Тайна Понтия Пилата - Эдуард Барсегян

– Возможно, вы и правы! – ответил Пилат. – Но так можно оправдать все что угодно.

– Разумеется! Если что-то существует, значит, кто-то в этом нуждается. Как правило, при этом затрагиваются чьи-то интересы. Но так устроена вся жизнь. Думаю, трудно предложить что-то, что устраивало бы всех, ибо недовольные люди всегда найдутся.

– Слушая вас, я лишний раз убедился, что лучше быть поэтом! – заключил Овидий.

Все трое рассмеялись.

Марк Флавий оставил своих пассажиров и пошел исполнять капитанские обязанности. На небе висели на удивление большие звезды, но почему-то они не отражались в море. Овидий и Пилат, казалось, полностью потеряли интерес к общению друг с другом и смотрели куда-то вдаль.

Так продолжалось довольно долго. Первым заговорил Овидий:

– Пилат, ты обещал прочесть свои стихи.

– Думаешь, тебе это будет интересно?

– Для меня более интересного, чем стихи, в мире ничего нет. Разве что, женщины? – серьезно ответил Овидий.

И Пилат, немного подумав, продекламировал:

«Гетерой-девственницей ты в окне явилась,И чуть поодаль, рядом с головой,Луна округлая изгибы осветилаДвух ангелов, парящих над землей.

И в воздухе повеяло внезапноПорывом запаха от тела и волос.И потянуло страхом непонятным,А страх ночной чарующе непрост…

Я так давно уже совсем немолод!Но разве в красоте бывает стыд?А ты не искушенье – только поводЧуть приукрасить мой протяжный быт.

И это все! Гордыня безвозвратноУходит в прошлое, без всяческих обид.А тихий звук далекого набатаДвух ангелов спугнул, как стон молитв».

Закончив читать, Пилат прокрутил в голове еще несколько своих стихов, не зная, которое из них выбрать. И решил прочесть самое интимное:

«Так быстротечно время у любви!А я лежал, смотрел и восхищался,Как, поглотив меня, она искала счастье,Описывая бедрами круги.

И в такт кругам, по стенам силуэт,Метался тенью женщины незрелой.Ее безумству не было предела…А я молчал восторженно в ответ.

Она творила чудеса богини,И я, как я, не нужен был в тот час!Я обожал ее за этот дивный транс,За взгляд – и отрешенный, и невинный.

И время не хотело уходить,Часы, минуты – все во мне смешалось,Но вдруг наружу вырвалось начало…И не было, кого благодарить!»

Пилат посмотрел на Овидия, но тот стоял на ветру и смотрел отвлеченным взглядом на невидимое в темноте море.

Наконец Овидий обратился к Пилату:

– Понимаю, ты ждешь от меня оценки, но ее не будет. Я считаю, что любое творчество не подлежит взвешиванию, ибо не существует меры. Каждый человек исключительно индивидуален, и, если он что-то творит – это есть отражение его единственности. В частности, если мы возьмем чьи-то стихи, то они всегда найдут своего ценителя, которому те будут близки.

Если мы попытаемся ввести какие-то правила и рамки в творчество, мы его тут же уничтожим. Но это не означает, что нет градаций на великих людей и не очень. Однако эту оценку дает лишь время. Помнишь, ты мне сказал, что Мессала сравнил меня с Тибуллом? Это обычный дилетантский подход политика. Как правило, политики считают себя всезнайками, и допускают возможным для себя поучать и оценивать других. Возможно, этим и сладка власть? Поэтому я считаю, что невозможно одновременно быть и хорошим поэтом, и хорошим политиком. А ты, Пилат, как я понял, хочешь стать политиком.

– Вот и ответ на мои стихи! – без пафоса сказал Пилат. – Я это учту.

– Такое впечатление, что ты на меня обиделся! – ответил Овидий. – Но ты, видимо, не совсем поверил в то, что я высказал по этому поводу. Повторю еще раз: я не даю оценок стихам. Как другу скажу, что мне сипатичны твои стихи, и я готов познакомиться и с остальными твоими стихами.

– Спасибо, Овидий! – сказал Пилат. – Если это и произойдет, то лишь по возвращении домой. Хотя, честно говоря, не думаю, что я вообще сохраню их. Сейчас, когда я прочел одно из них истинному поэту, то понял, насколько они слабы.

– Но каков смысл сжигать уже созданное нечто? – удивился Овидий. – Допустим, что все остальное, написанное тобой, действительно не выдерживает критики. Критики – с литературной точки зрения. Но стихи пишутся сами по себе, они отражает твое душевное состояние на конкретный жизненный момент. Для будущего – это археология твоего «я». Не ты – так твои потомки будут находить в них свои черты. Не только внешние!

Постояв еще немного на палубе, друзья спустились в каюту, чтобы уничтожить еще одну ночь.

И вот на горизонте появилась Иоппия. Чувствовалось, что у всех приподнятое настроение. Овидий с Пилатом стояли на носу либурны и любовались процессом приближения порта к ним. Овидий заговорил первым:

– Пусть сколь угодно много говорят моряки, что они не могут жить без моря, но все-таки, они всегда ждут с вожделением берег. Ты взгляни на их лица!

– Возможно, любовь к морю, со всеми невзгодами и опасностями, и определена ожиданием этого волнующего момента, что ты вновь вернулся на берег. Часто процесс ожидания какого-либо важного события куда более эмоционален, чем сам свершившийся факт, – заключил Пилат.

– Особенно, когда этот факт связан с первым свиданием! – согласился Овидий.

Либурна вошла в порт и аккуратно причалила к пирсу. Получив разрешение капитана сойти на берег, Овидий и Пилат, вместе с командой либурны, вступили на землю. Они решили попрощаться с Марком Флавием и поблагодарить его за все, чтобы потом отправиться в Иерусалим, и терпеливо ждали, когда тот подойдет к ним. Но капитан, сойдя на берег, направился в здание порта. Ждать пришлось достаточно долго. Наконец Марк Флавий, выйдя из здания порта, подошел к ним и, не дав им начать говорить, сказал:

– Господа! Мне было приказано помочь вам добраться до Иерусалима, используя возможности нашего флота. Здесь, в порту Иоппии, представительство нашего ведомства обеспечит это поручение, обращайтесь к ним. Они предоставят коней, на которых вы доберетесь до пункта назначения. Что касается обратного возвращения в Рим, то мы отплываем через 10 дней, и мне приказано вас принять на борт, если вы к этому времени закончите ваши дела. Пожалуй, это все. Было приятно с вами познакомиться. Желаю удачи!

– Большое спасибо за все! – ответил Овидий. – Надеюсь, что мы в любом случае встретимся и продолжим наше знакомство.

Мужчины пожали друг другу руки, и Марк Флавий пошел в сторону своей либурны.

– Я никогда не был военным и не стремился им стать, но мне импонирует их четкость в работе. Видимо, это качество прельщает многих молодых людей, которые стремятся на военную службу, – сказал Овидий, обращаясь к Пилату.

– Действительно, это так! – согласился Пилат. – Но не только это, а и многое другое. В частности, у них есть чувство превосходства над обычными гражданами, поскольку появляется, пусть и небольшая, но власть. Да и во время службы многие вопросы решают за тебя другие, что бывает весьма удобно. Одно из таких удобств сейчас предоставлено нам. Спасибо Мессале!

Как и было обещано Марком Флавием, командование местным гарнизоном предоставило Овидию и Пилату коней для поездки в Иерусалим. Более того, им был дан сопровождающий из римских легионеров, который обеспечивал их охрану и выполнял обязанности адъютанта. К вечеру они добрались до Иерусалима, и адъютант их привел в крепость Антония, где стоял римский гарнизон. Хотя им и предложили остановиться в крепости, Овидий с Пилатом предпочли жить в гостинице. Добравшись до желанных кроватей, оба друга, не раздеваясь, легли на них и долго молчали. После длительного путешествия, они были в состоянии, когда не хотелось ни о чем, ни думать, ни говорить. Пилат на некоторое время даже заснул. Первым задал вопрос Овидий:

Конец ознакомительного фрагмента.