Невидимая Россия - Василий Алексеев

— В чем же оно состоит?

— Это нечто вроде секты, — начал Миша с оттенком превосходства в голосе, — понимаешь, целый большой район в Центрально-Черноземной области объявил, что большевистская власть это власть антихриста, что с ней надо прервать всякое общение. Нашили на одежду кресты, отказываются платить налоги, сдавать хлеб, мясо и другие продукты, ждут, что придет князь Михаил и избавит Россию от безбожной власти.

— Ты сам там был и всё это видел? — недоверчиво спросил Павел.

— Был и видел! — даже обиделся Миша. — Уже начинаются процессы. Как всегда, хотят выявить руководителей, уничтожить головку, а затем передушить и всех остальных.

— А почему же они называются Федоровцами?

— Этого я хорошо не знаю. Очевидно, в распространении этого учения главную роль сыграл какой-то Федор.

Павел задумался. Отовсюду доходили неясные, неопределенные, но настойчиво повторяющиеся сведения о волнениях в деревне. — Неужели назревает общий взрыв? — подумал он с болью в сердце, — а мы не то что руководить и подготовить, а и узнать во время ни о чем не можем!

— Есть у тебя там свои? — спросил Павел.

— Никого.

— Как же ты ездил?

— Так вот и ездил — сел на поезд да и поехал. Я еще раньше слышал, что там что-то творится. Приехал, походил по селам и установил, что это не выдумка, а так и есть.

— А кресты нашитые видел?

— Конечно, видел!

— А говорил с ними?

— То-то и дело, что с ними особенно не поговоришь — всем чужим не доверяют. Ты думаешь, там мало агентуры шляется! Ведь это открытое неповиновение, этого, знаешь, как боятся большевики!

— Надо еще туда съездить, — сказал Павел.

— Конечно надо, да без денег не очень поедешь. Ведь чтобы что-то сделать, надо пожить, а для этого нужны деньги, которых у нас с тобой нет. Кроме того, сами они к себе не примут, а устроишься, скажем, в каком-нибудь городке около, «товарищи» сейчас же заинтересуются — зачем приехал и чем занимаешься? Я уже об этом думал, — не так оно просто…

Глава девятая

АЛЕША ЖЕЛТУХИН

С тех пор, как Павел, по рекомендации Григория, познакомился с Алешей Желтухиным, они очень подружились. Алеша представлял из себя странную смесь женственности, лени, доброты, уравновешенности, ума и выдержки. Каждое воскресенье Павел заходил за Алешей, чтобы вместе идти к обедне. Павел привык приходить в церковь к началу и стоять до конца. Алеша любил утром поспать.

— Я за тобой больше заходить не буду, — говорил каждую субботу Павел, — ты просыпаешь.

— Не сердись, — отвечал Алеша, смотря на рассерженного друга бархатными карими глазами, — вот увидишь, не просплю!

— Ну, хорошо. Только если проспишь, это будет в последний раз.

— Хорошо, хорошо, — соглашался Алеша.

На другой день Павел заходил и заставал приятеля в постели.

— Свинья! — говорил он яростно.

— Ну, не сердись… зачем понапрасну нервы трепать? Мы сейчас кофе выпьем… — Алеша сладко потягивался, зевал и, наконец, медленно поднимал худое, гибкое тело с мягкого матраца.

Никакими упреками невозможно было вывести его из благодушного состояния.

В комнату входил отец Алеши, такой же стройный, тонкий и широкоплечий, как сын, только еще выше и красивее.

— А, Павлик! — говорил он, улыбаясь в седую бороду. — А мой, как полагается, опять проспал: вчера с Джеком до двух часов ночи прогулял.

Джек был черный доберман, принадлежавший Алешиной сестре Наталии Михайловне, жившей в той же квартире с мужем и дочерью.

— Я сейчас уйду! — говорил Павел, но уже начинал чувствовать, что гнев и возмущение его тонут в ласковости и невозмутимости Алеши.

Алеша подходил к старинному мраморному умывальнику, занимавшему всю середину комнаты, наливал воду в громадный белый таз из такого же громадного кувшина и начинал медленно, с удовольствием мыться, фыркая и по временам оборачивая на друга мокрое, блаженно ласковое лицо. Павел снимал пальто и садился, всё еще время от времени чувствуя приступы возмущения.

— Я даю тебе пятнадцать минут на сборы и потом ухожу…

Алеша начинал медленно вытираться мохнатым полотенцем. В это время отец приносил из кухни кофейник и горячее молоко — Михаил Михайлович и Алеша вели свое, отдельное от Наталии Михайловны хозяйство. В тот момент, когда проходило двадцать минут, Алеша кончал одеваться и наливал приятелю стакан кофе.

— Ну вот, опять злится! Сейчас выпьем кофе и пойдем… — говорил он необыкновенно убедительным голосом.

Отец Алеши считался настолько крупным специалистом, что его приглашали на самые важные заседания в ВСНХ.

— А почему бы нам не использовать Михаила Михайловича для организации в виде консультанта? — спросил как-то Павел Алешу.

Алеша задумался.

— Видишь ли, я никогда не говорил отцу о том, что мы что-то предпринимаем, а сказать по совести, и не могу этого сделать. Мы для него еще слишком молоды и неопытны. Таких людей, как он, можно привлекать только уже к большому, хорошо организованному делу. Он, как и всё наше старшее поколение, слишком осторожен. Сам посуди — все мои дяди расстреляны, у нас было 17 обысков, папа сидел 5 раз по несколько месяцев и освобождался только потому, что без него пока что обойтись не могут. Нет, с ним сейчас говорить не следует.

Алешина сестра появлялась редко. Когда Павел увидел ее в первый раз, у него екнуло сердце так же, как при первой встрече с Натой. Наталия Михайловна вошла в комнату Алеши на минуту, чтобы проститься с отцом перед отъездом на дачу.

— Познакомься — это новый товарищ Алексея, — сказал Михаил Михайлович с любовью глядя на дочь.

Она подошла, чуть-чуть изгибаясь при движениях, как тростинка, колеблемая ветром, и протянула длинную породистую руку.

— Алешины друзья — мои друзья, — сказал звучный, глубокий голос.

Павлу показалось, что он уже давно знает эту изящную и, вместе с тем, такую простую женщину. Поздоровавшись с Павлом, она подошла к отцу, обвила его шею, поцеловала в лоб и выскользнула в дверь, оставив в комнате ощущение ласки и свежести.

Алеша учился в сельскохозяйственной академии и Павел сразу поручил ему не выполненное Мишей Каблучковым задание по проверке группировки Золотарева. Алеша учился с Золотаревым на разных факультетах, встречался редко и поэтому было решено отложить это дело на неопределенное время — впредь до получения достаточной информации. Алеша оказался прекрасным, способным работником. Григорий не ошибся, сведя его с Павлом: психологически Алеша стоял ближе к кругу Павла, чем к кругу Григория. Очень скоро он настолько вошел в работу, что заменил отставленного Михаила Каблучкова, и Павел познакомил Алешу с Николаем. Все вместе разрабатывали план так называемого закрепления набранных Григорием людей. Для этого специально разыскивали у букинистов и собирали необходимую литературу. Принцип неупотребления листовок, брошюр и книг совсем нелегальных сохранился попрежнему. Но и среди полулегальных, не допускаемых только в общественные библиотеки книг, можно было найти достаточно материала. Помимо Достоевского, Соловьева, Булгакова, Челпанова и других писателей идеалистов, была подобрана историко-политическая библиотечка. В нее вошли три тома «Истории революции и гражданской войны в описании белогвардейцев» — издание, составленное посредством подбора выдержек из эмигрантской литературы, тенденциозно подогнанных, но всё же дающее отрывки по 20–30 страниц из мемуаров Милюкова, Керенского, Краснова, Деникина и других бывших государственных деятелей и генералов. Кроме того, Павел и Алеша систематически скупали все переводы мемуаров, относившихся к Первой Мировой войне. Всё это давало обильную пищу для самообразования и развития политического мышления. Надо сказать, что эта литература не особенно читались группой Григория, зато несколько групп Павла и Николая систематически проглатывали книгу за книгой. Была разработана целая система чтения для обработки лиц с разными интересами и кругозором. С некоторыми, совсем равнодушными к религии, начинали даже с «Исповеди» Л. Н. Толстого, другие углублялись уже в святоотеческую литературу.

Наша задача состоит в том, — думал Павел, — чтобы создать костяк организации. В благоприятный момент он моментально обрастет массами. Массовые организации теперь немыслимы, но отобранные группы, законспирированные друг от друга, составленные из людей честных, твердых и самоотверженных, с простой, короткой программой, свободные от партийной узости и находящиеся в тесной связи с народом, в благоприятный момент могут очень быстро развернуться в общенациональное движение. Самое главное приобрести опыт, получить образование и остаться на высоте в моральном отношении.

Глава десятая