— ну а если бы уж долюшка а и выпала мне горькая, и молчал бы я и молвил, храбрым был бы я, как мишка-медведь, говорил бы то, что думаю, ну, а если бы уж долюшка а и выпала мне горькая.

Кабы был бы я начальничком,

— в сапоге держал бы ножичек,

— я б сидел у всех в печеночках, на охоте я бы буйствовал, ой и стал бы всех пужати я да «вспарыванием»-то и «засолением»,

— а завхозу позволял бы я свою душеньку умасливать, ну а уж из-под компьютера, числом несколько, в коробочках я держал бы себе кроликов и шиншилл еще держал бы я,

— и давал бы я прибежище всем, кому захочется,

— а и был бы вероломен я, и молчал бы я намеренно, и печати не хватал бы я,

— а и был бы я в наличии, да и пек себе я булочки,

— применял свои я полномочия,

— а и против всякого закону бы совершал свои я выпасы,

— а и книги жег бы я, да и бил тревогу бы,

— я бы перегородил рельсы, кинул булыжник под колеса трамвая, наступил бы на ногу выжимающего газ водителя; поцеловал бы Сильвестра Матушку[7] в шею сзади, туда, где растет пушок и мило поблескивает солнечный свет,

— а бежавшего бы пленника хлебом с маслицем я потчевал,

— и со сладким бы да с перчиком,

— ратататататата,

— я и марки бы отмачивал, влиял бы на события,

— и одна моя бы рученька а и мыла бы другую бы,

— а и был бы я навязчивым,

— а из полона сбегал бы я, поднимал народ на бунты я, занимался подстрекательством,

— а когда в штыки бы встретили, в страхе бы что-то лепетал бы я,

— и ковал бы я железо-то, измышлял бы я опасности, красовался бы в наградах я,

— для своих зубастых кроликов я бы косил траву (бегущему зайцу стрелял бы в голову, чтобы не возиться с дурацкой дробью),

— ощущал бы сожаление.

Кабы был бы я начальничком,

было бы известно мне, что такое возбуждение. И моим женщинам-подчиненным тоже, ха-ха-ха. Я был бы снисходителен, шелковист и упитан, так как если бы один из моих подчиненных посредством сообщения в прессе сделал объектом критики какой бы то ни было производственный процесс и, как следствие, позицию государственной власти по отношению к строю, и характер сообщения не только не был бы объективен, но и довольно резок, однако был направлен не только в адрес класса, поддерживающего упомянутый строй, но скорее критиковал бы ошибочную политику правительства в отношении рабочего класса (или капитала), упоминая, что некоторые выбрасывают крупные суммы на коробку сигар или ночную «гулянку», — на все это я бы закрывал глаза, потому что они были бы у меня опущены: даже веки слиплись бы!

Эх, уж будь бы я начальничком,

— я б в разрезах платья кутался,

— болтаться пуговицы не могли бы, женские пуговицы тоже не могли бы болтаться, но расстегиваемы были бы легко,

— однако свободу я бы не попирал, ни ногой, ни словом: те, у кого грудь как доска — вот уж заданьице их описать — могут застегиваться аж до подбородка,