Екатерина Фурцева. Женщина во власти - Сергей Сергеевич Войтиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку Екатерина Алексеевна его не перебивала, Михаил Авксентьевич решился на заявление о том, что уникальные предприятия, и прежде всего завод имени Лихачева, не должны вообще подчиняться управлениям Московского совнархоза.
Вместо стандартного заключительного слова по докладу Фурцева сочла целесообразным ответить на ряд вопросов, заданных в записках, которые передали в президиум заседания. Авторов большинства записок интересовала судьба их ведомств. Екатерина Алексеевна старалась давать четкие ответы, однако проявляла осторожность, поскольку реформа только набирала обороты, а предсказать, в какую сторону повернет ее инициатор, неугомонный Никита Сергеевич, было нереально. Будучи руководителем, Фурцева дала поручения конкретным управленцам «в короткий срок подготовить предложения»[105] для их последующего обсуждения в МГК КПСС.
Из общей массы ответов первого секретаря МГК КПСС следует выделить три.
Первый — о взаимоотношениях совнархоза и Московского совета. По объяснению Фурцевой, Московский совет будет иметь возможность заслушивать на сессиях, на заседаниях Исполкома доклады и сообщения о работе промышленности[106].
Второй — о целесообразности воссоединения Москвы с Московской областью, создания Московского экономического района. Екатерина Алексеевна не могла быть в курсе длительных дискуссий двадцатых годов, по итогам которых в 1929–1931 годах Москву выделили в самостоятельную административно-хозяйственную и партийную единицу в составе Московской области. Однако, будучи опытным управленцем, Фурцева не могла не понимать, что воссоздание административно-территориального монстра нежелательно, поскольку у Московской области годовой валовый выпуск промышленной продукции составлял 54 млрд рублей, а у Москвы — 61 млрд рублей. Промышленность города имела настолько сложную структуру, что ею никак нельзя было руководить из Подмосковья.
— Можно таким объединением принести не пользу, а ущерб такому большому экономическому району, — справедливо заметила Екатерина Алексеевна.
Третий — об укреплении существующих и установлении новых связей между заводами. Фурцева напомнила: в ходе обсуждения перестройки руководства промышленностью и строительством на пленуме ЦК, на заседаниях Президиума ЦК и Президиума Совета Министров обращалось особое внимание на необходимость сохранения существующих связей между заводами.
— Если мы сейчас начнем ломку, [будем] перестраивать отношения, мы можем нанести очень серьезный ущерб народному хозяйству[107].
Екатерина Алексеевна подчеркнула: как только будут обнаружены проявления местничества, отказ от поставок или любая несанкционированная сверху перестройка управления народным хозяйством, Московский горком партии немедленно войдет в Совет Министров с ходатайством о пресечении местнических проявлений[108].
Как установил Е. Ю. Спицын, 26 апреля на заседании Президиума ЦК КПСС В. М. Молотов, Л. М. Каганович и Е. А. Фурцева в очередной раз говорили о поспешности принимаемых по вопросу о сов-нархозах решений, а на заседании Комиссии по вопросу о реорганизации управления промышленностью и строительством, прошедшем через день, заместитель председателя Госэкономкомиссии А. Н. Косыгин, председатель Госплана Н. К. Байбаков, министр строительства СССР Н. А. Дыгай, министр нефтяной промышленности СССР М. А. Евсеенко, и.о. министра лесной промышленности СССР И. Е. Воронов и другие участники заседания резко выступили против отраслевых министерств и создания совнархозов[109].
В мае 1957 года, как и ожидалось, Верховный Совет СССР принял закон «О дальнейшем совершенствовании управления промышленностью и строительством». Согласно этому документу, отраслевой принцип управления промышленностью и строительными организациями заменялся территориальным, а значительная часть союзных и республиканских министерств хозяйственного профиля упразднялась. В Москве постановлением Совета Министров РСФСР от 1 июня 1957 года образовали Совет народного хозяйства Московского городского экономического административного района. Это была мощная административная структура, которой подчинялось в итоге не 20, а 24 отраслевых промышленных управления[110]. Численность административно-управленческого персонала аппарата этого совнархоза была утверждена в количестве 3 тыс. штатных единиц, в том числе состоящих на бюджете — 730 единиц[111]. Впоследствии в данный закон вносились отдельные изменения, однако суть его длительное время оставалась неизменной.
Указ Президиума Верховного Совета СССР о дополнениях Закона СССР «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством». 5 июля 1960 г. [РГАЛИ]
На активе Московской городской парторганизации 2 июля 1957 года Фурцева констатировала, что сотрудники министерств, узнав о предстоящей реорганизации, еще с начала года фактически перестали работать. И все же в промышенности удалось достигнуть «значительных» результатов. Екатерина Алексеевна рассказала, что рост промышленной продукции был предусмотрен в 7,1 %, притом за пять месяцев 1957 года ее выпуск увеличился на 10 %, хотя именно в то время «министерства не осуществляли своего руководства, а экономические районы еще не были созданы»[112]. Из данного пассажа следует, что в действительности наши заводы не очень-то нуждались в лишних руководящих инстанциях. Собравшиеся на актив, прекрасно это поняв, начали оживлённо шушукаться. Фурцева, почувствовав колебания атмосферы, не преминула заметить: из сказанного вовсе не следовало, что не надо было создавать экономические районы.
— Наоборот, создание новой системы управления промышленностью вскроет новые источники и возможности, позволит сделать еще больший скачок вперед, — подчеркнула Екатерина Алексеевна. Однако вряд ли этой ремаркой обманула себя и своих товарищей по партии.
В данном случае следует признать, что в ЦК и МГК КПСС Фурцева поддерживала инициативы «неугомонного Никиты Сергеевича» с известной осторожностью и старательно минимизировала издержки от его непродуманных решений во вверенном ей столичном регионе.
Глава 5. На подавлении «антипартийной группы» в Президиуме ЦК
Весной — летом 1957 года в руководящем ядре ЦК КПСС (главным образом в узкой группе членов Президиума) активно обсуждали вопрос о путях «усмирения», или, если по Сталину, «обуздания» Хрущева. Первый секретарь ЦК КПСС, как некогда Ленин и Сталин, фактически ограничил доступ к важнейшей информации товарищей по Президиуму ЦК, приходивших на заседания Президиума, скажем так, без предметного знания материала.
Какой-либо компромисс стал невозможным после нарушения Хрущевым большевистского кодекса omerta в кулуарах 1-го Всесоюзного съезда советских художников (до него подобным образом отличился в далеком двадцать пятом году на XIV съезде РКП(б) — ВКП(б) Григорий Зиновьев, подвергнутый серьезной критике Сталиным, Бухариным и их сторонниками). На обеде в присутствии около 300 писателей, художников и их жен Никита Сергеевич умудрился завести разговор о внутренней жизни партии, о разногласиях с Молотовым и т. п., причем Хрущев даже заявил при этом:
— Кто против линии партии, [того мы] сотрем в порошок.
Товарищи Хрущева по Президиуму о возникавших в ЦК и его Президиуме разногласиях никогда за пределами Президиума себе рассказывать не позволяли, а потому справедливо сочли выступление Никиты Сергеевича «недопустимой вольностью»[113].
На 18 июня было назначено заседание Президиума ЦК КПСС — под самым благовидным предлогом: для обсуждения вопросов, связанных с предполагавшейся поездкой членов Президиума на празднование 250-летия Ленинграда (юбилей Северной столицы действительно праздновался в 1957 году, на
