Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

— Что вы планируете делать, Леонид Иванович? — спросила Зорина, внимательно глядя на меня.

— Еду в Москву. Сегодня же. Нужно разобраться на месте, предоставить наркомату реальные данные о работе промысла. Показать, что наши методы дают результат, несмотря на всю «нестандартность».

— А промысел? — Рихтер выпрямился в кресле. — Кто будет руководить в ваше отсутствие?

— Вы, Антон Карлович. Временно передаю вам все полномочия, — я достал из ящика стола заранее подготовленный документ. — Главное сейчас нефтепровод. Он должен быть полностью закончен к моему возвращению. Это наш решающий аргумент.

Рихтер кивнул, принимая доверенность:

— Сделаем все возможное, Леонид Иванович. Но что, если в Москве успеют протолкнуть решение до вашего прибытия?

— Не успеют, — я позволил себе улыбку. — У меня есть определенное влияние в наркомате. К тому же, наши экономические показатели лучшее доказательство правильности выбранного пути. Петр Николаевич, — обратился я к Лапину, — подготовьте полный отчет о поставках и закупках за последний квартал. Мне нужны точные цифры, показывающие экономию средств.

— Уже работаю над этим, — Лапин постучал карандашом по папке. — Особенно впечатляюще выглядят данные по снижению себестоимости после запуска мини-ТЭЦ. И экономия на транспортных расходах благодаря узкоколейке.

— Отлично. Мне понадобятся последние результаты анализов нефти. От Островского. Особенно данные о содержании ценных фракций после переработки.

— Берите все. Нам нужны веские доказательства превосходства нашей технологии.

Я встал из-за стола, давая понять, что основная часть совещания окончена:

— У нас мало времени. Поезд отходит через четыре часа. До отъезда проверю все ключевые объекты.

— Я распоряжусь насчет автомобиля, — Лапин поднялся. — И подготовлю все необходимые документы к вашему возвращению с обхода.

Когда Лапин и Рихтер вышли, мы остались наедине с Зориной. Она подошла ближе, понизив голос:

— Леонид, я беспокоюсь. Там не остановятся перед самыми грязными методами.

— Знаю, — я взял ее руку. — Но другого выхода нет. Если не поеду сейчас, через неделю здесь будут чужаки, и все наши достижения пойдут прахом.

— Сколько тебя не будет?

— Трудно сказать. Неделя, может больше. Все зависит от ситуации в наркомате.

Мария сжала мою ладонь:

— Береги себя.

— Обещаю, — я улыбнулся. — Готовь промысел к весне. К моему возвращению буран должен утихнуть. И в Москве, и здесь.

Мы вышли из кабинета вместе, но уже официально начальник промысла и главный врач, сохраняя необходимую дистанцию на людях. За оставшиеся до отъезда часы я успел проверить ключевые объекты промысла.

Нефтеперерабатывающая установка работала стабильно, выдавая продукцию высокого качества. На строительстве нефтепровода Рихтер организовал усиленные смены. Бригады трудились с удвоенной энергией, понимая важность момента.

Лапин подготовил внушительную папку документов. Экономические отчеты, сравнительные таблицы себестоимости, графики добычи.

Особое место занимали расчеты, доказывающие рентабельность наших экспериментальных методов. Глядя на цифры, даже самый придирчивый ревизор должен признать успешность промысла.

Островский передал запечатанный ящичек с образцами нефти и продуктов переработки, а также подробные химические анализы. Наша высокосернистая нефть, которую многие считали непригодной, после обработки по методу химика давала великолепные результаты.

Прощание вышло коротким. Рихтер, пожимая руку, негромко произнес:

— Держитесь там, Леонид Иванович. Мы все сделаем, как договорились.

— Верю, Антон Карлович. Держите промысел, что бы ни случилось, — ответил я, глядя в его усталые, но решительные глаза.

С Зориной мы простились почти официально, лишь короткий взгляд выдавал наши чувства.

Черный ГАЗ-А ждал у крыльца штаба. Мой верный Роман за рулем, Глушков рядом с ним. Для охраны и на всякий непредвиденный случай.

Зимняя дорога до станции заняла почти три часа. Снег скрипел под колесами, тусклое солнце скупо освещало заснеженные просторы.

На маленькой станции унылый перрон припорошил свежий снег. Поезд Казань-Москва опаздывал на сорок минут из-за метели на перегоне.

Я коротал время в промерзшем зале ожидания, перебирая документы и мысленно репетируя предстоящие разговоры в наркомате.

Наконец, паровоз подал протяжный гудок, возвестив о прибытии. Пассажиров оказалось немного.

Зимой мало кто решался на дальние поездки. Глушков помог занести чемодан с документами и сумку с личными вещами в купе, проверил надежность замков.

— Будьте осторожны, Леонид Иванович, — произнес он на прощание. — В Москве сейчас… непросто.

— Знаю. Телеграфируйте, если что-то серьезное на промысле.

Поезд тронулся, медленно набирая скорость. Я остался один в купе, рассчитанном на четверых пассажиров. Проводник, суровый мужчина в форменной шинели, принес кипяток для чая и свежую «Правду».

За окном расстилалась белая равнина, изредка прерываемая линиями лесопосадок и редкими деревеньками. Зимняя, суровая, бескрайняя земля.

На второй день пути в моем купе появился попутчик. Невысокий мужчина лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной седеющей бородкой. Он представился инженером Варшавским, командированным из Грозного в Москву для участия в технической комиссии.

— А вы, позвольте спросить, тоже по нефтяным делам? — поинтересовался он, заметив мою сумку с наклейкой промысла.

Я не видел смысла скрывать очевидное:

— Да, руководитель Татарского опытного промысла. Еду с отчетом в наркомат.

Глаза Варшавского оживились:

— Так это вы тот самый Краснов? Наслышан, наслышан! Говорят, вы творите настоящие чудеса с высокосернистой нефтью.

Разговор потек сам собой. Варшавский оказался опытным нефтяником старой школы, знавшим производство до мельчайших деталей. Он с интересом расспрашивал о наших методах, особенно о системе очистки нефти от серы.

— В Грозном таких результатов и не снились, — признался он. — А что в наркомате говорят?

— Еду выяснять, — уклончиво ответил я.

Варшавский понимающе кивнул:

— Тяжелые времена, товарищ Краснов. В Москве сейчас напряженная атмосфера. Особенно в технических кругах. Все перестраховываются, боятся брать ответственность.

— Конкретней можете сказать? — поинтересовался я.

Инженер понизил голос:

— Ходят слухи, что готовится большая чистка в управленческих структурах наркоматов. Все ищут вредителей где только можно.

Эта информация заставила меня задуматься. Похоже, ситуация в столице сложнее, чем я предполагал. Не просто аппаратные интриги, а что-то более серьезное.

Постукивание колес убаюкивало, но сон не шел. Я готовился к битве, не зная еще, насколько серьезным окажется противник.

Утром третьего дня поезд прибыл на Ленинградский вокзал.

Из приоткрытого окна купе морозный московский воздух принес запахи паровозного дыма, угольной гари и странный, новый для меня аромат — свежей типографской краски. Перрон пестрел красными плакатами и лозунгами, которых стало заметно больше с моего последнего визита в столицу.

Я собрал документы в потертый кожаный портфель, застегнул сумку с образцами нефти и первым вышел из вагона.

Головачев стоял у газетного киоска, делая вид, что изучает свежий номер «Известий». Мышкин курил чуть поодаль, прислонившись к колонне.

Они заметили меня одновременно, но не бросились навстречу, как бывало раньше. Головачев неторопливо сложил газету, Мышкин затушил папиросу о подошву ботинка.

Что-то в их поведении насторожило меня сразу.

— Леонид Иванович, с прибытием, — негромко произнес Семен Артурович, пожимая мне руку. Его круглое лицо, обычно приветливое, сейчас выглядело осунувшимся. — Машина ждет на площади.

Мышкин ограничился коротким кивком, молча забрал у меня сумку и повел к выходу. Только когда мы проходили под гулкими сводами вокзала, он произнес, почти не разжимая губ: